LII

Когда Михаэль упустил плату и пустился за ней вдогонку, он на какое-то время оказался вне поля зрения Игоря и Джека. Пропустила этот момент и дежурная смена, следившая за работающей снаружи бригадой в камеры внешнего наблюдения. Его отсутствие они обнаружили только тогда, когда его страховочный фал отцепился от поручня. А с фалом случилось вот что: когда Михаэль в последний раз перецеплялся карабином, он слишком энергично нажал на его защелку. Пружинка на защелке не выдержала такого нажатия, ведь при -80 °C металл становится хрупким. Она лопнула, и защелка болталась, уже не препятствуя карабину соскользнуть с поручня. От движений фала туда-сюда карабин сместился и отцепился. Когда Михаэль обнаружил, что он уже не прицеплен к кораблю, он секунд на пять лишился дара речи от ужаса. Этого времени оказалось достаточно, чтобы свободный конец фала "уплыл" от корабля метров на шесть. Тут его отсутствие обнаружили Игорь и Джек. Игорь сразу же сориентировался, отцепил свой фал, быстро переместился в конец двигателя, намереваясь прицепиться своим карабином за самую крайнюю точку поручня, и на полной длине своего фала попробовать достать уплывающий фал Михаэля. Но расстояние до него было явно больше пяти метров, а это была предельная длина их страховочных фалов. Игорь окликнул Джека:

— Джек, быстро отцепляйся, и пулей сюда! — и тут же доложил на центральный пост, — Центральный, у нас ЧП! Михаэль отцепился, и сейчас находится метрах в десяти от корабля, медленно удаляясь! Достать его на своем фале не смогу, он уже слишком далеко! Попробую сцепить свой фал и фал Джека! Срочно готовьте "Рокет-Мэна"!*

— Вас понял, сейчас же готовим "Рокет-Мэна"! Доложите сразу же о результатах Ваших действий! — откликнулся центральный пост. Тем временем Джек уже был рядом, протягивая Игорю конец своего отцепленного фала, а другой рукой держась за поручень. Игорь прицепил один конец фала Джека к свободному концу своего, а другой конец — к концу поручня, ближайшему к Михаэлю. С силой оттолкнувшись, он полетел назад по курсу, намереваясь схватить конец фала Михаэля. Вот оба фала, к которым был прицеплен Игорь, растянулись на полную длину. Но фал Михаэля был уже позади, метрах в двенадцати. Вытянув в отчаянной, но, как и сам он понимал, уже бесполезной попытке обе руки к Михаэлю, Игорь от отчаяния буквально зарычал протяжным громким рыком.

— Игорь, Игорь, брось мне конец фала! Брось мне фал! — кричал Михаэль, уже осознающий безнадежность своего положения.

— Фала у меня больше нет, Михаэль! — упавшим голосом ответил Игорь. Тут же он доложил в центральный пост о своей неудавшейся попытке. Надо было возвращаться, Михаэлю он уже ничем помочь не мог. Игорь потянул за фал, перебирая его и приближаясь к кораблю. Добравшись до места, где его ожидал Джек, он отцепил и отдал ему один фал. Бросив взгляд назад, он увидел еле различимую в черноте космоса белую горошину, в которую превратился Михаэль. В наушниках слышался дрожащий призыв Михаэля:

— Не бросайте меня, ради всего святого, не бросайте! Спасите меня-ааа!!!

Тут, возможно, читатели, как следует учившие физику в школе, постараются уличить автора в фальсификации. Как же, мол, астронавт, даже полностью отделившийся от корабля, будет отставать от него, да еще так быстро? В космосе нет воздуха, оказывающего сопротивление предметам. Любой предмет, отделившийся от корабля, должен просто лететь рядом с ним, не отдаляясь. Ведь прямо перед отделением этот самый предмет имел такую же скорость, как и корабль. Даже если учесть, что Михаэль слегка оттолкнулся назад в погоне за упущенной платой, все равно он не должен был так быстро и так далеко отстать от корабля. Все это так, если бы речь шла о корабле с химическими маршевыми двигателями, которые отключаются после вывода корабля на межпланетную траекторию, где корабль летит уже без ускорения. Плазменные же двигатели работают и после вывода, разгоняя корабль до середины пути, после чего начиналась фаза торможения. Корабль движется с ускорением, сообщая такое же ускорение и всем предметам на борту. Но как только что-то отделяется от него, оно перестает получать импульс, сообщаемый двигателями, и начинает отставать. К тому же, прирост этого разрыва увеличивается каждую секунду, потому что корабль движется с ускорением. Поэтому-то Михаэль так быстро и отстал.

— Центральный, вы там что-то делаете с "Рокет-Мэном"?! — раздраженно спросил Игорь.

— Да, он почти готов! Вы закончили с установкой плат? — в свою очередь спросили с центрального поста.

— Мы с Джеком — да; у Михаэля осталась одна неустановленная! — ответил Игорь.

— Надо закончить! У вас остались запасные?

— У меня осталась одна! — сказал Джек.

— Поставьте ее, и возвращайтесь назад! — скомандовали с центрального.

Тем временем в шлюзовой камере шла лихорадочная подготовка к выпуску "Рокет-Мэна". Выяснилось, что по недосмотру техника смены не были заправлены его бачки с горючим и окислителем, хотя он должен был быть в полностью снаряженном состоянии, на случай подобных сегодняшнему ЧП. Заправка требовала около 20 минут, так как требовалось помимо собственно заправки еще отнести скафандр с места хранения до топливного отсека, а потом назад. Потом тому, кому предстояло спасать, требовалось надеть на себя скафандр, выйти в шлюзовую камеру, переждать откачку воздуха, и потом только выходить в открытый космос. На это требовалось еще около 8-10 минут. Как ни торопились все поскорее привести "Рокет-Мэна" в полную готовность, он был готов только через 25 минут. К тому времени сигналы радиомаячка Михаэля, принимаемые на корабле, уже еле-еле различались на фоне галактического радиошума. Тут инженер дежурной смены сказал:

— Командир, не надо посылать "Рокет-Мэна"! Отложите хотя бы на время его выход, а я объясню, почему!

Командир дал команду спасателям задержать на время выход "Рокет-Мэна". Все, кто был в центральном посту, вопросительно уставились на инженера.

— Сигнал радиомаячка Михаэля уже почти не принимается. Это значит, что он на расстоянии не менее 50 км. Это практически предельный радиус полета "Рокет-Мэна". Но, во-первых, даже если он найдет Михаэля, вернуться с ним назад он сможет только при условии, если корабль сию же секунду встанет, как вкопаный. Сами понимаете, что это невозможно, наши двигатели работали все это время, и сейчас работают. Во-вторых, мы не можем дать "Рокет-Мэну" не то что точные координаты Михаэля, а хотя бы направление на него, без сигнала его радиомаячка. На нашем бортовом радаре Михаэль неразличим, ЭПР* его скафандра просто ничтожна. И в оптику на таком расстоянии, да на фоне звездного неба, он неразличим тоже. В тепловизор, я думаю, мы его тоже не увидим. Если послать "Рокет-Мэна", он и Михаэля не найдет, и сам не вернется. Даже если найдет каким-то чудом, мы все равно потеряем их обоих.

На несколько секунд в отсеке установилось тягостное молчание. Потом командир сказал оператору станции слежения:

— Посмотрите в тепловизор назад по курсу! Обследуйте конус градусов в 30 от оси!

Оператор добросовестно просмотрел в тепловизор конус позали корабля в 30о во все стороны от оси. Обернувшись назад, он отрицательно покачал головой, и заметил:

— Даже если бы он был раз в шесть ближе, мы его все равно не различили бы! Скафандр ведь почти не пропускает тепло. У него только лицо через стекло было бы едва различимо на расстоянии до пары километров от силы.

— А если… развернуть корабль, и затормозиться? — задал сам себе вопрос командир. Но тут же сам себе и ответил после краткого размышления:

— Нет, это ничего не изменит! Даже со всеми работающими на полную мощность двигателями на это ушло бы часа полтора. За это время мы разойдемся с Михаэлем на добрую тысячу километров. У него и воздуха не хватит на столько времени. А у нас нет трех двигателей, и еще три не опробованы после ремонта. Это ничего не изменит!