Дик нудно и долго перечислял правила, обязательства и основные пункты Кодекса.

На шее Коннован блестят мелкие капельки пота, и на висках тоже, на лбу. Она больна? Или все-таки нервничает, а веселость и нетерпение - показные, чтобы скрыть нервозность?

Наверное. Белая рубашка почти сливается с белой кожей, белые волосы подвязаны кожаным шнурком, а черные глаза смотрят куда-то вверх. На потолок? Рубеус тоже посмотрел. Ничего нового - обычный потолок, утопающий в электрическом свете, вообще-то там звезды нарисованы, но лампы будут помощнее любых звезд и поэтому роспись удается рассмотреть лишь при выключенном свете.

- Прошу секундантов осмотреть оружие.

Мика деловито - имидж требует - вертит клинок в руках, а Фома долго не решается прикоснуться к бархатному футляру. А потом вынимает ятаган с опаской. Забавно, дуэльную пару подарил Карл, сказал, что пригодится, и снова оказался прав. Пригодились, только вот не для того боя, на который Рубеус рассчитывал.

- Претензий не имею. - Говорит Мика.

- Ну… я, наверное, тоже. - Фома робко улыбается и пожимает плечами. - Они ведь одинаковые, правда?

Ему не отвечают.

- В таком случае, если претензий к качеству оружия у секундантов нет, то считаю данную пару пригодной для проведения поединка. Дуэлянтов прошу принять оружие.

Они подходят одновременно, и Рубеус уступает право выбора Коннован. Она маленькая, едва-едва по плечо ему, а волосы слегка вьются. Раньше он этого не замечал.

В ее руке ятаган смотрится еще более нелепо, чем бокал с вином. А пара удобная, красивая, сизо-голубой булатный узор, изящный изгиб лезвия, длинная рукоять, обмотанная кожаным шнуром.

- Тяжеловат, - жалуется Коннован неизвестно кому и, пробуя пальцем лезвие, добавляет. - Острое, это хорошо.

- Для чего хорошо?

- Просто хорошо. Удачи тебе.

- И тебе.

Дик благоразумно отходит в сторону, но подавать сигнал к началу поединка, не спешит. Скорей бы… время разлетается пулеметной лентой секунд, которые замирают, не долетев до цели. Еще один мирный вдох.

Ата-кару… поединок равных. Бой ради боя… закрыть глаза, вдохнуть прохладный воздух, ощутить, как каждая клеточка тела наполняется силой. Ее не много и не мало, в самый раз, чтобы победить.

Он знает, что победит. И Коннован тоже это знает. Тогда почему?

Все мысли потом.

После боя.

Коннован

Вдох, выдох и между ними два удара: нет, не сердца - оно бьется само по себе - а дуэльных ятаганов. Сталь звенит, дрожит, возмущаясь непочтительным к себе отношением. Сталь поет и требует крови.

Ай, ни черта она не требует, это же просто кусок железа, на который я экстраполирую собственные эмоции. Экстраполирую - умное слово. И длинное. Еще на четыре удара, которые я едва-едва успеваю отбить.

Правильно, нечего думать о посторонних вещах во время поединка.

Ата-кару, единство духа и тело, предел сосредоточенности… нет у меня сосредоточенности. И духа нет. Что же касается тела, то оно действует совершенно самостоятельно, даже жутковато как-то.

У моего противника жесткая манера и еще более жесткий взгляд, которого я избегаю с тем же усердием, что и ятагана.

Похоже на танец. Раз - клинок-змея стремится к сердцу… два - отступаю, и змея жалит пустоту… три - атакую, но тут же отступаю снова. Со стороны, наверное, красиво, а я начинаю уставать, но нужно держаться, еще немного, совсем немного…

Раз - болезненная царапина на левом предплечье, я не успела уклониться.

Два - еще одна, на сей раз чуть повыше колена.

Три - пытаюсь ответить тем же, но мой противник уворачивается. Он ведь быстрый. И сильный. Я тоже так смогу, но не долго.

Раз-два-три - кровь шумит в ушах.

Раз-два… сердце захлебывается, еще немного и… ну же, быстрее, еще быстрее…

Раз и… еще один пропущенный удар и новая рана, я знаю, что она есть, хотя и не чувствую боли. Осталась за пределами круга. Мне нужно сосредоточится, очень нужно…

Сосредоточиться и прибавить скорость. Вдох. Еще один вдох. И еще… а теперь резкий выдох и сердце послушно останавливается.

Спасибо, маленькая Тора, за фокус. У меня есть пятнадцать секунд свободного полета в мире, лишенном времени.

Теперь вперед, быстро, сильно, чтобы по-настоящему, чтобы убить… отплатить… за все… атакую, снова атакую и опять, заставляя противника отступать. Шаг за шагом, удар за ударом. Ну же, соберись… вот так. Отвечай мне. Давай, та же скорость, та же сила, то же стремление убивать.

Ата-кару - бой равных.

Три секунды. Рубеус переходит от защиты к атаке. Защищаюсь и… две секунды. Клинок-змея, сверкнув серебряной чешуей, падает вниз - врешь, ты не станешь бить оттуда. А вот если снизу вверх да наискось. Подплужный отножной справа, никакой хитрости, одна сила. Отбить просто, но…

Одна. Широкое лезвие приближается медленно. Я вижу роспись по булату. И слепые блики на белом полу. И широкий перстень с черным камнем. Время накатывает валом, но я успеваю разжать пальцы.

Этого достаточно. Сталь, в очередной раз столкнувшаяся со сталью не встречает сопротивления. Моя сабля летит куда-то в сторону, а дальше… опять больно. Хорошо, что это - последняя боль в моей жизни.

В правильном исполнении подобный удар способен пробить кольчугу. У меня нет кольчуги, только рубашка, кожа, ребра и треклятые сердца, которые, наконец, перестанет ныть.

Молодец Рубеус, хорошо натренировался, до полного автоматизма… эфес торчит чуть ниже левой ключицы, а сама рана похожа на полумесяц. Красивый такой, длинный… полумесяц на глазах раскрывается, выпуская потоки жемчужно-белой крови.

Странно.

А свет здесь чересчур яркий… снова слепну… падаю, и раздраженное лезвие глубже впивается в тело… ну и пусть. Мне уже все равно…

Вот только света здесь слишком много. Неудобно умирать, когда вокруг столько света.

- Зачем ты это сделала? - спрашивает кто-то.

Затем, что устала. Но отвечать тяжело, и я закрываю глаза, а когда открываю снова, вижу Тору.

- Так нельзя, - говорит она. - Это не по правилам.

Свет сгущается, плотный и тяжелый, давит, ни вдохнуть, ни выдохнуть, когда сфера схлопнется, я умру.

- Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять… - сфера, сжавшись в одну ослепительную точку, гаснет, и я остаюсь в полной темноте… - Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой… Говорю же, возвращайся…

Фома

Он сразу должен был понять, что задумала Коннован. По взгляду, по загадочной улыбке, по тому, как рассматривала, взвешивала клинок, будто прицениваясь.

Смерть выбирала. Когда-то давно в далекой жизни, запутавшись среди полузабытых обид, он тоже пытался решить проблемы подобным образом. Должен был понять, увидеть, почувствовать, но мешало беспокойство за Ярви, и мысль, что зря он согласился.

Только вот как отказаться было? Его ведь даже не спросили, Дик просто появился и передал «просьбу» явиться в Хельмсдорф, лишь во дворе замка Фоме объяснили, что от него потребуется. Секундант… Голос и тот удивленно присвистнул, отчего виски заломило знакомой болью. Из-за боли Фома и пропустил тот момент, когда еще можно было отказаться от чести столь высокой, чересчур высокой для обыкновенного человека.

Потом был зал и свет столь ослепительный, что вся вокруг - и потолок, и стены, и рисунок на полу - растворялись в нем; насмешливая Мика и тяжелый клинок, который норовил выскользнуть из пальцев. Кружевной платок измученным облаком опускающийся на пол, и тут же болезненный скрежет столкнувшихся сабель, полузвон-полуплач. Хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать, и глаза закрыть, но Фома продолжал смотреть. Танец теней в потоке света, полет-паденье, остановившийся мир и тот единственный удар, который получилось увидеть. Даже не сам удар, а улыбку Коннован и то, как дрогнув, разжались пальцы, отпуская рукоять сабли. Замерший вместе с остальным миром клинок Рубеуса, выскользнув из безвременья, не встретил преграды.