– Заглохни, сука!

– Нехорошо, земляк, – улыбаясь, громко сказал ему Сергей. Он надел печатку на палец и сунул руку в карман дорогого пальто.

– Чё? – заорал охранник, двигаясь на него. Сергей увидел капли пота на лбу и секунду разглядывал их, думая о том, что печатка сидит на пальце как надо – не жмёт и не болтается. Потом достал из кармана пистолет и выстрелил охраннику в лицо.

10 минут

Они сидели в остановившемся трамвае и передавали друг другу бутылку коньяка.

– Плохо получилось, – сказал Андрей. Он попытался улыбнуться, но нижняя челюсть прыгала и лицо белело с каждым глотком. – Неохота так умирать.

– Может, всё-таки учения?.. – возразил Димка, но тут же осёкся.

– Жаль, что не доехали до Пашки. У него сейчас как раз все собрались. День рождения, дым столбом, наверно…

– Думаешь, легче было бы?

Андрей подумал.

– Нет, – сказал он. – Не легче. Ладно, давай ещё по глотку. Закусывай, торт всё равно не довезём.

Он посмотрел в окно.

– Гляди, живут же люыыыди.

На перекрёстке высокий человек в пальто расстреливал чёрный джип. Каждый раз он тщательно и долго целился – похоже, очень хотел сшибить выстрелом антенну, но у него никак не получалось. Расстреляв патроны, он махнул рукой и облокотился на капот.

– Приехали, – усмехнулся Димка. Он сделал глоток коньяка и поморщился.

9 минут

– Давно хотел тебе сказать… – Он закончил щёлкать пультом с одного шипящего пустым экраном канала на другой и оставил телевизор в покое.

– Что? – вяло отозвалась она.

– Никогда тебя не любил. Надо было тебя ещё тогда, в Крыму, утопить. Подумали бы, что несчастный случай.

– Сволочь! – Она ударила его по щеке. Перехватив руку, он резко выкрутил её. Когда жена завизжала и согнулась от боли, погнал её к открытому балкону, сильнее выгибая локоть.

– Не надо! – Она попыталась уцепиться длинными ногтями за дверной косяк. Ноготь сломался и остался торчать в щели.

Он выбросил её с балкона, сам еле удержавшись у перил. Посмотрел, как тело шлёпнулось на асфальт, – звука было не слышно, всё перекрывали сирены.

Закурил. Десять лет уже не чувствовал вкуса сигаретного дыма, потому что так хотела жена. Выдохнул, затянулся глубже.

8 минут

Люди бежали по улице – в разные стороны, кто куда. Натыкались друг на друга, падали, кричали и ругались. Один только нищий смирно сидел у забора, кутаясь в драный плащ. Шапку, в которой бренчала какая-то мелочь, давно запинали на другую сторону тротуара, но он за ней не торопился. Замер, вздрагивая, опустил нечёсаную голову.

– На тебе, – кто-то бросил на колени нищему пистолет с оттянутым назад затвором, – я сегодня добрый. Один патрон там ещё остался вроде. Сам разберёшься.

Нищий не поднял голову, исподлобья проводил глазами ноги в чёрных джинсах, мазок пыли на штанине. Смахнул пистолет на асфальт, завыл тихо, раскачиваясь из стороны в сторону. Рядом, осторожно косясь блестящим взглядом, опустился голубь, клюнул какую-то крошку.

7 минут

В кинотеатре кого-то убивали, толпа пинала ворочающееся под ногами тело, возившее по полу разбитым лицом.

– Не смотри. – Он ласково взял её за подбородок, повернул к себе, поцеловал в губы.

– Я и не смотрю. – Она храбро пожала плечами, хотя видно было, что напугана.

– Я тебя не брошу, – сказал он тихо.

– Что? – Девушка не услышала, заткнула уши, громко закричала: – Как эти сирены надоели! Я тебя совсем не слышу!

– И не слушай! – крикнул он в ответ. – Я тебя всё равно не отпущу!

– Правда?

– Конечно!

Несколькими секундами позже их застрелил заросший грязной щетиной нищий, у которого откуда-то оказался пистолет. В обойме было всего два патрона, и нищему не хватило, чтобы застрелиться самому.

– Твари! Чтоб вы сдохли! – Он кричал ещё долго, но его никто не слушал, только двое парней в пустом трамвае рядом руками ели торт.

6 минут

– Ты так быстро всё сделала, – сказал он, – спасибо, Маша… И сирен этих почти не слышно.

– Молчи, – строго приказала человеку в кровати высокая женщина, – тебе говорить нельзя.

– Теперь-то уж что толку? – хрипло засмеялся-закашлял он. – Чудная ты, Маша. Так и будем врачей слушаться?

Она заботливо подоткнула ему одеяло, сама села рядом, глядя на острый профиль в полумраке комнаты.

– Маша, – он снова зашевелился, поднял голову, – почитай что-нибудь?

Ей не нужно было тянуться за книгой и включать свет. Еле шевеля губами, почти беззвучно, она начала:

– Я не то что схожу с ума,

 но устал за лето.

За рубашкой в комод полезешь,

и день потерян.

Поскорей бы, что ли, пришла зима

и занесла всё это –

города, человеков,

но для начала зелень…

5 минут

– Мама, нам долго здесь сидеть? – спросил из глубины молчаливо дышащего вагона детский голос.

– Тихо. Сколько скажут, столько и будем сидеть, – шикнула женщина.

И снова все затихли, только дышала толпа – как один смертельно раненный человек.

– Выйдем на перрон? – спросил машинист своего сменщика.

– Зачем? В кабине хоть не тесно. А там сейчас сплошная истерика, особенно когда эскалаторы отключили.

Машинист прислушался.

– Вроде тихо. – Он пожал плечами.

– Это пока. Ты погоди ещё немного.

– Да скоро будет уже всё равно, сам знаешь. Мы же на Кольцевой. Здесь всё завалит.

– Это точно.

Не сговариваясь, оба закурили.

– Прямо пилотом себя чувствую, – сказал сменщик. – Как будто самолёт падает и уже чуть-чуть осталось. Только на покурить.

– Самолёт, метро – то же самое, только без крыльев, – попытался пошутить машинист.

Оба невесело посмеялись. Потом сменщик щёлкнул тумблером, и фары поезда погасли.

4 минуты

За углом кто-то играл на гитаре, нестройный хор старательно вытягивал слова песни. Саша поднялся по тёмной лестнице на верхний этаж дома. Сначала ему показалось, что на лестничной площадке никого нет, но потом он услышал тихий плач у двери, обитой красным дерматином.