В 1929 году Владимир Хадыка, уже как поэт с именем, перебирается из сельской глубинки на постоянное местожительство в Минск, где устраивается на работу секретарём в журнал «Полымя». С самого начала и до конца он остаётся «молодняковцем», хотя печатается не только в «Молодняке», но и в «Узвышшы» и в «Полымi».
Конец 1920-х – начало 30-х годов проходит в Белоруссии под знаком борьбы с «нацдемовщиной». Уже к 1929 году многие видные представители белорусской интеллигенции были обвинены в разделении идей национал-демократизма и сняты с занимаемых должностей. В 1930 году начинаются массовые аресты.
Владимира Хадыку крупные неприятности пока обходят стороной. Он продолжает писать и публиковаться. В 1923 году выходит в свет его второй поэтический сборник «Избранные стихи». Единственная пока неприятность – уход из «Полымя», что лишает его гарантированной зарплаты и заставляет жить «с пера». Выручает переводческая деятельность. Переводит в основном советскую классику: пьесы М. Горького, роман М. Шолохова «Тихий Дон».
В 1935 году Владимир Хадыка издал свой последний сборник стихов «Радостные будни», который, как и два первых, был негативно воспринят тогдашней критикой. В стихах поэта она увидела только «мистификацию каких-то неочерченных ощущений с акцентацией на смысловую невыразительность». Но короче всех в критическом запале высказалась писательская газета «Лiтаратура i мастацтва», которая в 1935 году заявила со своих страниц: «Хадыка – идеалист-агностик».
Это было уже довольно опасное обвинение.
Но было и другое мнение. Известный советский поэт Николай Асеев, прочитав сборник Хадыки «Радостные будни», увидел в его стихах «синим мелом начертанные молнии» и «поиски слов-откровений». Об этом он сказал с трибуны Третьего пленума правления ССП, который проходил в феврале 1936 года в белорусской столице, и добавил к сказанному: «Когда я читал его стихи, я чувствовал, что в них звучат определённые возможности обновления моего языка новыми поэтическими средствами…»
Арестовали Хадыку 26 ноября 1936 года, а 5 октября 1937 года он был приговорён к десяти годам лагерного срока. Погиб Владимир Хадыка в мае 1940 года при строительстве железной дороги недалеко от Байкала, раздавленный обломками взорванной скалы.
Реабилитация пришла к поэту посмертно, 29 декабря 1954 года. В 1956 году, после двадцатилетнего забвения, вышли и «Избранные стихи» Владимира Хадыки. Его стихи снова появляются в поэтических сборниках и хрестоматиях, а сам поэт по праву занимает своё достойное место в белорусской литературе.
Иван БУРСОВ
Сноп овса
Мать сказала: ты б осоки
Для телят нажал, сынок…
Колыхал камыш высокий
Над рекою ветерок.
Мать сказала: ты побольше
Натолкай в мешок травы…
Луг на небо был похожий
От небесной синевы.
Мать сказала: коль телята
Не съедят – домой неси…
Жали за рекой девчата
Недожатые овсы.
За осокою в погоне,
Обошёл я лог и луг…
Но паслись там ночью кони,
Вытоптали всё вокруг.
Я искал домой дорогу, –
Где цветы и где роса…
К материнскому порогу
Я принёс и сноп овса.
1927
***
Я разобрал свой старый дом,
Я сжёг его гнилые стены.
Пыль снов, осевших в доме том,
Развеял пеплом по вселенной.
Мглу жалости душа кляла,
Крушила жертвенно надгробье.
И жалко было мне села
И музыки ржаной охлопья.
И ныла даль дорог в костях,
Хотелось под родную крышу.
Жгла боль, что в каменных стенах
Я звучных песен не услышу.
Что не гонять уже коней
Мне вместе с хлопцами в ночное…
И оттепели зимних дней
Дом обойдут мой стороною.
И вёсны с росами в тени,
И отблеск летних дней на камне
Мелькнут и сгинут, как слепни,
Отныв забывшимся преданьем.
***
Дремучей пущи очертанья,
И тишину её, и гром,
Её секреты и преданья,
Вобрав, перемелю нутром.
Двор дедовский перелопачу,
Сквозь пальцы землю пропущу…
О чём молчал народ незрячий –
Я в полный голос прокричу.
За грани дум по древним вехам
Уйду под стрехи дымных хат…
За тенью мне своей не бегать,
Стихами не хмелить девчат.
Ведь все мои признанья – это
Всего лишь отзвуки греха…
Найти подругу – для поэта
Трудней, чем образ для стиха.
Стыд, не отзывчивый на ласку,
Замрёт средь вдохновенных струн –
И никакой тогда острасткой
Не снять поэзии колтун.
Уж лучше так, не из-под палки,
Идти к чему-то напролом,
Когда все змеи и русалки
Уснут, – и я забудусь сном.
Осыплюсь долу желтолистьем,
И ветер по моим следам
Просвищет горлом голосистым
Стихами с кровью пополам.
Тогда свою с добычей торбу –
Со всем, что накопилось там, –
Я мастеру отдам другому,
Другому сердцу передам.
1932
***
Под озябшей, безлистой осиной
На снегу комья мёрзлой земли,
А вокруг клочья шерсти ослиной, –
Её ветры сюда нанесли.
Подбегали украдкой шакалы,
Волки выли на свежий песок…
Их звериная гордость пропала,
И клыки отслужили свой срок.
Разбежалась вся хищная стая,
Своих судей суровых кляня, –
Чтоб не видеть последнего стана,
