И, хотя он ожидал резкого отпора, он все же рискнул спросить:

– А как же вы? Вы никогда не думали выйти замуж?

Мелькнула ли незабытая боль в ее глазах, которую он успел заметить? Если так, она очень быстро спрятала ее.

– Не совсем. Мой отчим пытался пристроить меня, когда мне было пятнадцать, если ни по какой другой причине, то, хотя бы чтобы избавиться от меня. Он захотел сосватать меня предводителю клана с далекого севера. Он даже заказал мой портрет и послал его тому вождю. – Кэт с вызовом расправила плечи. – Не знаю, смирилась бы я с их сговором, но, к счастью, ничего не вышло из его плана, как только О'Хэйр увидел мой портрет. Портрет вышел отвратительным. На нем я напоминала красноголовую карлицу.

– Гм-м, но, Кэт, вы и есть красноголовая карлица.

– Шельмец! – Кэт изобразила грозный рык. Сжав кулак, она игриво ударила его в ухо.

Расхохотавшись, он поймал ее запястье и в ответ на ее поддразнивание начал целовать суставы ее пальцев один за другим по очереди. Их взгляды встретились, и они больше не могли отвести друг от друга глаз. Она неуклюже уперлась рукой в обнаженную грудь Мартина, туда, где билось его сердце.

Не в силах унять сердцебиение, Мартин нагнулся ближе, чтобы прикоснуться губами к ее рту. Всего один лишь поцелуй, что в этом плохого? Легкий дружеский, именно по-дружески хотел он поцеловать ее, пока их губы не встретились, и Кэт не ответила ему. Она нетерпеливо откликнулась на его поцелуй, разжала губы и выдохнула на него виски страстью, воспламенившей и его.

Прижав ее руку к своей груди, он держал ее ладонь пленницей у колотящегося в груди сердца.

«Это… это неразумно», – сказал он себе, но его голова больше, казалось, не отвечала за его поступки.

Они обменивались поцелуями с отчаянной жаждой. Мартин возился с завязками и чуть не порвал ткань, стаскивая сорочку с ее плеч. Он испустил тихий стон, его чресла сжались, когда он обхватил рукой ее грудь. Теплый и податливый шар пришелся как раз по размеру его ладони.

Тогда он стал осыпать поцелуями ее шею, продвигаясь все ниже, Кэт выгнула спину, цепляясь за его плечи. Она резко вздохнула и прикусила нижнюю губу, когда он нагнулся еще ниже и обхватил губами розовый ободок соска ее груди.

Задыхаясь, они смотрели друг на друга. На щеках Кэт выступили алые пятна, но на ее лице не отразился ни стыд, ни излишняя скромность. Один только испуг.

– Ой, богиня Бригитта, – воскликнула она. – Что, черт возьми, мы делаем?

– Я… я не знаю.

Они отскочили друг от друга и разошлись в разные стороны. Пока Кэт возилась со своей сорочкой, Мартин схватил рубашку и натянул ее через голову. Даже если и осталась боль в руке, он не замечал ее из-за гораздо более сильной боли в паху.

– Простите меня, – проговорил он, неуклюжими одеревеневшими пальцами зашнуровывая рубашку.

– Фу-ты, к чему ваши извинения, – запротестовала Кэт. – Вы не один виноваты.

– Но это я хозяин, и для меня подобным образом воспользоваться своим положением в отношении дамы под крышей своего дома…

– Я вовсе не дама, и уж тем более вы – не мой хозяин. Вы – просто мужчина, а я – женщина. Что случилось сейчас, было… было совершенно естественно.

– Естественно, но неправильно.

– Это действительно так. Очень, очень неправильно. Вы… у вас серьезные намерения, нам следует помнить о вашей леди Дэнвер.

– Да, леди Дэнвер. – Мартин удивился отсутствием у себя воодушевления при упоминании Джейн и совсем растерялся, когда оказался не в силах вызвать ее лицо в своем воображении.

– А я… все, чего я хочу, это… это вернуться на остров Фэр, – запинаясь, проговорила Кэт. – И, естественно, мне вовсе не нужно еще более запутывать ситуацию, приобретая себе здесь любовника.

– Любовника! – закричал Мартин. – Нет, только не это. Об этом и речи не может быть. Этого не должно быть между нами.

– Выходит, никто не пострадал. – Кэт попыталась улыбнуться. – Мы же с вами не жеребец и кобыла в брачный период. Мы обладаем достаточным разумом, чтобы больше не уступать своим порывам.

– Да. Решительно да, – согласился он.

Но когда он рискнул взглянуть в сторону Кэт, желания, все еще теплившегося в ее синих глазах, было достаточно, чтобы снова оказаться прямо в ее объятиях.

Он отвернулся и стал торопливо натягивать камзол, не особо обращая внимание, как застегнуты пуговицы, одна пола стала выше другой. Когда он посмел посмотреть на Кэт снова, она откупорила флягу и втянула в себя несколько больших глотков виски.

«Клин клином вышибаем, огнем огонь гасим», – чуть было не пошутил он. Но, вспомнив, что именно его порыв зажег огонь между ними, проглотил замечание.

Вместо этого он сказал с нарочито подчеркнутой сердечностью:

– Скоро уже начнет светать. Нам бы лучше всего отправляться в постель. – Но поспешил уточнить: – Каждому в свою. Вам – в свою. Мне – в мою… – Он затих, понимая, что, как какой-то идиот, несет сущий вздор. Ему и надо было всего лишь помолчать теперь.

Кэт кивнула и заткнула флягу пробкой. Для женщины, которая, казалось, совершенно не смущалась, когда он целовал ее или покусывал ей грудь, она неожиданно стушевалась. И от этого стала еще милей.

– Боюсь, я была ужасно неблагодарной. Неужели я даже не поблагодарила вас за это. – Она прижала к груди флягу.

– Пожалуйста, не стоит благодарности. Это же совершенный пустяк.

– Нет, – возразила она, – ваш подарок для меня значит очень много.

– Кэт, если бы я дал вам тысячу серебряных фляг, это не стоило бы и десятой доли того, что вы дали мне. Вы понятия не имеете, насколько мне стало легче, когда вы оказались здесь и стали помогать мне с Мег. Вы заставили меня чувствовать, что я уже не так сильно… – «Одинок». Он чуть было не произнес это слово и смутился. До этой минуты он никогда не осознавал, насколько он одинок. – …опасаюсь всего, – закончил он не слишком убедительно. Собравшись с духом, он улыбнулся и неловко погладил ее по плечу.

– Доброй ночи, petite chatte[19], – добавил он с нежностью по-французски.

Но он сомневался, что Кэт слышала его последние слова, поскольку она проскочила мимо него и бросилась прочь из кабинета.

Кэт свернулась клубком на скамейке у окна в спальне Мег и лежала так тихо, как могла, чтобы не потревожить спящую девочку. Все еще не в силах уснуть, Кэт сжимала свою драгоценную флягу и наблюдала, как первые полосы утреннего света ползли по крышам.

«Доброй ночи, маленькая кошечка», – слова Мартина, сказанные на прощание, не выходили у нее из головы.

«Маленькая кошечка». Сама того не желая, она улыбнулась. Кэт распотрошила бы любого другого мужчину, посмей он назвать ее так. Почему же тогда она позволила это Мартину? Нет, ей даже было приятно слушать эту абсурдную телячью нежность из его уст. И почему она позволила ему сделать ей такой дорогой подарок?

Она погладила кончиками пальцев серебряную поверхность фляги и вздохнула. Если она собиралась мучить себя подобными не имеющими ответа вопросами, тогда может задать себе и более сложный вопрос.

Почему она не спала всю ночь, ожидая возвращения Мартина, с ума сходя от тревоги за этого негодного типа? Она могла бы придумать, что она тревожилась больше из-за Мег, но это было бы правдой только отчасти.

Потеря отца опустошит девочку, но Кэт смущало понимание, что Мег окажется не одинокой в своих переживаниях.

Когда Кэт мучилась и волновалась из-за его отсутствия, от мысли, что Мартин никогда больше не войдет в дверь, что она никогда больше не увидит его насмешливую улыбку, не услышит его искренний смех, у нее странно перехватывало горло.

Он был упрям, отчаянно дерзок и совершенно непрактичен, со слишком большой склонностью к театральности, позерству, широким жестам, Но эти его слабости почти теряли всякое значение рядом с его добротой, мужеством, юмором, благородной щедростью и великодушием.

Когда он, наконец, еле передвигая от усталости ноги, вернулся домой далеко за полночь, он выглядел осунувшимся и даже как будто похудевшим, измученным какой-то тайной, которую он хранил в себе. И это мужчина, который обычно поражал своей беззаботностью и излучал столько энергии, что находиться подле него было сродни поездке на хвосте той самой огненной кометы, которая все еще пылала на небе.