В пути следования дипломаты вели визуальное наблюдение за местностью, делали снимки, записи в блокнотах. Кроме того, при помощи портативного радиоприемника с шестью диапазонами они проверяли слышимость радиостанций, контролируемых американской разведкой.

«Сдав» из рук в руки американских дипломатов барановичским чекистам, Иван Иванович рассказал им обо всем увиденном и услышанном в пути. Из Барановичей американцы выехали в Минск, потом в Киев… Когда накопилось достаточно сведений о шпионской деятельности, их задержали. Они также имели с собой нательные пояса с фотопленками, сведениями разведывательного характера. Министерство иностранных дел СССР вынуждено было сделать соответствующее представление посольству США, и дипломаты-шпионы были выдворены из нашей страны.

…Однажды во Львов из Западной Германии пожаловал на автомашине некто Ковальский. Выдавал себя за добропорядочного немца, в туристскую поездку по нашей стране взял престарелую жену и двух великовозрастных внуков.

Но чекистам показалось странным поведение господина Ковальского. Вместо посещения театров, музеев его почему-то тянуло в старую часть города, где жили в основном коренные львовяне. Он внимательно осматривал дома, заходил во дворы, поднимался по скрипучим лестницам на верхние этажи. Ясно было, что немецкий турист кого-то искал. Но кого?

Кузнецов обратился за помощью к хозяйке одной из квартир, в которую стучался Ковальский. Из разговора с ней чекист узнал, что турист из ФРГ разыскивает жившего раньше в этом доме фотографа.

— А на каком языке он разговаривал с вами? — спросил Иван Иванович.

Хозяйка сделала удивленное лицо.

— На нашем, украинском, — ответила она.

— А вы знали этого фотографа?

— Нет. Но люди говорят, что здесь действительно жил когда-то фотограф и что он якшался с фашистами.

— А имени этого фотографа, случайно, гость не называл?

— Кажется, называл…

Женщина задумалась, но вспомнить так и не смогла.

— Извините, — развела она руками. — Не запомнила… Пришлось чекисту переговорить с самим Ковальским. Тот притворился, что украинского и русского языков не знает. Заявил, что разговаривает только по-немецки. Цель вылазок в старую часть города, посещение квартир старожилов объяснил так:

— Я большой любитель фотографии. Имею на родине собственную фотолабораторию. А из книг узнал, что во Львове живет старый и опытный мастер фотодела. Имя его забыл, но запомнил, что живет он в старой части города. Вот хожу и расспрашиваю о нем.

Кузнецов все больше и больше убеждался в том, что Ковальский вовсе не немец, за которого выдает себя, что он хорошо знает Львов, был каким-то образом связан с фотографом, который в годы фашистской оккупации сотрудничал с гитлеровцами.

Кто же он, господин Ковальский? Прежде всего, надо узнать имя фотографа, выяснить, с кем он общался в годы войны. Не было ли среди его знакомых Ковальского? И каким образом этот Ковальский был связан с ним?

Пока «добропорядочный немец» со своим семейством совершал на автомашине путешествие по маршруту Львов — Житомир—Киев—Харьков—Одесса—Львов, чекисты Львовщины установили его личность. Дело было непростым. Ведь прошло столько лет после войны! И все же ниточка была найдена. Правда, была она слишком тонкой и короткой. Не хватало фактов, свидетелей. Это и не позволяло задержать туриста из ФРГ. Чекисты не имели права на ошибку. И даже когда он снова прибыл во Львов, чтобы следовать дальше, к границе, чекисты пока не имели веских доказательств, тот ли это Ковальский, который в годы войны служил в немецком карательном отряде, расстреливал советских граждан.

Эти доказательства были получены только в тот день, когда господин Ковальский уже приближался к Ужгороду. Кузнецов со своими помощниками выехал на «Волге» следом за ним. Ковальский задержался на некоторое время в Ужгороде. Чекисты поехали вперед, чтобы встретить его автомашину за городом. На сигнал автоинспектора «турист» спокойно остановил машину, отрулил ее на обочину дороги и с любезной улыбкой открыл дверцу. Но тут его взгляд упал на группу людей, одетых в штатское. В одном из них он узнал Кузнецова. Улыбка так и застыла на лице Ковальского, а в глазах появился страх.

— Я честный и добропорядочный немец, — забормотал он невнятно. — Я не совершал ничего противозаконного.

Ковальскому предъявили ордер на арест, сообщили причину. Он, естественно, все отрицал. Ему показали старые фотографии времен войны, где он был запечатлен в эсэсовской форме, с автоматом в руках.

Потом нашлись и свидетели злодеяний Ковальского. Состоялся суд. Каратель получил по заслугам.

Так закончилась еще одна успешная чекистская операция, в которой Иван Иванович Кузнецов принял непосредственное участие.

Как-то на совещании работников органов государственной безопасности Иван Иванович увидел в президиуме седого человека в форме генерала. Что-то знакомое показалось ему в этом человеке. Доброе, слегка задумчивое выражение глаз, манера держаться. Пригляделся получше, неужели Минаев? Тот самый Николай Григорьевич Минаев, который учил его в школе русскому языку и литературе, воспитывал в нем любовь к Родине, прививал ему чувство ненависти к ее врагам… Как же он мог изменить своей любимой профессии? Видимо, так было нужно. Наверное, и его в трудный час Родина призвала исполнить свой долг, отдать ей свои знания, жизненный опыт…

Взгляд Кузнецова был буквально прикован к Николаю Григорьевичу. И тот почувствовал это. Минаев повернулся в сторону Кузнецова, посмотрел на него: в глазах генерала вначале появилось выражение удивления, потом они засветились доброй отцовской улыбкой.

В перерыве они встретились. Обнялись, расцеловались. После совещания долго ходили по городу. Вспоминали о прошлом, рассказывали друг другу о себе, делились планами на будущее. На память об этой встрече домашняя библиотека Кузнецова пополнилась еще одной книгой с дарственной надписью. На титульном листе сборника «Воронежские чекисты рассказывают…» было написано: «Кузнецову Ивану Ивановичу — собрату по профессии и бывшему ученику на добрую память, с пожеланиями счастья и крепкого здоровья. Николай Григорьевич Минаев. Начальник Управления КГБ по Воронежской области».

Мне не раз приходилось встречаться с Иваном Ивановичем Кузнецовым — скромным интеллигентным человеком с добрыми, проницательными глазами, доброжелательной улыбкой. Он с удовольствием делился своими мыслями о прочитанных книгах и увиденных спектаклях, радовался успехам своей жены — специалиста-филолога. Мне было известно, что его уважают и любят молодые чекисты, которым он передает свой опыт и знания, помогает выигрывать поединки с врагами.

И я посчитал своим долгом рассказать людям о нем.

Этот очерк о львовском чекисте Иннокентии Ивановиче Сорокине мне хочется начать с дневниковой записи генерал-майора А. И. Сорокина «Строки победы» из книги «На земле, в небесах и на море», вышедшей в Воениздате в 1985 году. В ней читаем: «Нежданно-негаданно в Москву нагрянул мой брат Иннокентий. Шутка ли: не виделись семь лет! Это закаленный фронтовик, его походно-боевое имущество все на нем. Даже отсутствует вещевой мешок…

Захватывающие фронтовые рассказы брата затянулись далеко за полночь. Иннокентий выполнял обязанности заместителя начальника особого отдела дивизии, возглавлял оперативные группы при выполнении специальных заданий, уничтожал фашистских разведчиков и предателей. Если описать воинский труд чекиста, эпизоды не уместились бы и в объемистую книгу».

Воинский труд чекиста!.. Как это точно сказано о нелегкой службе Иннокентия Ивановича Сорокина! Шестнадцать лет жизни отдал он чекистскому труду. Всякое было за эти годы — приходилось вступать в поединки с фашистской контрразведкой, с оуновской агентурой и бандеровцами.