Следующим в процедуре маневра торможения был собственно разворот корабля. Небольшие корректирующие двигатели, самые обычные химические реактивные двигатели, включались на короткие интервалы времени. Всего их было одиннадцать, и расположены они были так: три стояли на корме корабля в виде трехлучевой звезды, плоскость которой была перендикулярна осевой линии корабля, соплами наружу по радиусу от осевой. Еще три были установлены на носу такой же звездой, но повернутой относительно кормовой на 60о. Они создавали поперечный разворачивающий импульс. Включая одновременно три (например, один на носу; и два, образующих с ним звезду — на корме; либо наоборот) двигателя, можно было быстро развернуть корабль вокруг центра масс. Еще две пары противоположно направленных двигателей стояли в диаметрально противоположных точках на внешней окружности дискового щита, в котором располагались топливные баки и реакторы. Эти двигатели создавали осевой вращающий импульс, чаще всего такой маневр был необходим при причаливании к станции. И еще один стоял в группе со всеми маршевыми, прямо на оси корабля, в центре круга, образованного всеми остальными двигателями. Это был стартовый двигатель, используемый для "отчаливания" от орбитальной станции и первоначального разгона; а также для торможения на участке ближнего сближения со станцией. Он был заметно больше и мощнее остальных корректировочных, и его назначением было удаление корабля на безопасное расстояние (около 300 км), на котором можно было уже включать маршевые двигатели.
— Запуск программы выбора кормовых и носовых корректирующих двигателей! — скомандовал командир. Инженер смены запустил программу, автоматически выбирающую и запускающую корректирующие двигатели. Компьютер с помощью спутниковой навигационной системы определял положение корабля в пространстве, и выбирал тройку двигателей, включение которых разворачивало корабль без отклонения от заданной траектории. В этот раз компьютер включил один двигатель на корме и два на носу. Колонки цифр на мониторе, определяющие координаты корабля в пространстве, замелькали меняющимися значениями. Трехсотпятидесятитонная махина начала медленно разворачиваться вокруг своего центра масс. В конце маневра для компенсации разворачивающего импульса и фиксации корабля на прежнем курсе включилась пара двух незадействованных в начале маневра двигателей на корме и один на носу. Корабль замер. Весь разворот занял минуту и восемнадцать секунд, что может показаться неправдоподобным. Тем не менее, это было так, потому что в космосе ведь нет никакой среды, препятствующей таким маневрам. Корабль слегка сместился с курса из-за небольшой инерционности двигателей и погрешности вычислений компьютера. С разрешения командира инженер ввел новые текущие значения, компьютер обработал их и выдал величины и знаки коррекции по курсу и тангажу. Корректирующие двигатели опять отработали, включившись на одну-две секунды, и корабль встал на прежний курс. Теперь можно было снова включать маршевые двигатели, но уже на обратную тягу, для торможения. Процедура включения, естественно, была обратной по последовательности процедуре выключения. На камере наблюдения стали видны быстро растущие хвосты бело-голубой плазмы, истекающие из сопел двигателей.
— Держать обороты насосов на 85-ти процентах от максимальных! — скомандовал командир дежурному инженеру. При нормально работающих термодатчиках, даже если двигатели оказывались на солнце, обороты насосов редко повышались до 85 %. Теперь же, с потенциально неисправными термодатчиками надо было быть вдвойне осторожными, и держать производительность насосов повышенной. При такой производительности жидкий азот гарантировано хорошо охлаждает магниты, что позволяет создавать нужную конфигурацию магнитного поля, удерживающего плазму в рабочих камерах на безопасном расстоянии от стенок двигателей и управляющего ее истечением.
— Есть держать на 85-ти процентах! — отрапортовал дежурный инженер смены и выставил обороты всех насосов на нужном значении.
Игорь проснулся, как ему показалось во сне, от ощущения переворачивающейся каюты. В момент, когда маршевые двигатели выключились перед разворотом, исчезла та небольшая искусственная гравитация, которая создавалась ускорением, сообщаемым кораблю двигателями. Когда же они снова включились, снова появилось ускорение, но уже противоположно направленное; а с ним опять небольшая гравитация. Под ее действием гамак, в котором он спал, несколько осел и провис на растяжках. От этого он и проснулся. Спальные гамаки были изобретением, пришедшим в космонавтику из военно-морского флота. И там, и здесь они использовались прежде всего из-за недостатка места. Гамак после сна можно было легко отцепить, скатать в скатку, и подвесить так, чтобы он занимал минимум места. Только на флоте спать в гамаке можно было исключительно на спине. В космосе же гравитации не было (либо была очень небольшая, когда корабль летел с ускорением), за счет чего гамак почти не провисал. Кроме того, специальная система растяжек позволяла достаточно плотно натянуть гамак, так что его дно становилось довольно жестким и плоским. К нему крепился спальный мешок, что позволяло спать раздетым, и даже переворачиваться на бок или спину. Хотя, как было замечено, в космосе спящий человек переворачивается гораздо реже, чем на Земле. На Земле, по причине довольно большой силы тяжести, если долго лежать в одном положении, можно отлежать мышцы, стиснутые весом тела. Поэтому мы инстинктивно, часто даже не просыпаясь, переворачиваемся во сне до 60 раз за ночь, когда отлежанные мышцы сигнализируют в мозг. В космосе же, в невесомости мышцы ничем не сдавливались, и можно было проспать, перевернувшись всего с десяток раз. Игорь глянул на Таню, посапывавшую в соседнем гамаке. На ее лице блуждала детская улыбка, оттого оно было особенно прекрасным. Он вспомнил вчерашний день, и довольная улыбка появилась и на его лице тоже. Несмотря на все неудобства занятий сексом в невесомости, вчерашняя вспышка страсти между ними была экстраординарным событием в аскетическом быте астронавтов.
LIX
После удачного бегства из борделя Фишеру пришлось спешно уйти из маленькой съемной квартирки. Он не был до конца уверен в том, что Изабель не поднимет шум из-за убитой шлюшки, или не станет искать его через своих друзей-бандитов. Изабель сожительствовала с одним из главарей бандитской группировки, одноглазым Клаусом. Тот был знаменит жестокими расправами над провинившимися, и не щадил даже женщин и детей. Когда Фишер узнал об этом от своего разбитного всезнающего приятеля, он решил не искушать судьбу; и исчез, взяв с собой только чемодан с самым необходимым. Приятель отвел его в клуб, где обосновались неонацисты. С его рекомендацией Фишера приняли с распростертыми объятьями. Дали ему комнатку в дальнем конце здания, немного денег; и предложили вступить для начала в DJPF, молодежное крыло партии. Фишер после всех злоключений за последний год уже вполне созрел, и, недолго думая, согласился. Как бывшего кадрового военного с боевым опытом его сразу поставили командиром взвода нацистских молодчиков. Молодежный союз имел полувоенную структуру, боевики были сколочены в отделения и взводы по территориальному признаку. Время от времени организовывались поездки в лес на стрельбища, где волчата Брандта оттачивали умение владеть оружием и приемами рукопашного боя. Опыт Фишера оказался востребованным, он сам умело подошел к организации подготовки нацистского молодняка. Его заметили "наверху", и стали продвигать по партийной служебной лестнице. За два с небольшим года он сделал головокружительную карьеру от командира взвода до "югендфюрера", как называлась его нынешняя должность в партии. Помимо таланта организатора в нем открылся также и ораторский талант; и он начал блистать на партийных сборищах, зажигая аудиторию пламенными речами. Авторитет его в партии вырос настолько, что он стал соперничать за верховное фюрерство с самими Брандтом, стоявшим у истоков партии. В партийной верхушке началась междуусобная борьба за власть, ослабляющая позиции партии на политической арене страны. Это тщательно скрывалось от рядовых членов, но руководство высшего и среднего звена было достаточно осведомлено. Когда Глендейлу рассказали об этих распрях, он высказал искреннее сожаление. В самом деле, партия, достигшая немалых успехов стараниями ее высших бонз, в том числе и Брандта с Фишером, теперь их же стараниями откатывалась назад. Пример для подражания в его понимании теперь становился антипримером.