На базе после осмотра врачами ему дали еще две недели поваляться в госпитале, подлечить раненое плечо. Он хотел остаться в армии, но на медкомиссии ему сказали что он более негоден к строевой. После ранения у него часто болело плечо, что ограничивало подвижность руки. Госпитальный врач в госпитале для миротворцев сказал, что Фишеру страшно повезло остаться в живых после такого ранения, и, особенно, лечения. Через месяц с небольшим после освобождения его комиссовали, и отправили домой, в Германию. Немалую роль в становлении нацистских взглядов Фишера сыграло именно увольнение из армии. Ему нравилось служить, это была настоящая мужская работа. А на "гражданке", помыкавшись месяца три, поискав сначала работу по специальности (а до армии он работал автомехаником высшего разряда на заводе BMW), и не найдя ничего по своей квалификации, он "сел" на "социал" (пособие по безработице). В общем-то, можно было устроиться механиком в какую-нибудь частную автомастерскую, но там платили гроши на старт, а это его не устраивало. К тому же, ему страшно не по душе было работать с иммигрантами, которых было пруд пруди среди автомехаников в таких местах. Школьный приятель, работавший в департаменте соцобеспечения, помог ему "сесть" на неплохое пособие, как военнослужащему, раненому на службе. Потеряв стержень, Фишер стал "прожигать" жизнь, шляясь по кабакам и борделям. Однажды, после кутежа в кабаке он с приятелем отправился к девкам, в бордель "маман" Изабель. Изабель, эмигрантка из Испании, сама поначалу была проституткой; и прошла через все круги в своем деле, прежде чем открыла свой бордель. У нее работали, в основном, иммигрантки-нелегалки; и в основном, из Восточной Европы. С ними было проще, они не смели никому жаловаться, будучи сами на птичьих правах. Ему приглянулась одна новенькая симпатичная шлюшка по имени Алиса, как оказалось, из Украины. Она была хороша собой, еще не затаскана, и неплохо владела техникой секса. Но когда он стал переходить через грань оговоренного, и проявлять садистские причуды, ей это не понравилось, и она прямо высказала ему. Фишер тогда был в изрядном подпитии, а в нем он часто зверел без особой на то причины. Непокладистость украинской шлюхи подействовала на него, как красная тряпка на быка. Он сильно ударил ее по лицу, разбив ей в кровь губу. Она стала кричать, звать на помощь. Он тогда вообще рассвирипел, и сильно врезал ей кулаком в живот. Она осела на пол, ловя воздух ртом, как рыба на суше. От боли она как-то неестественно ухмыльнулась, что напомнило ему ухмылку пленного полевого командира, столкнувшего его в грязь. В мозгу его как-будто сорвало какой-то стоп-кран, и он стал бить ее ногами куда придется, в том числе и по голове. Остановился только тогда, когда она затихла, уже не закрываясь от ударов. Он присел, дотронулся до нее; она не пошевелилась, и не издала ни звука. Повернув ее окровавленную голову, он наткнулся на ее остекленевший взгляд. Тут до него дошло, что он… убил ее. Он моментально протрезвел от ужаса, но вовремя взял себя в руки. Пока никто не обнаружил, надо было заметать следы. Он схватил полотенце, смочил его, и наспех стал вытирать свои отпечатки там, где мог их оставить сегодня. К счастью, они только начали, и он не успел пооставлять их во многих местах. И заплатил он вперед, и наличными, а не кредиткой, так что тут его отследить не смогут. Вытерев все за собой, он внимательно осмотрел комнату на предмет своих личных вещей. Нет, все его было при нем. Можно было уходить. Он уже открыл дверь, но тут вспомнил, что внизу сидит охранник. В его обязанности входило проверять, все ли осталось в порядке после ухода гостей. Так скоро быть "засвеченным" не входило в планы Фишера, и он решил поискать другой путь. Открыв окно, он обнаружил, что совсем рядом, метрах в двух, слева по стене проходит пожарная лестница. Если сильно оттолкнуться ногами и прыгнуть, запросто можно допрыгнуть до ее обратной стороны. Надо только не промахнуться в полутьме, и схватиться за ступеньки. А дальше, перебирая руками, уже нетрудно было добраться до перил лестницы, и перелезть на ее пролет. Он вылез на подоконник, примерился, и, сильно оттолкнувшись, прыгнул. Армейская сноровка не подвела, он схватился за стальную перекладину точно в том месте, где планировал. Но тело по инерции качнулось маятником вперед, и он сильно ударился правым коленом о перекладину пониже. Застонав от дикой боли в колене, он восстановил равновесие, и стал переползать, вися на руках, к перилам лестницы. От напряжения заныло раненое плечо, но он уже добрался до перил. Зацепившись еще и ногами, он перелез через перила на рабочую сторону лестницы. Спустившись с четвертого этажа, ему пришлось спрыгнуть на землю, повиснув на руках, но это были уже мелочи. Встав на ноги, он побежал, прихрамывая, к себе. Надо было забрать вещи из маленькой квартирки, которую они снимали вдвоем с приятелем, бывшим сейчас в отъезде. Тут его осенило: а что, если… "мадам" вызовет полицию, а они "потрясут" Вернера, его приятеля, который пришел в бордель с ним?! Всем остальным Вернер, конечно же, догадается наплести, что он не знает его, что они только познакомились, и тому подобное. Но тут он припомнил разговор с этой… как ее бишь, Алисой. Когда они сидели внизу в баре, потягивая дешевое винище, она проболталась, что не может съездить домой проведать больную мать, так как она нелегалка. А раз так, то Изабель не станет вызывать полицию, ей ни к чему проблемы с властями из-за нелегалок. Алису уже все равно не вернуть, а других ее девочек депортируют, и заведение прикроют. Сама же она в лучшем случае отделается очень крупным штрафом. Изабель, скорее всего, постарается поскорее и тихо избавиться от трупа. Надо только не шляться к ней больше. Но Вернера на всякий случай все же надо предупредить. Он достал мобильник, набрал номер Вернера. Тот долго не брал телефон, видимо, еще был в борделе. Наконец он отозвался:
— Слушаю!
— Ты еще там? — спросил Фишер. Ему только что пришло на ум, что не надо называть в разговоре ни имен, ни упоминать о борделе. На всякий случай, если дело дойдет до полиции, и они подымут записи его переговоров.
— Да, но уже собираюсь уходить! А что? — спросил Вернер.
— И хорошо! Быстро собирайся, и вали оттуда! Ни с кем ни о чем не заговаривай! Я буду тебя ждать в парке, что возле Фридрихаллее, на скамеечке возле фонтана! Это очень срочно! — быстро протараторил Фишер, и выключил мобильник.
LVIII
Корабль был на последней трети пути до Земли. Уже пора было начинать тормозить, а то можно и "промазать" мимо орбитальной станции. Маневр торможения начинался с разворота челнока на 180о. Затормозить в космосе можно только поменяв вектор тяги двигателей на противоположный, то есть развернувшись задом наперед. Потом маршевые двигатели включались на определенное время на полную мощность, а на последнем этапе сближения со станцией компьютер постоянно корректировал время их работы и пространственное положение корабля. Для разворота надо было сначала выключить все маршевые двигатели, так как иначе они уведут корабль в сторону от расчетной траектории. Импульс для разворота сообщали шесть небольших маневровых химических реактивных двигателей, разбросаных на носу и корме корабля. Перед разворотом надо было еще раз убедиться, что насосы в системе охлаждения магнитов двигателей первого кластера работают, и справляются с повышенной нагрузкой. Командир приказал дежурной смене еще раз протестировать все насосы на разных режимах, в том числе и на повышенных оборотах. Все насосы прошли тест успешно.
— Отключить подачу азота во все маршевые двигатели! — скомандовал командир.
— Есть отключить подачу азота! — ответил дежурный инженер. Каждый кластер двигателей питался от своей группы баков. Инженер, ткнув несколько раз пальцем в монитор, вывел крупно схему подачи топлива в двигатели, и перекрыл вентиль сначала третьего, потом первого кластера. Следующими были отключены "геликоны" — СВЧ-генераторы, своего рода мощнейшие микроволновки, разогревающие азот до состояния высокотемпературной плазмы. Теперь требовалось несколько минут на "продувку" двигателей, как это называлось на профессиональном слэнге инженеров, когда магнитное поле "выдувало" остатки плазмы из рабочих камер двигателей. На камерах видеонаблюдения было видно, как струи плазмы, истекающие из сопел двигателей, утоньшались и укорачивались, пока не исчезли совсем. Наконец, вся плазма была "выдута", и инженер доложил об этом командиру. Командир разрешил выключить питание магнитов всех двигателей, на чем процедура выключения двигателей заканчивалась. Прокачку азота через радиаторы магнитов не выключали, т. к. после завершения маневра разворота двигатели предстояло снова включать. Такая строгая отчетность во всех действиях инженера перед командиром может показаться человеку несведущему занудством, но это было абсолютно оправдано. Инженер, конечно же, и сам знал всю процедуру, но… порядок есть порядок. Командир — единственный человек на корабле, отвечающий за всех и за все. Перепутай кто-то что-то (все мы делаем иногда ошибки, даже элементарные), и последствия для всех на корабле могут быть самые серьезные. Поэтому и есть на корабле командир, в чьи обязанности входит и контроль, и взятие ответственности за действия подчиненных.
