Сотрудников «Группы Залаченко» охватили панические настроения и страх. Нежелательное развитие событий предотвратил Гуннар Бьёрк – он завербовал психиатра, которого звали Петер Телеборьян.

Телеборьяна ангажировали по совершенно другому поводу – его пригласили в отдел контрразведки ГПУ/Безопасность консультантом по делу некоего предпринимателя, которого подозревали в промышленном шпионаже. Контрразведчики решили как можно более деликатно выяснить, как он поведет себя в стрессовой ситуации. Телеборьян – молодой перспективный психиатр – не болтал всякой чепухи и предлагал конкретные и деловые варианты. Благодаря его рекомендациям Служба безопасности смогла предотвратить самоубийство и обратить этого шпиона в двойного агента, поставлявшего своим работодателям дезинформацию.

После атаки Саландер на Залаченко Бьёрк привлек Телеборьяна к работе «Секции» как консультанта по особо важным делам. И теперь его помощь требовалась больше, чем когда-либо раньше.

Проблема решалась очень простым путем. Карла Акселя Бодина отправляли на реабилитационное лечение. Агнета София Саландер поступила в клинику на длительный срок, поскольку получила тяжелейшую травму головного мозга. Все полицейские отчеты аккумулировались в ГПУ/Безопасность и через заместителя руководителя канцелярии передавались в «Секцию».

Петер Телеборьян только что получил должность заместителя главного врача в детской психиатрической клинике Святого Стефана в Уппсале. Всего-то и требовалось заключение судебно-психиатрической экспертизы, которое Бьёрк с Телеборьяном сочинили на пару. Затем они получили краткое и не слишком противоречивое заключение районного суда. Теперь речь шла о том, как представить дело. Конституционные нормы никто не нарушал. Ведь речь все-таки шла о государственной безопасности, народ должен был это понять.

А то, что Лисбет Саландер – невменяемая, было совершенно очевидно и не подлежало сомнению. Несколько лет в закрытой психиатрической лечебнице наверняка пошли бы ей на пользу. Гульберг кивнул и распорядился приступить к проведению операции.

Все детали пазла оказались на своих местах, и произошло это в то время, когда «Группу Залаченко» уже собирались распустить. Советский Союз прекратил свое существование, и вместе с ним канула в прошлое эпоха величия Залаченко. Перебежчик стал маргиналом и вышел из употребления.

«Группа Залаченко» выбила для него щедрое выходное пособие из фондов Службы безопасности. Они обеспечили и оплатили ему самое достойное реабилитационное лечение, а еще через полгода со вздохом облегчения отвезли Карла Акселя Бодина в Арланду[26] и снабдили билетом в Испанию в один конец. Ему недвусмысленно дали понять, что отныне пути Залаченко и «Секции» разошлись.

Этот эпизод стал достойным завершением карьеры Гульберга: через неделю он в силу своего возраста вышел на пенсию и передал бразды правления наследнику престола – Фредрику Клинтону. Теперь Гульберга приглашали только в качестве консультанта и советника по особо деликатным вопросам. Он пробыл в Стокгольме еще три года и почти ежедневно ходил на службу, но заданий становилось все меньше. Постепенно он сам себя сократил и вернулся в родной город Лахольм, выполняя кое-какие отдельные поручения на расстоянии. В первые годы регулярно ездил в Стокгольм, но с годами число этих поездок свелось к минимуму.

Теперь уже персона Залаченко перестала его занимать. И так было до тех самых пор, пока он не проснулся однажды утром и не обнаружил на первых полосах всех газет сенсационную новость – дочь Залаченко обвинялась в убийстве трех человек.

Эти новостные сводки вызвали у Гульберга ощущения дискомфорта и растерянности. Он прекрасно понимал, что Бьюрман не случайно оказался опекуном Саландер, но не видел в этом непосредственной опасности: ему казалось, что старая история Залаченко не может снова всплыть на поверхность.

Саландер конечно, психически больна. То, что она устроила кровавую оргию, Гульберга не удивляло. Но ему даже не приходило в голову, что это может быть связано с Залаченко, пока он не включил утренние новости и не услышал о событиях в Госсеберге. Тогда-то и начал звонить на свою бывшую службу и в конце концов купил билет в Стокгольм.

«Секция» оказалась на пороге самого опасного кризиса – с тех самых пор, как он ее создал. Все грозило рухнут, как карточный домик.

Залаченко теперь мог сам добираться до туалета – после того, как больница снабдила его костылями, он научился перемещаться без посторонней помощи. Воскресенье и понедельник он посвятил тренировкам. У него по-прежнему адски болела челюсть, и он мог есть только жидкую пищу, но теперь уже начал вставать и передвигаться на короткие расстояния.

Почти пятнадцать лет жизни Залаченко привыкал к протезам и костылям. Передвигаясь по палате, он осваивал искусство перемещаться беззвучно. Но каждый раз, когда его правая ступня касалась пола, ногу пронзала резкая боль.

Вспомнив, что Лисбет Саландер лежит в одной из соседних палат, в непосредственной близости от него, Залаченко стиснул зубы. Он потратил целый день на то, чтобы разузнать: она находится через две двери направо.

Около двух часов ночи, через десять минут после последнего визита ночной сестры, наступила полная тишина. Залаченко с трудом поднялся и нащупал костыли. Приблизился к двери, прислушался, но ничего не услышал. Тогда он открыл дверь и выполз в коридор. Из комнаты медсестер доносилась тихая музыка. Залаченко добрался до двери в конце коридора, открыл ее и изучил лестничную клетку. Там имелись лифты. Он двинулся обратно по коридору. Проходя мимо палаты Лисбет Саландер, остановился, оперся на костыли и с полминуты поотдыхал.

Как раз в эту ночь медсестры закрыли дверь в ее палату.

Лисбет услышала в коридоре слабые шаркающие звуки и насторожилась. Она так и не смогла установить источник звука. Ей казалось, что по коридору что-то осторожно тащат. На мгновение все стихло, и Лисбет подумала, уж не почудилось ли ей, но через полторы минуты звуки послышались снова. Теперь звуки удалялись, но ощущение тревоги усилилось.

Где-то снаружи находится Залаченко.

Лисбет Саландер чувствовала себя зафиксированной на постели. Шея под гипсовым воротником чесалась. У нее возникло острое желание встать. Постепенно ей удалось сесть, но на большее сил не хватало. Она опустилась обратно и положила голову на подушку.

Через некоторое время Лисбет ощупала воротник и обнаружила скреплявшие его кнопки, а потом расстегнула и швырнула его на пол. Ей сразу стало легче дышать.

Ей не помешало бы какое-нибудь оружие. Или хотя бы у нее появились силы, тогда она смогла бы подняться и покончить с ним – раз и навсегда.

Лисбет приподнялась на локте, зажгла ночник и огляделась. Ничего такого, что могло бы сыграть роль оружия, здесь не имелось. Потом ее взгляд упал на стол медсестры, стоявший возле стены, в трех метрах от ее кровати, и она заметила, что кто-то забыл там карандаш.

Лисбет подождала, пока ночная сестра совершит очередной обход, – сейчас к ней, похоже, заходят примерно каждые полчаса. Она предположила: очевидно, врачи считают, что ее состояние улучшается по сравнению с выходными, когда к ней заходили каждые пятнадцать минут или даже чаще. Сама Лисбет особой разницы не ощущала.

Снова оставшись одна, она напряглась, села и свесила ноги с кровати. К ее телу были прикреплены электроды, которые регистрировали пульс и дыхание, а кабели вели в ту же сторону, где лежал карандаш. Лисбет осторожно встала и вдруг покачнулась, полностью утратив равновесие. На секунду ей показалось, что она сейчас упадет в обморок, но Саландер оперлась о кровать и сфокусировала взгляд на столе перед собой, затем шаткой походкой дошла до места, протянула руку и схватила карандаш. Потом, пятясь, вернулась на кровать, и силы совершенно покинули ее.