Отец стал часто пороть его розгами: мужчина должен уметь с детства переносить страдания. Наказания были не столько жестокими, сколько громкими, чтобы все знали о них.

С каждым новым годом, с каждым новым месяцем расширялся круг его забот. Переступая порог "седьмой улицы", он даже не попытался вспомнить свою последнюю игру на улице "играющие дети". В десять лет он стал молодым охотником с силками — так называлась "седьмая улица" — Токльякок уамра. Продолжая помогать дома, он получал теперь и самостоятельные задания: охранял посевы от птиц, ловил силками этих крылатых обжор (чтобы пополнить домашний стол свежей дичью), осторожно ощипывал перья и сдавал их камайоку, потому что они шли на украшения господам и воинам. Он научился еще одному мужскому занятию: ткать одежду пуреха из пряжи, которую выделывали женщины. Он ходил также за хворостом и дровами, собирая их для дома и для кураки.

Как-то раз он увидел великое множество воинов, шагавших по дороге Инки. От перелеска, где проходила граница марки, было очень далеко до дороги, да и сама дорога открывалась лишь на крохотном участке между двумя горами. Разноцветная гусеница-многоножка, ощетинившаяся колючими пиками, все ползла и ползла по дороге, а он смотрел и смотрел, не в силах оторвать от нее свой взор. Только получив увесистый подзатыльник от хромого камайока, он бросился снова собирать хворост для кураки. Но с того дня каждое утро он молил свою уаку сделать его воином, чтобы всю жизнь шагать в их рядах.

С этой мечтой он вступил на "шестую улицу", на улицу Макты — юноши. Он промчался по ней так быстро, что не заметил, как оказался на "пятой улице" — на Сайя пайяк, требовавшей от своих обитателей выполнения любых поручений камайоков-начальников. Теперь он делал все, что делали взрослые пурехи: был земледельцем, строителем, ткачом, ремесленником, переносчиком грузов, но главное: готовился стать воином. Он хотел достойно войти на "первую улицу", на улицу аукакамайока — воина Солнца, покорителя Четырех сторон света.

"Четвертая улица" — улица больных от рождения — ему не угрожала, а о "третьей улице" он не думал: на нее попадали неудачники с "первой улицы", которых искалечила война. Была еще и "вторая улица", но до нее нужно было дожить: по ней тащились дряхлые старики к неминуемому для всех концу.

"Пятой улице" отводилось только два года. Он едва поспевал выполнять многие и разные поручения. Камайоки особенно тщательно следили за качеством работы. Ему казалось, что даже лишняя песчинка на дне вырытого канала либо едва заметно вспучившаяся тростинка в плетеном настиле перекидного моста будут обязательно замечены камайоками. Нет, мальчик не боялся наказания. Он боялся всеобщего позора, который обрушивался на головы нерадивых. И он старался, очень старался. Видя это, камайок одобрительно отзывался о нем в присутствии самого кураки…

…Старший из сынов Солнца повернулся к гигантским горным вершинам — оттуда должно было появиться солнце. Серо-синяя глубина неба постепенно теплела. Белые от снега вершины могучих хребтов внезапно потемнели, стали совсем черными, чтобы мгновение спустя загореться с невидимой стороны ослепительным блеском солнечных лучей. И сразу стало светлеть, и к людям пришло тепло. Поднятыми к небу руками оба инки приветствовали своего священного родителя и господина.

Но священный лик Инти-Солица не должен быть осквернен видом презренных существ, недостойных человеческого образа жизни. Преступившие божественный порядок не могли больше осквернять землю.

— Убейте их, убейте!

Это слышали все, хотя сыны Солнца молчали. Пораженные чудом, непонятным и необъяснимым, люди шагнули к аккуратно сложенным горками камням.

…В тот день было очень жарко. Он носил воду из речки, чтобы заполнить огромный, в полтора человеческих роста, кувшин в доме кураки. У большого камня, где люди приспособились брать воду, он увидел ее. Увидел и полюбил. Никогда прежде его сердце не испытывало такого страстного желания вырваться наружу, чтобы пуститься в пляс вокруг этой девушки с удивительно ласковыми движениями. И зачем только он пошел именно сюда за водой? Как будто ее нельзя было набрать у моста, рядом с домом кураки. Конечно, он знал, что сюда приходят все девушки селения, но ведь не за этим же он пришел к большому камню?..

Она шла с черным кувшином. Его кувшин был намного больше, и он так же нес его на лямках на спине. Он сбегал по тропинке вниз. Она медленно подымалась в гору. Здесь они встретились. Нет, вначале встретились их взгляды, потом руки…

На следующий день все повторилось снова. И на следующий день. Но однажды он не пришел — его послали в соседнее селение. Он не знал, ждала ли она его. Она не знала, что случилось с ним. После этой разлуки они, наконец, заговорили. В ту же ночь они стали мужем и женой.

Приближалась пора выбора невест. Они открылись своим родителям: без их согласия и одобрения кураки свадьба не могла состояться. Именно родители просили кураку соединить вместе молодых людей — таков был закон и обычай, правда, до праздника выбора невест в селение приходил Токрикок Мучок Инка, отбиравший девушек в "невесты Солнца" и Инки. То была великая честь для селения.

Он не поверил своим ушам, когда узнал, что камайок не разрешил ей выйти на смотрины невест — ей недоставало трех лун до вступления на "пятую улицу" девушек, готовых к замужеству. Значит, она не могла стать невестой!

Им ничего не оставалось, и они снова признались родителям — на этот раз, что ждут ребенка. Непоправимость случившегося заставила родителей пойти к камайокам. Дальше все было похоже на страшный сон.

Ярость кураки не знала границ. Он давно приглядел себе эту девушку и решил припрятать ее от Токрикока — ей ведь не хватало нескольких лун до замужества. Месть была жестокой и коварной: курака сообщил сыну Солнца, что предназначенная в "невесты Солнца" девушка оказалась порочной…

Было странно видеть, как улетали в густую липкую тень от огромной горы гладкие камни, как они ударялись в два белых пятна на Поле возмездия. Тень постепенно уползала — Солнце должно было увидеть, как люди вершили правосудие. Но вместо солнца из-за горного хребта неожиданно выплыли черные тучи. И опять стало темно, а на землю упали тоненькие струйки — капельки дождя, так похожие на девичьи слезы.

Небо плакало? Солнце плакало?.. Как ответить на этот вопрос?

А капельки-слезинки все падали и падали. Их видели все. Их не видели только те двое, не видели и не укрывались от все безжалостнее хлеставшего с неба потока воды, а может быть, и слез.

Но они были вместе. И плакали не они. Это видели и знали все…

Рисунки из хроники Гуамана Помы

Одно из самых интересных явлений Тауантиксуйю связано с тем, что сегодня именуют национальным вопросом. Конечно, не все индейские царства, вошедшие в Тауантинсуйю, могут быть названы государственными устройствами, но все они до захвата инками являлись самостоятельными объединениями индейцев, перешагнувшими рубеж первобытнообщинного строя: там, где инки встречали дикость и первобытное варварство, они отказывались от завоевания новых земель. Этот факт засвидетельствован хронистами. Об этом же говорят границы царства.

Далее. Когда инки боролись за право стать организатором панкечуанского государства, вокруг ареала расселения кечуа не было пустоты. Мы знаем, что на юге Куско находилось крупное государственное образование индейцев колья (аймара). На западе — царство Чиму, по уровню своего развития превосходившее инков. На севере инки столкнулись с целым рядом крупных государственных образований индейцев, мало в чем уступавших кечуа. Достаточно назвать царство Кито.

При этом мы не можем забыть, что в Тауантинсуйю проживало не менее 10 миллионов человек и, следовательно, некечуанское население империи исчислялось в миллионах. Удержать в подчинении столь пёстрое в этническом отношении и многочисленное население было делом чрезвычайной сложности. И хотя мы знаем от хронистов, что инкам приходилось то тут, то там усмирять непокорных подданных, не менее очевидно и то, что царство сынов Солнца было единым государством.