– Вот как.
– Инструкция заключается в следующем. В мое отсутствие ты не должна говорить полиции ни слова, о чем бы тебя ни спрашивали. Даже если они станут тебя провоцировать и обвинять в разных проступках. Ты можешь мне это обещать?
– Запросто, – сказала Лисбет Саландер.
После напряженного понедельника Эверт Гульберг так устал, что на следующее утро проснулся только в девять часов – почти на четыре часа позднее обычного. Он пошел в ванную, умылся и почистил зубы, потом довольно долго изучал в зеркале свое лицо, после чего выключил свет и стал одеваться, достав из коричневого портфеля последнюю чистую рубашку и галстук с коричневым рисунком.
Спустившись к завтраку, Гульберг выпил чашку черного кофе и съел тост из белого хлеба с кусочком сыра и ложкой апельсинового джема. Потом выпил большой стакан минеральной воды.
Затем он отправился в холл гостиницы и позвонил из телефонной кабинки на мобильный телефон Фредрика Клинтона.
– Это я. Как обстановка?
– Обстановка непростая.
– Фредрик, как ты справляешься?
– Вполне себе справляюсь. У меня такое впечатление, что прошлое вернулось… Жаль только, что Ханса фон Роттингера нет в живых. Он лучше меня планировал операции.
– Вы с ним всегда были на равных и могли в любой момент заменить друг друга. Что вы частенько и делали.
– Я имею в виду интуицию. Он в этом плане всегда был сильнее.
– Какие новости?
– А Сандберг оказался малый не промах. Мы подключили нештатного сотрудника – Мортенссона. Он выполняет самые разные поручения. Мы уже прослушиваем домашний и мобильный телефоны Блумквиста. Сегодня будем заниматься телефонами Джаннини и «Миллениума». Сейчас изучаем планы офисов и квартир. В самое ближайшее время мы намерены туда проникнуть.
– Ты должен сперва вычислить, где находятся все копии…
– Я уже сделал это. Нам очень повезло. Анника Джаннини сегодня в десять утра позвонила Блумквисту и спросила его как раз о том, сколько всего копий на руках. Из разговора стало ясно, что у Микаэля Блумквиста всего одна. Бергер сняла с отчета копию, но переправила ее Бублански.
– Что ж, отлично. Нам нельзя терять ни минуты.
– Знаю. Но действовать надо одновременно и в разных направлениях. Если мы не изымем все копии отчета Бьёрка разом, то у нас ничего не получится.
– Согласен.
– Задача немного усложнилась, поскольку Джаннини утром уехала в Гётеборг. Я отправил следом за ней команду внештатных сотрудников. Они уже вылетели.
– Хорошо.
Гульберг не мог сообразить, что бы еще сказать, и сделал долгую паузу.
– Спасибо, Фредрик, – сказал он наконец.
– И тебе спасибо. Гораздо веселее заниматься делом, чем сидеть в ожидании почки. Которая до меня так и не дойдет.
Они попрощались. Гульберг расплатился за гостиницу и вышел на улицу. Все сдвинулось с мертвой точки, и главное теперь – не совершить промаха.
Он дошел до гостиницы «Парк Авеню-отель», где попросил разрешения воспользоваться факсом и отправил письма, сочиненные накануне в поезде. Из гостиницы, в которой он останавливался, он решил факсы не посылать. Затем Гульберг вышел на Авеню и решил поймать такси. Здесь он остановился возле урны и разорвал на кусочки снятые с писем фотокопии.
Анника Джаннини беседовала с прокурором Агнетой Йервас пятнадцать минут. Ей нужно было узнать, какие обвинения прокурор намерена выдвинуть против Лисбет Саландер. Но судя по всему, Йервас и сама не знала, как сложатся события.
– Пока я ограничусь тем, что задержу ее за нанесение тяжкого вреда здоровью или за попытку убийства. Я имею в виду удар топором, который Лисбет Саландер нанесла своему отцу. А вы наверняка сошлетесь на право на необходимую оборону.
– Вполне возможно.
– Но, честно говоря, больше всего меня сейчас интересует убийца полицейского Нидерман.
– Понимаю.
– Я связалась с генеральным прокурором. Сейчас речь идет о том, чтобы передать все обвинения против вашей клиентки в прокуратуру в Стокгольме и объединить их с тамошними событиями.
– Значит, я буду исходить из того, что дело передадут в Стокгольм.
– Хорошо. В любом случае, я должна получить возможность допросить Лисбет Саландер. Когда это можно будет сделать?
– У меня есть заключение ее врача Андерса Юнассона. Он считает, что Лисбет Саландер еще несколько дней будет не в состоянии участвовать в допросах. Она получила серьезные физические травмы, и к тому же находится под воздействием болеутоляющих средств.
– Я получила аналогичные сведения. Вы наверняка понимаете, что это очень тормозит мою работу. Но повторяю, главное для меня сейчас – Рональд Нидерман. Ваша клиентка утверждает, что не знает, где он скрывается.
– Так оно и есть. Она не знает Нидермана. Просто сама его вычислила и начала выслеживать.
– Ясно, – сказала Агнета Йервас.
Эверт Гульберг шагнул в лифт Сальгренской больницы с букетом в руках. Одновременно с ним туда вошла коротко стриженная женщина в темном пиджаке, и он любезно придержал дверцу лифта, дав ей возможность первой подойти к столу дежурного при входе в отделение.
– Меня зовут Анника Джаннини. Я адвокат, и мне надо снова встретиться с моей клиенткой, Лисбет Саландер.
Эверт Гульберг повернул голову и изумленно посмотрел на женщину, которую только что выпустил из лифта. Потом, пока сестра проверяла удостоверение Джаннини и проверяла списки посетителей, перевел взгляд на ее портфель.
– Двенадцатая палата, – сказала сестра.
– Спасибо. Я уже была там, и найду дорогу сама.
Взяв портфель, она отошла, и Гульберг потерял ее из виду.
– Чем я могу вам помочь? – спросила сестра.
– Я хочу передать эти цветы Карлу Акселю Бодину.
– Ему запрещено принимать посетителей.
– Я знаю, но мне просто хочется передать ему цветы.
– Это можно.
Цветы Гульберг прихватил с собой в основном ради конспирации – ему хотелось получить представление о том, как выглядит отделение. Поблагодарив медсестру, он отправился к выходу и прошел мимо палаты Залаченко – номер 14, по сведениям Юнаса Сандберга.
На площадке Гульберг остановился и через дверное стекло проследил, как сестра с его цветами скрылась в палате Залаченко. Когда она вернулась обратно на место, Эверт распахнул дверь и мигом проскочил в четырнадцатую палату.
– Привет, Александр, – сказал он.
Залаченко уставился на нежданного посетителя.
– Я думал, что ты уже умер, – сказал он.
– Пока еще жив, – ответил Гульберг.
– Что тебе надо? – спросил Залаченко.
– А ты как думаешь? – Гульберг пододвинул стул для посетителей и сел.
– Вероятно, увидеть меня мертвым.
– Что ж, это было бы весьма желательно. Какого черта ты повел себя, как последний придурок? Ведь мы дали тебе новую жизнь, а ты угодил сюда…
Залаченко, если бы мог, улыбнулся бы. Он всегда считал, что шведская служба безопасности сплошь состоит из любителей, к каковым он причислял и Эверта Гульберга, и Свена Янссона, то есть Гуннара Бьёрка. Не говоря уже о таком полном дебиле, как Нильс Бьюрман.
– И теперь мы снова должны вытаскивать тебя из огня…
В свое время Залаченко получил тяжелые ожоги, поэтому он разозлился – это выражение ему не пришлось по вкусу.
– Нечего читать мне проповеди. Лучше вытащи меня отсюда.
– Именно это я и хотел бы с тобой обсудить.
Гульберг открыл портфель, который держал на коленях, достал блокнот и оторвал чистую страницу. Потом внимательно посмотрел на Залаченко.
– И все же я не могу не поинтересоваться: неужели ты действительно смог бы нас заложить, после всего того, что мы для тебя сделали?
– А ты как думаешь?
– Это зависит от того, до какой степени ты психопат.
– Не смей называть меня психопатом. Я пытаюсь выжить, и ради этого готов пойти на все.
Гульберг покачал головой.
– Нет, Александр! Просто ты поступаешь так, потому что ты злобная мразь. Ты хотел знать, что решила «Секция». Я пришел к тебе, чтобы сообщить тебе. На этот раз мы и пальцем не шевельнем, чтобы тебе помочь.
