Да, ее судьба была нелегкой: перенесла много страданий, горестей и унижений. Но никогда прежде ей не случалось испытывать такого глубокого чувства вины. Оказывается, нет ничего более мучительного, чем это чувство, – она не помнила, чтобы ей бывало когда-нибудь так больно, даже в самые горькие минуты ее жизни, даже когда она теряла близких и дорогих ей людей. Сейчас она понимала, что Дэниел был прав и что ее действия были действительно продиктованы местью. Интригуя против него, она была движима желанием, пусть чисто подсознательным, отомстить его прадеду. Она заставила расплачиваться за зло, причиненное ей некогда Бернардом, ни в чем не повинного Дэниела, отняв у него девушку, которую он любил. Теперь она признавала, что в последние три недели испытывала немалое удовлетворение, организовывая эту тайную войну против Дэниела и борясь с ним такими же коварными и бесчестными средствами, какими в свое время пользовался его прадед по отношению к ней. И она вышла победительницей из этой войны, но победа принесла ей лишь горечь и боль. Она знала, что никогда не сможет простить себе того, что сделала, и это мучительное чувство вины будет терзать ее до конца дней.

Снизу донеслись отголоски смеха, потом послышались шаги и звук голосов на лестнице. Кэти поняла, что Бриджит и Питер идут к ней, но не стала оборачиваться от окна. Она наблюдала, как две машины, которые привезли молодоженов, отъехали от дома. Когда машины выехали на дорогу, высокий мужчина, все еще стоящий под деревьями, посмотрел им вслед. Немного погодя он вышел из-под деревьев и медленно направился вдоль тротуара. Она смотрела на него, пока он не скрылся из виду.

Потом она повернула мокрое от слез лицо к Бриджит и Питеру, которые, болтая между собой с наигранной веселостью, вошли в комнату в сопровождении Тома и Кэтрин. При виде ее слез все четверо внезапно умолкли и обеспокоенно переглянулись. Они никак не могли понять, почему тетя Кэти плачет, – ведь когда они уезжали в церковь, она была в прекрасном настроении.

Несмотря на все уговоры, Кэти продолжала плакать и слезы ручьями лились из ее глаз, рыдания сотрясали ее сгорбленные плечи. Никто, кроме Кэтрин, не понимал, чем вызваны эти слезы. Может, это было ее реакцией на столь долгожданное событие? – думали Бриджит, Питер и Том. Ведь она уже очень стара, в таком возрасте слишком большая радость тоже может оказаться серьезным потрясением. Но что-то подсказывало им, что это не слезы радости.

Только Кэтрин знала, в чем дело. Она уже успела обменяться парой слов с Нелли на кухне, которая и сообщила ей о визите Дэниела. И самой Кэтрин тоже очень бы хотелось заплакать в надежде, что слезы принесут облегчение. Однако усилием воли она взяла себя в руки и решила повременить со слезами до тех пор, пока не наступит ночь, и она не окажется в постели рядом с Томом. Тогда она сможет наплакаться от души, а Том будет утешать ее, думая, что она плачет потому, что их дочь вышла замуж и покинула дом.

– Ты знаешь, моя дорогая, мы с Энди часто ходили в Королевский театр. Я очень любила ходить в театр с Энди. – Слова Кэти были нечеткими, и голос ее звучал устало. – А Дик Торнтон часто обедал у нас. Ты это знала, Бриджит? Дик Торнтон приходил к нам на обед. Он был скрипачом. Он очень хорошо играл на скрипке. Научился еще в детстве и играл для народа на площадях, а потом начал выступать в Императорском театре. Мы были на его концертах. А еще мы видели в Императорском театре Весту Тилли и Литтл Тича. И Чарли Чаплина. Ты можешь в это поверить, Бриджит? Мы видели самого Чарли Чаплина!

– Да, да, тетя Кэти.

– А еще мы ходили в Квинс. Квинс потом разбомбили… Еще не было сигнала тревоги, Бриджит?

– Не было, тетя Кэти, успокойся. – Бриджит встала со своего стула у изголовья кровати и, приподняв голову Кэти, поправила подушки. – Сегодня не будут бомбить, так что можешь не волноваться. Ну, а теперь спи.

– Так сегодня не будут бомбить?

– Думаю, что не будут. Спи.

– Если начнут бомбить, вы с Кэтрин идите в подвал.

– Да, тетя Кэти, мы обязательно пойдем в подвал. Не волнуйся.

Успокоив старуху, Бриджит снова опустилась на свой стул. Теперь кровать Кэти стояла возле камина в гостиной – с началом войны ее пришлось переместить вниз. Бриджит взяла ручку и занялась проверкой тетрадей. Через некоторое время она снова посмотрела на Кэти – та уже спала крепким сном. В последнее время тетя Кэти начинала впадать в маразм. Временами она еще мыслила ясно, но по большей части ее ум блуждал в бессвязных воспоминаниях прошлого. Сейчас был июнь 1944 года. Если Кэти доживет до октября, ей исполнится сто лет.

Бриджит медленно покачала головой, глядя на худое сморщенное лицо на подушке. Она надеялась, что сама она не доживет до ста. Ей было всего тридцать четыре года, но она чувствовала себя уставшей, вымотанной и старой. Годы прошли незаметно и не принесли ничего хорошего – она устала жить, потому что жизнь была лишена для нее всякого смысла. Отвернувшись от кровати, она посмотрела в окно. Долгие летние сумерки постепенно сгущались, скоро стемнеет и надо будет опустить светомаскировочные шторы. Она ненавидела светомаскировочные шторы.

Встав со стула, она подошла к окну и выглянула в сад. Там больше не было роз, не было цветочных клумб и декоративного кустарника. Некогда цветущий сад превратился в огород: теперь на месте кустарника росла капуста и картофель, а там, где раньше были розовые кусты, красовались грядки салата, моркови, редиса и пастернака. А в теплице возле задней стены двора, где раньше выращивались цветы, теперь зрели помидоры. Все это представляло собой грустное зрелище. Но Бриджит сейчас мало интересовал сад – она думала о Питере.

Питер уже в четвертый раз уходил в морской конвой. За это время было потоплено огромное количество судов, но Питер всегда возвращался целым и невредимым. Он говорил, что это Бог оберегает его. Бриджит подобное заключение казалось смешным: если Бог в самом деле способен уберечь кого-то во время войны, то почему же Он не уберег все те суда, что потонули под бомбежкой, едва выйдя в море, почему не уберег всех тех солдат, которые погибли, не успев даже выстрелить в противника? Или Всевышний сосредоточил все свое внимание на судне Питера и у Него не было времени для других?

Конечно, она не должна так думать, – она была рада, что Питер уцелел, неважно, с Божьей ли помощью или по чистой случайности. Сейчас он пробыл на море два дня. Она не знала его маршрута и не знала, когда он вернется. Но до его возвращения наверняка пройдут долгие недели, если не месяцы.

Мать сказала ей вчера: «Хорошо, что у вас с Питером нет детей. Ребенок был бы только лишним беспокойством в военное время. Ты уже я так достаточно тревожишься о детях в школе». Бриджит горько усмехнулась. Она бы никогда не подумала, что ее мать способна сказать такую глупость. Ребенок придал бы смысл ее существованию. Война когда-то закончится, тревоги пройдут, а ее жизнь будет все так же пуста. С годами она все острее и острее ощущала эту пустоту. Желание иметь ребенка жило в ней, как непрекращающаяся боль, как какая-то хроническая болезнь. Иногда боль становилась невыносимой и распирала ее изнутри, в такие минуты ей казалось, что все ее тело распухает, только живот оставался все таким же плоским и бесплодным. Бесплодным… Она знала, что бесплодие – не ее вина.

Когда она думала об этом, она ненавидела Питера, ненавидела их всех – отца, мать, тетю Кэти. В такие минуты ее боль прорывалась наружу и изливалась в слезах досады и злости. Быть замужем за мужчиной, которого не любишь и который к тому же неспособен даровать тебе радость материнства!.. Нет, нет, она не должна ненавидеть Питера. Питер был так заботлив с ней, он так любил ее. Если уж на то пошло, она должна ненавидеть только себя за то, что тогда, восемь лет назад, позволила им всем распорядиться собой, не нашла в себе сил воспротивиться их воле. Боже, как же горько она сожалела об этом! И как сильно она желала, чтобы ее мужем был не Питер, а… а тот единственный мужчина, которого она любила.