— Нет! Прилипнет и все! Совсем запутаешься!

— Но я так идти не могу! — рявкнул Сергей и недолго думая, стал срезать с себя штанины, опутанные нитью паучихи.

Самка арахны выбрала себе новую цель. С невероятной скоростью и силой из нее вылетела очередная нить, которая тут же попала на крылья летящей к сталкеру и его другу вичухе. Та завопила и кубарем загрохотала на корпусах автомобилей. Самец снова стал быстро собирать паутину. Когда вичуха оказалась рядом, он молниеносно вонзил в нее два клыка и тут же отбросил в сторону. Летающая тварь дернулась несколько раз и затихла. Яд парализовал ее и принялся превращать все внутренности вичухи в жидкую кашу. После этого пауки ее просто выпьют.

Сергей и Странник, наконец, оказались в вестибюле разрушенного института. Маломальский судорожно водил лучом фонаря в поисках спасительной машины. И заорал от неописуемой радости. У дальней стены, стоял БТР-80 на котором давно выцвела и пожухла вся краска. Он бросился к машине. Быстро открыл боковой люк и посветил внутрь. Чисто. Никого. Они оба залезли внутрь и, Маломальский закрыл за собой люк.

— Только бы машинка на ходу была, — пробормотал возбужденно Сергей, пробираясь к месту механика-водителя.

Выбор был не простой. Наведение порядка железной рукой, как и предписывалось законами рейха, подразумевало применение силы. А сила в свою очередь подразумевала жертвы. И это в условиях, когда четвертый рейх не мог похвастать численным превосходством перед основными врагами в мире людей. Однако гаулейтер понимал, что промедление и нерешительность, станет роковой ошибкой не только для его власти, но и для самого рейха. Да, либерализм мог дорого стоить их крохотному миру, и теперь в рейхе звучала стрельба. Очень многие оказались восприимчивы к призывам Ганса, который сумел катализировать и взорвать их давно зревшее внутри недовольство сложившейся ситуацией. И теперь…

Этого одноглазого амбала с лысым черепом все называли Топор. Прозвище не родилось просто так. Он был одним из самых свирепых мясников гестапо, фанатично любящим свою работу. Уже и первого удара было достаточно, чтобы причинить страшную боль и ввергнуть человека в безвольный страх. А тут последовал уже второй удар. Ганс отлетел к стене пыточной камеры, оборудованной в одном из подсобных помещений станции Тверская. Топор не имел привычки приковывать допрашиваемых людей наручниками. Еще не было у него жертвы, которая могла оказать сопротивления его мускулам и свирепой злобе. Палач любил, когда его жертвы летали по камере от его ударов и ползали в собственной крови, моля о пощаде. Они, жалкие ничтожества, и не подозревали, что чем больше просить у него жалости, тем безжалостней он становился.

— Свинья, — прорычал Топор, — Ты продал всех нас, нашу нацию и рейх, мразь.

— Я никого не предавал, — простонал Ганс и тут же превратился в комок от удара ногой в живот.

— Ты задумал мятеж! И где?! В великом рейхе, падла! — еще удар, — Кому как не пархатым большевикам дано рушить устои и творить революции?! Им ты продался?! Кто и когда тебя завербовал?! Отвечай гнида!

— Не покидай, ты же обещал, — в ужасе шептал Ганс сам себе.

— Ты слаб. Ты безволен. Ты взаперти. Зачем ты мне теперь? — хладнокровно ответил Мозз.

— Но он неполноценный. У него всего один глаз.

— Однако он сильнее тебя. И с ним я смогу уйти.

— Нет. Ты обещал! Сжалься!

— Жалость! О какой жалости может идти речь, если ты не в состоянии бороться и выйти победителем? Жалость, это преступление перед целью!

Ганс зажмурился и получил еще один удар.

— Говори, скотина! — орал Топор.

— Что лучше, ужасный конец или ужас без конца? — прошептал Ганс.

— Что? — громада палача склонилась над ним огромной тенью. — Что ты там скулишь?

— Жизнь! Жизнь лучше всего, и я тебе это докажу!

И мозз решил дать ему последний шанс. Уж очень не хотелось расставаться с таким носителем. Топор склонился после последнего бормотания еще ниже. Ганс открыл глаза и взглянул на него. На широкую бычью шею, на которой от злости и удовольствия от кровавой работы напряглись все жилы и артерии.

Да, жалость это преступление перед целью. А цель сейчас — его шея. Вся воля к жизни, весь запечатанный в разуме страх, вся ненависть и преклонение перед тем, что было в его голове дали Гансу такой импульс, что он мгновенно вскочив, сбил одноглазого с ног и тут же вцепился Топору в его шею зубами. А терпкий и солоноватый вкус теплой крови не заставил себя долго ждать.

Каркас рам вестибюля брызнул фонтаном обломков и рычащее, изрыгающее ядовитый чад чудовище рванулось вперед, на улицу, снося сгнившие корпуса автомобилей и нещадно ломая сухой кустарник. Сергей стал выкручивать руль вправо, и бронированный зверь послушно повернул, не смотря на то, что одно из колес на второй оси было изорвано. Вичухи рванулись выше, чувствуя что-то недоброе в реве двигателей бронетранспортера. Даже потеря третьего сородича, пойманного арахнами, не отвадило их от мысли поймать эту наглую парочку. Но вот шум БТРа подействовал на них более отрезвляюще.

Паучий самец отбросил в сторону третьего летающего монстра, пораженного ядом и теперь они вдвоем, вместе с самкой, повернулись в сторону взбесившейся машины, разгребающей своим хищным острым клювом остовы машин и ломающей сухостой, и уставились своим бесчисленным количеством ничего не выражающих глаз на это зрелище.

Не щадя машину, Сергей направил БТР на груду обломков здания. Броневик кидало по обломкам из стороны в сторону. Он грохотал и ревел, прорываясь на Сандуновский переулок. Странник сидел в десантном отделении. Точнее, он не сидел. Его швыряло по салону, и он постоянно пытался ухватиться за что-то, то и дело, с опаской погладывая на ревущий двигательный отсек. Освещая единственной работающей фарой себе путь, бронемашина подпрыгнула на вершине обломков и устремилась вниз, к проезжей части, заваленной хламом и машинами. Протаранив опрокинутый корпус маршрутки, Сергей, дернул руль влево и стал ловить колесами дорогу. Это было непросто, учитывая крутой нрав бронетранспортера, повреждение одного колеса и неравномерность давления в остальных. Маршрутка уже улетела в сторону, сделав в воздухе двойное сальто и врезавшись в стену разрушенной бани и разметая обломки давно рухнувшей красной кирпичной трубы. Тем временем броневик швыряло из стороны в сторону, подбрасывало на ухабах разбитой улицы и луч единственной фары, словно рисовал в ночном городе электрокардиограмму жутко учащенного он немыслимого напряжения пульса. Движение усложняло еще и то, что Маломальский плохо видел дорогу. Фара светила черт знает куда. Сергей поднял бронелюк, прикрывавший стекло механика водителя, и только сейчас обнаружил, что самого стекла нет. Встречный воздух и пыль летели внутрь. Сталкер чертыхнулся и нажал на тормоза. Броневик повело юзом, и он снес опрокинутый и помятый корпус милицейской машины. Наконец остановился.

— Ох, и спросят с меня за эту тарантайку братцы сталкеры, — выдохнул он и повернулся к Страннику.

Тот сидел на полу десантного отделения и потирал ушибленный лоб.

— Так для дела ведь. — Сказал попутчик.

— Ну да. Только задолбаемся объяснять для какого.

Странник принялся с интересом осматривать внутреннее убранство.

— Вот ведь как, — покачал он головой. — Мы приручаем живых зверей, а вы делали железных.

— Интересный взгляд на вещи, — хмыкнул Сергей. — Но можно и так сказать.

— А как тут сказать по-другому?

И тут они оба вжали головы в плечи из-за жуткого грохота. Что-то металлическое ударилось сверху в корпус БТРа и, броневик даже качнулся.

— Это еще что? — Маломальский уставился в потолок. Снаружи снова слышались вопли вичух. Потом что-то загрохотало рядом с броневиком. Сергей осторожно приоткрыл лобовой люк и высунулся наружу по пояс. Небо над БТРом кишело летающими тварями, которые никак не хотели униматься. Более того. Самые крупные особи держали в своих когтистых лапах обломки автомобилей и крупные куски асфальта и остатков зданий. Вон одна тварь спикировала, разжав лапы, и Сергей увидел, как в него летит мотоцикл.