"Ребёнок" умел пить и не пьянеть. Ещё в редакции «Колымки», когда непьющий редактор даже крякнул, — он терпеть не мог пьющих и поощрял только тех корреспондентов, кто поддерживал рубрику "Пьянству — бой!" — когда Фарли, как бы между прочим, опрокинул себе в горло пару тонких стаканов, наполненных доверху коньяком, и не было даже заметно, что он прикладывался к бутылке, Перевеслов не выдержал, наклонился к Кучаеву:
— Видел?
— Видел. Могучий человек! После такой дозы меня бы выносили со святыми упокой!
— А, может, он того, — заметил редактор, — может он шпион!? Может его специально в ихнем КеГеБе специальными таблетками нашпиговали? Чтоб не пьянел!?.
— Ну что вы, Иван Иваныч…
Своими мыслями поделиться редактор и с Семёном Куриловым, но тот ответит резко — сам был под хмельком:
— Я эту недоваренную утку жевать не стану!..
Временами Фарли словно уходит в себя, задумывается. А его руки, огромные руки грузчика или портового рабочего, опускаются вдоль тела и замирают. Лишь кончики пальцев нервно шевелятся.
Рядом с Фарли — его молодая жена Клер. Или — Клэр! Клер — художница. Иллюстратор книг своего мужа. Молродая женщина откровенно скучает и даже за маской приличия не может скрыть этого. Чувствуется, вот-вот она заплачет, глядя на бесконечную тундру с темными пятнами немногочисленных тордохов и однообразных оленьих морд.
Фарли это нервирует. Он то и дело оглядывается на неё и Клер ловит его взгляд, улыбается, подёргивает плечиками, дескать, ни о чём не волнуйся, Фарли! Я люблю тебя, родной и любимый мой и ради тебя вытерплю и не такое!..
Но проходит время и улыбка у Клер вновь исчезает — облака закрывают солнце.
А Фарли… Фарли ищет воможность, чтобы рассеять облака, чтобы вновь вернуть улыбку на прекраснейшее лицо жены!
Этот огромный краснобородый медведь неожиданно рычит, становится на корточки и ползёт по прессованному снегу к жене, на ходу прикладываая то одну руку, то другую к сердцу.
Клер, подыгрывая, — видно в эти игры они тренировались дома, в Канаде! — тоже падает на колени и ползёт навстречу. Сблизились. Потёрлись носами.
— Я люблю тебя, Клер!
— Я тебя тоже очень и очень люблю, Фарли!
— А я тебя очень даже преочень!..
Оленеводам нравится игра этих взрослых детей. Улыбаются и дети — их миндалевидные глазки посверкивают как у диких песцов. Они, как и Клер, тоже влюблены в этого «ведьмедя». Но в отличие от взрослых оленеводов, ребятня, подражая Фарли и Клер, вдруг вся очутилась на коленях. Ползут навстречу друг другу. Мычат как телята!
— Му, му, Саша!
— Му, му, Акулина!
— Му, му, Костя!
— Му, му, Валентина!..
В их мычании тоже выражена любовь друг к другу и общая — к Фарли.
Фарли Моуэт понимает это. Хохочет. Потом поднимется во весь свой аг-ро-мад-ней-ший рост, — поднимаются вместе с ним Сашеньки, Валюнчики, Петюнчики и прочие Косюнчики! Фарли рычит — ну вылитый бурый медведь-шатун! — достаёт из кармана целлюлоидный шарик-мячик для пинг-понга, показывает.
Предвкушая продолжение, смеются оленеводы, смеётся ребятня, заливисто хохочет Клер. Фарли держит шарик на ладони, поворачивается, чтобы все увидели — вот он! И…
— Гэх!
Вырывается победный клич из широкой груди краснобородого и мяч — вот оно чудо волшебства! — исчезает с ладони. Был и…нет!
— Гэх!
Фарли вытягивает его из уха Клер.
Семён Курилов наклоняется к Максиму Кучаеву.
— Шаман. Настоящий шаман. У меня в романе такой же будет.
— Назови его Фарли Моуэтом! — советует Максим.
— Зачем? У него давно имя есть: Муостоях Уйбаан — великий якутский шаман. Что делал?..У него живой заяц за пазухой появлялся… Из пустого мешка куропаток вытаскивал… Великий шаман!..
— Наш Арутян Акопян сто очков форы дал бы вашему Уйбаану!
— Однако, как знать, как знать…
А Фарли показывает фокусы, а Фарли продолжает отпускать шутки… Пристально смотрит на Клер, словно хочет ей сказать: ты же видишь, я работаю. Такая у меня работа писательская, без которой я не могу существовать. Ты же умница, Клер, ты же — художник. Работай, пожалуйста, и ты. Не скучай дорогая!
Клер — женщина умная — понимает немой разговор. Улыбается, а потом хохочет, показывая всем ровные белоснежные зубы, набирает горсть сухого от морозов снега и суёт Фарли за ворот меховой куртки.
— Прости, Фарли! Я больше не буду отвлекать от работы своим скучающим видом, Фарли! Мне хорошо с тобою, Фарли! Мне с тобою всегда хорошо!..
Женщина — всегда загадка! Надо было с ней так просчитаться!
Эх, Семён, Семён! Эх, Юрий Рытхэу, Юрий Рытхэу! Эх, Максим Кучаев, Максим Кучаев! Именно вы убедили меня — устно и письменно! — что Клер "просто скучающая бабёнка"..
Клер Моуэт — не скучающая особа, а удивительная художница и писательница, по силе таланта равная своему мужу — если талант вообще можно измерить!
Я сегодня, Семён, многое про неё знаю, и Юрий Рытхэу знает и лишь ты, мой дорогой Сёма Курилов, не знаешь, — я не могу послать тебе талантливую книгу Клер Моуэт "Люди с далёкого берега" на тот свет — люди ещё не придумали способа доставки. Там и про тебя, Семён Курилов написано. С любовью написано. Но это будет потом, а сейчас…
Говорит любовные слова, Клер, но, проходит совсем немного времени и снова Клер, — она ещё не научилась скрывать своих чувств! — в задумчивости чертит ножкой узоры на прессованном снегу…
Семён Курилов начинает нервничать, глядя на скучающую красивую женщину, он переживает за Фарли Моуэта.
— И-и эх! Прокачу! — неожиданно кричит Курилов. — Господин иностранец, хватай в охапку свою госпожу, — Семён вскочил на нарты, запряженными тремя оленями и выдернул кол, накрепко вбитый в вечную мерзлоту, не давая олежкам сбежать в тундру — Поспешай!
Переводчик ему тотчас перевёл.
Фарли могучими руками приподнял Клер и кинулся вместе с нею на зов Великого Юкагира. Семён взмахнул руками, гикнул и олени, набрали скорость.
— Гок! Гок! Хэ-эк! Гэ-эй! Гэ-э-э-эй!..
Сделав большой оборот, ловко увёртываясь от кочек, то и дело появляющихся из ничего, Семён Курилов остановил разгоряченных оленей у самого тордоха — откуда отъехал туда и приехал!
Фарли столкнул смеющуюся Клер прямо в снег, сам скатился, а Семён вбил кол в нарты.
Отдышавшись, Фарли спросил, смеясь:
— У меня хороший слух, мистер Курилов, что-то вы кричали по моему адресу?
— Однако, я кричал: гок! гок! гэ-эй! — усмехнулся Курилов.
— Это мне и без перевода понятно, но до меня доносились и другие слова. Сильно нас ругали!?
Семён расхохотался:
— Я действительно кричал: расступись белое безмолвие, юкагир-коммунист везёт иностранных господ по социалистической тундре!
Фарли сделался серьёзным:
— Сразу вношу правку в твой будущий роман, мистер Курилов. Ты возил по тундре не представителя партии из капиталистической страны, а писателя Фарли Моуэта и его жену-художницу Клер Моуэт!
Подошла Клер и Фарли сразу переменил разговор. Хохотнул, разразился пулемётным хохотом, дёрнув при этом себя за огненную бороду.
— Приглашаю в Канаду!.. Приглашай, Клер, это у тебя здорово получается!
Красавица Клер улыбнулась и неожиданно для Курилова и для подошедшего ближе Юрия Рытхэу упала на колени, в мольбе приподняв свои руки с тончайшими пальцами:
— Мистер Курилов, — не вставая с колен, она поклонилась Семёну и повернулась к Юрию Рытхэу и тоже поклонилась, — мистер Рытхэу, мы с мужем приглашаем вас посетить нас в Порт-Хоупе…
"Мистер Рытхэу" посетил дом Моуэтов и описав его, разрешив мне «стибрить» у него описание этого лучшего путешествия, что я и сделаю, когда засяду вплотную за роман.
"Мистер Курилов" не смог, — в отличие от Рытхэу, он числился в неблагодёжных — коммунист Семён Курилов не прошёл бы собеседование с Обкомом Коммунистической партии.
— Приглашение принимаем, — чуть ли не в унисон ответили два "мистера".
Фарли рассмеялся:
