– Что ты предлагаешь?
– Я требую, чтобы ты позвонил в Стокгольм инспектору Яну Бублански. Немедленно.
Инспектор уголовной полиции Соня Мудиг проснулась от того, что зазвонил мобильный телефон, поставленный на зарядку в другом углу спальни. Она взглянула на будильник, который стоял на трюмо, и с грустью отметила, что еще только начало пятого утра. Потом перевела взгляд на мужа, который продолжал мирно храпеть, – даже если начнется артобстрел, он и ухом не поведет. Соня выбралась из постели и нащупала кнопку ответа на телефоне.
«Ян Бублански, – подумала она, – кому же еще быть».
– В районе Тролльхеттана такая катавасия… – Шеф приветствовал ее, игнорируя такие банальные формальности, как «привет!» и «как дела?». – Поезд Х2000 в Гётеборг отходит в десять минут шестого.
– Но что все-таки случилось?
– Блумквист обнаружил Саландер, Нидермана и Залаченко. Его арестовали за оскорбление полицейского, сопротивление и незаконное ношение оружия. Саландер отправили в Сальгренскую больницу с простреленной головой. И Залаченко тоже там же, у него из ноги торчит топор. Нидерман сбежал, убив этой ночью полицейского.
Соня Мудиг дважды моргнула. Она вдруг почувствовала страшную усталость; сейчас ей хотелось больше всего заползти обратно в постель и взять месяц отпуска.
– Х2000 в десять минут шестого. Принято. Что я должна делать?
– Взять такси и отправиться на Центральный вокзал. С тобой поедет Йеркер Хольмберг. Вы свяжетесь с неким комиссаром Томасом Польссоном из полиции Тролльхеттана, который, очевидно, несет ответственность за многое из ночной эпопеи и, по словам Блумквиста, является – цитирую – «редкостным придурком».
– Ты разговаривал с Блумквистом?
– Да. Насколько я понял, он арестован и сидит в наручниках. Мне удалось уговорить Польссона на несколько минут дать ему трубку. Я сейчас еду на Кунгсхольмен[8] и постараюсь разобраться, в чем там дело. Будем держать связь по мобильнику.
Соня Мудиг еще раз взглянула на часы. Потом вызвала такси и быстренько приняла душ. Почистила зубы, коснулась расческой волос, надела черные брюки, черную футболку и серый пиджак. Засунула табельное оружие в рюкзак и на всякий случай взяла с собой темно-красную кожаную куртку. Не успела она выйти из подъезда, как тут же подъехало такси.
Ей не пришлось искать своего коллегу, инспектора Йеркера Хольмберга. Она рассчитывала застать его в вагоне-ресторане – и не ошиблась. Он даже успел взять ей бутерброд и кофе. Они ели молча минут с пять, после чего Хольмберг отставил свою чашку в сторону и сказал:
– Было бы неплохо поменять профессию.
В четыре часа утра из Гётеборга наконец прибыл инспектор Маркус Эрландер из отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями. Он взял на себя руководство, сменив Томаса Польссона, на которого явно навьючили столько заданий, что ему было с ними не справиться. Эрландер, полноватый седой мужчина лет пятидесяти, для начала распорядился снять с Микаэля Блумквиста наручники и предложил ему булочки и кофе из термоса. Они засели в гостиной, чтобы побеседовать – один на один.
– Я говорил с Бублански из Стокгольма, – сказал Эрландер. – Мы знаем друг друга уже много лет. И мы оба сожалеем о том, что Польссон обошелся с вами так бесцеремонно.
– Ему сегодня ночью удалось погубить полицейского, – произнес Микаэль.
Эрландер кивнул.
– Я лично был знаком с полицейским Гуннаром Андерссоном. Он служил в Гётеборге до переезда в Тролльхеттан. У него осталась трехлетняя дочь.
– Очень сожалею. Я предупреждал, но он меня не слушал…
Эрландер снова кивнул:
– Да, я так и понял. Вы даже употребляли крепкие выражения, в результате чего и оказались в наручниках. Ведь это вы доконали Веннерстрёма. Бублански считает, что вы очень въедливый журналист и чокнутый частный детектив, но говорите и пишете по делу… Не могли бы вы толком объяснить мне, что, собственно, происходит?
– Дело в том, что убили моих друзей – Дага Свенссона и Миа Бергман из Эншеде. А еще – адвоката Нильса Бьюрмана, опекуна Лисбет Саландер, который не являлся моим другом.
Эрландер снова кивнул.
– Как вам известно, полиция еще с Пасхи охотилась за Лисбет Саландер, – продолжал Микаэль. – Ее подозревали в тройном убийстве. Для начала я хотел бы решительно заявить, что Лисбет Саландер не виновна в этих убийствах. Она сама стала жертвой.
– Я не имею ни малейшего отношения к делу Саландер, но после всего того, что написано в прессе, очень сложно поверить в ее невиновность.
– Тем не менее это так. Она невиновна, и всё тут. Настоящий преступник – Рональд Нидерман, который сегодня ночью убил вашего коллегу Гуннара Андерссона. А сам он – на побегушках у Карла Акселя Бодина.
– Того самого Бодина, который сейчас лежит в Сальгренской больнице с топором в ноге?
– Чисто технически топора в ноге у него больше нет. Я полагаю, что рубанула его Лисбет. На самом деле его зовут Александр Залаченко. Он – отец Лисбет, а в прошлом – профессиональный киллер из русской военной разведки. Залаченко переехал в Швецию в семидесятых годах и вплоть до крушения Советского Союза работал на СЭПО. После этого он стал бандитом-фрилансером.
Эрландер задумчиво оглядел своего собеседника, который сидел перед ним на диване. Микаэль Блумквист взмок и казался одновременно и продрогшим, и смертельно уставшим. До сих пор его речь казалась связной и убедительной, хотя комиссар Томас Польссон, к словам которого Эрландер особого доверия не питал, предупреждал, что Блумквист несет какую-то околесицу о русских агентах и немецких наемных убийцах, деятельность которых не входит в сферу влияния шведской уголовной полиции. Теперь Блумквист как раз добрался до той части истории, которой Польссон пренебрег. Однако в сточной канаве у дороги на Носсебру действительно лежали двое полицейских – один мертвый, другой тяжело раненный, и Эрландер все-таки готов был слушать дальше. Правда, в его голосе сквозили нотки недоверия.
– О’кей. Русский агент, стало быть…
Блумквист усмехнулся – до него дошло, как нелепо звучит его история.
– Бывший русский агент. Я могу документально подтвердить каждое свое слово.
– Продолжайте.
– В семидесятых годах Залаченко считали шпионом, представляющим особую ценность для Швеции. Он попросил политического убежища, и СЭПО взяла его под свою эгиду. После развала Советского Союза таких случаев было немало, насколько я могу судить.
– О’кей.
– Повторю: мне неизвестно, что именно произошло здесь этой ночью, но Лисбет выследила отца, с которым не виделась пятнадцать лет. Когда-то он настолько жестоко избил ее мать, что она впоследствии стала инвалидом и позже скончалась от полученных травм. Он пытался убить и Лисбет. И он же, не без участия Рональда Нидермана, инициировал убийства Дага Свенссона и Миа Бергман. К тому же он отвечает за похищение подруги Лисбет Мириам By – помните нашумевший «матч» Паоло Роберто в местечке Нюкварн?
– Если Лисбет Саландер пыталась зарубить отца топором, то невиновной назвать ее нельзя…
– Но сама Лисбет Саландер тоже получила три пулевых ранения. Так что, скорее всего, можно утверждать, что она действовала в целях самообороны. Мне вот что интересно…
– Что именно?
– Лисбет была настолько измазана в земле и глине, что ее волосы свалялись в единый комок грязи. Под одеждой у нее было полно песку. Такое впечатление, что она вылезла из могилы. А у Нидермана есть привычка закапывать людей заживо. Полиция Сёдертелье обнаружила две могилы неподалеку от Нюкварна, в лесу рядом со складскими помещениями.
– Уже три – вчера, ближе к ночи, нашли еще одно захоронение… Но если Лисбет Саландер подстрелили и закопали, как же она в таком случае вырвалась наружу, да еще и с топором в руках?
– Я понятия не имею, что произошло, но Лисбет – невероятно сильная девушка. Я пытался убедить Польссона вызвать сюда наряд с собаками…
