Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В 1860 году Вяземский пишет оду фельдмаршалу А. И. Барятинскому, покорителю Кавказа, восторженный панегирик, полный имперского самодовольства:

«Вас избрал Царь — и глаз державный вождя по сердцу угадал. Ему в ответ, Ваш подвиг славный Его доверье оправдал. Ура Царю! Ура! три раза. Ура! младый фельдмаршал, Вам! Ура! Вам, ратникам Кавказа, Вам, древних дней богатырям».

С 1855 года Вяземский заведует делами печати, возглавляет цензуру. За несколько лет до этого он уже заявляет в печати, что в России «каждое слово есть обиняк» и «журналы наполнены этих обиняков и намеков».

Постепенно князь Петр Андреевич все выше и выше продвигается по государственной лестнице: он получает звание обер-шенка двора, посты товарища министра народного просвещения, сенатора, члена Государственного совета.

* * *

Пройдет восемьдесят четыре года, и Александр Блок с пророческим прозрением скажет:

«Пушкина убила не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха».

Вокруг дуэли - i_025.png

Петр Андреевич Вяземский.

Вокруг дуэли - i_026.jpg

А. П. Брюллов. Василий Андреевич Жуковский

Вокруг дуэли - i_027.jpg

А. П. Брюллов. Александр Иванович Тургенев

Вокруг дуэли - i_028.jpg

Первая страница письма А. Я. Булгакова П. А. Вяземскому «из черновыгравированной, но всегда белокаменной Москвы. 26 января 1837 г.»

Вокруг дуэли - i_029.jpg

Т. Райт. А. Я. Булгаков.

1843.

Вокруг дуэли - i_030.jpg

Н. де Куртейль. Пушкин и Вяземский в Архангельском. Фрагмент.

Вокруг дуэли - i_031.jpg

Г. Г. Гагарин. Бал у кн. М. Ф. Барятинской.

1830-е гг. Акварель.

Вокруг дуэли - i_032.jpg

Великосветский салон.

Акварель неизвестного художника.

1830–1832.

Вокруг дуэли - i_033.png

Князь Александр Васильевич Трубецкой («наикраснейший»).

1870-е гг.

Вокруг дуэли - i_034.png

«Рубль Трубецкого» — поддельный рубль Константина.

Вокруг дуэли - i_035.jpg

П. Ф. Соколов. Графиня С. А. Бобринская.

1827.

Вокруг дуэли - i_036.jpg

Графиня Э. К. Мусина-Пушкина.

Вокруг дуэли - i_037.jpg

Софья Карамзина. Копия с оригинала П. Орлова. Масло.

Вокруг дуэли - i_038.jpg

Неизвестный художник. Д. Н. Гончаров

1835.

Вокруг дуэли - i_039.jpg

Андрей Карамзин.

Литография Л. Вагнера.

Вокруг дуэли - i_040.jpg

А. П. Брюллов. Н. Н. Пушкина.

1831–1832.

Вокруг дуэли - i_041.jpg

Ф. А. Бруни. Пушкин в гробу.

30 января 1837 г.

Вокруг дуэли - i_042.jpg

Церковь Спаса Нерукотворного Образа на Конюшенной площади. Здесь отпевали А. С. Пушкина

Вокруг дуэли - i_043.jpg

Князь А. И. Барятинский. 1830-е гг.

Вокруг дуэли - i_044.jpg

Черновой автограф стихотворения «Смерть Поэта» с профилем Л. В. Дубельта.

1837.

Вокруг дуэли - i_045.jpg

Р. К. Шведе. Лермонтов на смертном одре.

Масло. 1841.

Глава пятая

«НАДМЕННЫЕ ПОТОМКИ». КТО ОНИ?

Итак, попытаемся прикоснуться еще к одной вроде бы неожиданной загадке. Отчего вот уже почти полтора века не затихают литературоведческие споры вокруг хрестоматийного стихотворения «Смерть поэта»? О каких «вопиющих несоответствиях» заявляет Ираклий Андроников, когда пишет о лермонтовском шедевре?

Почему продолжают смущать ученых несогласованность начала и конца, эпиграфа и шестнадцати знаменитых строк прибавления?

Впрочем, не достаточно ли вопросов? Обратимся к известным текстам.

Эпиграф:

Отмщенья, государь, отмщенья!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видели злодеи в ней пример.

Последние шестнадцать строк, прибавление:

А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — все молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он недоступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью —
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!

Итак, что при сравнении бросается в глаза?

Действительно, если в эпиграфе автор, обращаясь к монарху, требует от него проявить справедливость («Отмщенья, государь!.. Будь справедлив…»), то в прибавлении появляется совершенно неожиданное: правды и тем более справедливости ждать в этом мире неоткуда («Пред вами суд и правда — все молчи!..»).

Убийца-чужестранец, казнь которого могла бы послужить в назидание «злодеям», в заключительных строчках превращается в преступников совершенно иного толка, в палачей, исполнителей чьей-то злой воли. И «сень закона», «трон», государство служат этим людям надежным укрытием.

Иначе говоря, убийца становится палачом, точнее, палачами; возможная справедливость на земле оказывается невозможной; наказуемость превращается в ненаказуемость; вместо француза, приехавшего в чужую страну «на ловлю счастья и чинов», в прибавлении появляются «надменные потомки» с сомнительной родословной, чьи отцы прославлены были какой-то «известной подлостью…».

53
{"b":"133668","o":1}