К примеру, вот я… С кем бы мне ни довелось повстречаться, слететься на маячные проблески надежды, как правило, тут же предлагали мне замуж.

Без цветов. Без колец. Без сватов.

Они какое-то время представляли меня своим приближенным как невесту. Сулили, сулили, сули…

Почему ж я, впрочем как и Машка, Ирка и Танька, до сих пор в свободном полете? Не замужем? Почему вообще нынешнее поколение молодых, сильных, красивых, умных, предприимчивых женщин не тяготится, не озабочивается одиночеством.

Нынешнее vis a tegro как кайф. Простите подобную ересь.

Я как-то посмотрела по телевизору кусочек какого-то чемпионата по тяжелой атлетике. И мне запомнилась низкорослая, коротконогая и бесшейная спортсменка, подсевшая под тяжеленную штагу. Она-таки рывком подняла ее на раскинутые по блестящему грифу руки. И я уловила в ее залитых напряжением глазах какую-то, простите, оргазматическую сладость.

Vis a tegro.

Что ж, поехали дальше.

Против течения.

Времени нужно время.

Глава 69

В «Новинском пассаже» на Садовом премировались «Самые удачные бизнес-проекты года».

Это был дебют премии, которая потом, по замыслу, должна была стать ежегодной.

Но первое – всегда первое. Отсюда – повышенное внимание прессы, купившейся на не совсем ясную формулировку-название мероприятия и широту охвата номинантов.

Отмечались самые разные отрасли: лучшие школы, спортивные клубы, магазины одежды, гастрономы, салоны красоты, медицинские учреждения и так далее.

Тусовка обещала быть многочисленный. Я заметила, обилие праздников не уменьшает количество желающих засветиться. Может быть, это от того, что праздник и праздность – синонимы. А уж что абсолютно точно, так это увеличивающаяся как на дрожжах нынешняя праздность.

– Жить, господа, стали лучше, да? Веселее?

Если это так, то прекрасно.

Время жить. Помните Отара Иоселиани?

Мы, как всегда, приехали «жить» всей компанией. Машка, Танька, Ирка, Отари, Этери. Я почти сразу же увидела среди людей с фотокамерами Лешу. Когда мы пересеклись в «броуновской» толкучке перед открытием церемонии, я попросила его подвезти меня на обратном пути. Леша заинтересованно посмотрел на меня своим темно-коричневым взглядом.

– Моя машина на техосмотре. А я поеду назад не на «ферму», а к маме, на Васильевскую.

Он, я это почувствовала, хотел что-то спросить, но не сделал этого, а только сказал:

– С удовольствием. Я буду ждать у входа.

В номинации «Самый удачный проект гастрономического магазина» победил, конечно, «Глобус Гурмэ» с недавно открывшимися филиалами на Покровке, Ленинградке и во «Временах года».

Это был slamdunk. В буквальном переводе с английского – бросок в корзину сверху в высоком прыжке. А в переносном, бытовом смысле – слэмданк – верняк, попадание в «яблочко».

Магазин на Покровке мне лично нравится больше всего. Он стал конкурентом «Азбуки вкуса» на Александра Невского в моих ночных покупках.

Получать премию и статуэтку вышла Астахова. Машка. Разом от этого неожиданного похорошевшая и оживившаяся.

Все-таки это очень приятно – видеть, как публично, под музыку и аплодисменты, награждают дорогого для тебя человека. Признание красит. Общественное – вдвойне.

Я подумала: вот чем надо лечить наши депрессии и смурнату. Минута в аплодисментах и фотокамерных вспышках омолаживает. Реально. Внутренняя обрадованность – непревзойденный очиститель души. Мы буквально зацеловали Машку, пока она не уселась на свое место.

А под самый конец церемонии вручались премии в области медицинских проектов. В номинации «Центр красоты и здоровья» участвовали пять компаний, и среди них наша «ферма». Пока шло все это перечисление, я почувствовала, ощутила на себе азарт, охвативший моих подруг. Все они, я это видела, держали скрещенные пальцы, а Танька перекрестилась.

Еще бы… добровольное заключение сделало «ферму» почти что домом. Чем-то родным.

Ну?..

На сцене вскрывался конверт. Ведущий, специально растягивая резину напряжения, вызвал на сцену Этери, чтобы она, в качестве специального гостя, вручила приз…

Ну же?!..

– Я прошу подняться на сцену генерального директора, руководителя и автора проекта, очаровательную хозяйку «Фермы красоты ”Зазеркалье”»…

Ведущий, балаганно удлиняя гласные, чуть ли не пропел имя и фамилию.

Я выползала из ряда лицом к девчонкам.

Они офигели.

Они не знали, что я и есть полноправная и единоличная хозяйка «фермы». Хотя эта тема, с момента открытия ее, нет-нет да и обсуждалась постояльцами заведения. В их глазах читался один и тот же вопрос: почему ты нам об этом не сказала? Я им, конечно, потом все объясню. Но сейчас мне хотелось самой для себя на это ответить… Наверное, потому, что не хотела говорить о том, во что сама до конца не верила. И даже когда «ферма» заработала, я не до конца понимала, что это все мое и происходит со мной. До конца я поняла все только сейчас.

Такое нынче время. Вопрос – кто есть кто? – оставил далеко за спиной вековечное – быть или не быть?

Я шла на сцену за признанием.

Оно венчало такое количество пережитого, перетерпетого, что я, честное слово, еще не успела обрадоваться.

Вспомнилась чья-то хохма: слава – тяжелое испытание для тех, кто ее лишен.

Вот сейчас, от этой минуты – я это понимала – начнется какой-то новый отсчет моей жизни.

Что он принесет мне?

Ведь vis a tegro продолжается.

И надо снова подсаживаться под тяжеленную штангу.

Глава 70

Леша вел свой «лексус» не торопясь. Вечерняя, уже уходящая в ночь Москва, была, как всегда, покрасивей дневной. Рождественское обилие подсветки нарядило дома, улицы, площади.

Все комплименты были уже сказаны. Оценки церемонии – поставлены. Удивление и последующая уважительность от впервые услышанного, что я – хозяйка «фермы», высказана.

Тянулась пауза – подход к чему-то, что невозможно заранее предугадать и спланировать.

– Сегодня мне улыбнулась удача, – сказал Леша.

Я посмотрела на его профиль.

– Мне хотелось побыть с вами… вот так. Как сейчас.

– А в чем была сложность? Позвонили бы…

– Это не объяснить, – сказал Леша.

– Поэтому не понимаю, – улыбнулась я.

Он коротко взглянул в мою сторону.

– Когда хочется поговорить о многом… говорить как бы и не о чем.

– И все-таки, ну… Говорят, не с чего ходить, ходи с бубей.

– Это картежный штамп, – улыбнулся Леша. – Для жизни он не годится. Ничего просто так не бывает. Я расскажу вам для начала про свой вчерашний сон.

– Вы любите рассказывать сны?

– А что? В вашем вопросе подтекст… Мол, пацанам такое не в масть, да?

– Ну, что-то вроде… – кивнула я.

– Нет. Я не люблю рассказывать сны. Потому что почти их не вижу. Я приучил себя: спать или не спать. На войне. Сны – это работа. А работа – это силы. Их, в принципе, надо беречь. Вот так, если вкратце.

– Что же вам такое приснилось, если об этом захотелось рассказать?

– Вам. Простите, что перебил.

– Спасибо, – сказала я.

– За доверие. Вы это не договорили?

– Да.

– Теперь ответное спасибо вам… За то, что поняли, что я испытываю к вам. Приснилось, что я высоко в горах… Очень высоко. И справа на скале вижу такую гладко-гладко отшлифованную квадратную поверхность. Я тут же понял – это для моей, собственно, эпитафии. Я стал смотреть на блестящий квадрат, и по нему, как на компьютере, побежали слова. Строфа. А я ведь никогда не сочинял стихов. Я люблю поэзию, но сочинять не умею. Вот во что все сложилось…

Жизнь, как сигнальная ракета,

Как в неизвестное бросок.

Все было. Где-то, где-то, где-то…

От смерти лишь на волосок.

Мы подрулили по Второй Брестской к Васильевской.

– Налево, – сказал я. – Подъезжаем. Вот к этому подъезду… Здесь, на втором этаже, я живу. Хотите в гости? Я познакомлю вас с мамой.

– Нет. Спасибо. – Он вопросительно посмотрел на меня.

Я поняла. Он хотел чего-то не услышанное от него.