Мак отвечает мягкой отсутствующей улыбкой.

* * *

У Мака, обнаруживаем мы, есть слабость. И эта слабость – лошадь. Для решения проблемы с пижамами Б. мы нашли следующий выход: Б. завозит Мака на раскоп, а сам едет на машине дальше в Камышлы. Мак хочет в середине дня съездить домой, и Алави предлагает, что он может поехать верхом. У шейха есть несколько лошадей. Лицо Мака тотчас оживляется. Его мягкая отрешенность исчезает. Ее заменяет увлеченность.

С этих пор, если только есть для этого малейший повод, Мак приезжает домой на лошади.

«Этот Хвайя Мак, – говорит Алави, – он никогда не говорит, он свистит. Когда нужно, чтобы мальчик с рейкой подвинулся влево, – он свистит, когда нужно, чтобы к нему подошел каменщик, он свистит; теперь он свистит, когда ему нужна лошадь!»

Вопрос с пижамами Б. все еще не решен. Таможня требует огромную сумму в восемь фунтов! Б. замечает, что пижамы стоили всего по два фунта каждая, и отказывается платить. Создается исключительно сложная ситуация. Что, – требует сказать таможня, – что она теперь должна делать с пакетом? Они возвращают его почтмейстеру. Он не должен отдавать его Б. и он должен обеспечить, чтобы пакет не покинул пределов страны! Мы бессмысленно тратим несколько дней и часов на поездки в Камышлы и обсуждение этого вопроса. На помощь приходят менеджер банка и офицеры из Services Speciaux[52] . Даже какой-то высокий чин Церкви Маронитов, гостящий у менеджера банка, принимает участие. Он выглядит очень эффектно в пурпурном одеянии, с огромным крестом и большим пучком волос! Несчастному почтмейстеру, хотя он по-прежнему в пижаме, едва ли удается хоть сколько-нибудь поспать! Дело стремительно превращается в международный инцидент.

Внезапно все улаживается. Douanier[53] из Амуды появляется в нашем доме с пакетом. Все сложности разрешились: тридцать шилингов пошлины, «douze francs cinquante pour les timbres, et les cigarettes, n`est ce pas?[54] » (пачки сигарет суют ему в руки). «Voila, Monsieur!»[55] . Он улыбается, Б. улыбается, все улыбаются. Мы все становимся в кружок и смотрим, как Б. открывает пакет.

Он гордо поднимает содержимое пакета, объясняя, как Белый Рыцарь, что это его собственное, совершенно новое изобретение.

«Москиты, – объясняет он. – Делает совершенно ненужными москитные сетки».

Макс говорит, что никогда не видел ни одного комара в этих краях. «Но ведь здесь, конечно же, есть комары, – говорит Б. – Это всем известно. Стоячая вода!»

Я тотчас взглядываю на Мака.

«Здесь нет стоячей воды, – говорю я, – если бы была, Мак бы ее заметил!»

Б. с торжеством замечает, что есть пруд стоячей воды чуть к северу от Амуды.

Макс и я повторяем, что никогда не видели и не слышали здесь комаров. Б. не обращает внимания и продолжает распространяться о своем изобретении.

Пижама сшита из белого стирающегося шелка. Она представляет собой единое целое с капюшоном, закрывающим голову, и рукавами, оканчивающимися руковицами без пальцев. Спереди она застегивается на молнию, так что у того, кто в нее одет, единственное, что остается открытым для атаки комаров, это глаза и нос.

«А через нос мы вдыхаем и выдыхаем, что отпугивает комаров», – с торжеством говорит Б.

Макс ледяным тоном повторяет, что здесь нет комаров.

Б. дает нам понять, что когда нас всех будет ломать и трясти малярия, мы еще пожалеем, что не приняли его идею.

Мак внезапно начинает смеяться. Мы вопросительно смотрим на него.

«Я вспомнил тот случай, когда вы сели, а стула там не было», – говорит Мак и уходит, радостно посмеиваясь.

Этой ночью мы крепко спим, когда вдруг начинается жуткая суматоха. Мы взвиваемся, подумав в первый момент, что на нас напали грабители. Мы все выбегаем в столовую. Какая-то белая фигура отчаянно мечется по комнате, взвякивая и подпрыгивая.

«Боже правый, Б., что случилось?» – кричит Макс.

Какое-то время мы думаем, что Б. сошел с ума.

Но все объясняется.

Неизвестно каким образом, но мышь ухитрилась забраться в непроницаемую для комаров пижаму! А молнию заело.

Уже светало, когда мы наконец кончаем смеяться. Одному только Б. не очень смешно.

* * *

Погода становится жарче. Появляются все новые виды цветов. Я не ботаник и не знаю их названий, и честно говоря, не хочу их знать. (Какая радость от того, что вы знаете, как предметы называются?) Но тут есть голубые и светло-пурпурные вроде маленьких люпинов, и маленькие дикие тюльпаны, и золотистые, вроде ноготков, и изящные красновато-коричневые цветочные стрелки. Каждое городище это просто буйство красок. Это действительно плодородная степь. Я захожу в комнату древностей и ненадолго уношу несколько горшков подходящей формы. Мак, собиравшийся рисовать их, ищет их напрасно. Они полны цветов.

* * *

Наш дом теперь быстро растет. Уже готова деревянная основа, и на нее крепится кирпич-сырец. Результат должен быть очень хорошим. Я поздравляю Мака, стоя рядом с ним на холме.

«Это гораздо лучше, чем моя уборная», – говорю я.

Гордый успехом архитектор соглашается. Он, однако, горько жалуется на рабочих, которые, говорит он, не имеют ни малейшего представления о точности. Я отвечаю, что уверена, что не имеют. Мак с горечью говорит, что они только смеются и думают, что это неважно. Я перевожу разговор на лошадей и Мак веселеет.

С наступлением жаркой погоды ссоры между нашими рабочими делаются тоже жарче. Макс увеличивает штраф за разбитые головы и в конце концов приходит к отчаянному решению. Каждое утро перед началом работы люди должны сдать свое оружие. Это очень непопулярное решение, но, хоть и неохотно, люди соглашаются. Под наблюдением Макса дубинки, булавы и длинные убийственного вида ножи передаются Михелю, который запирает их внутри Мэри. На закате их возвращают владельцам. Это трата времени и сил, но по крайней мере наши рабочие избегают наиболее серьезных повреждений.

Рабочий-йезиди приходит жаловаться, что он ослаб без воды. Он не может работать без питьевой воды.

«Но здесь есть вода – почему ты не пьешь?»

«Эту воду я пить не могу. Она взята из колодца, а сегодня утром сын шейха бросил в колодец листья латука».

Йезиди, по своей религии, не должны никогда ни упоминать латук, ни касаться чего бы то ни было, что с ним соприкасалось, так как они верят, что в нем жил шайтан.

Макс говорит: «Ну, я думаю, что тебе сказали неправду. Потому что как раз сегодня утром я видел сына шейха в Камышлы, и он сказал мне, что он там уже два дня. Это тебе сказали, чтобы тебя обмануть».

Собравшимся рабочим оглашается требование прекратить их действия. Никто не должен ни обманывать, ни преследовать рабочих-йезиди. «На этом раскопе все должны быть братьями».

Вперед выступает магометанин с веселыми глазами.

«Вы следуете за Христом, Хвайя, мы за Мохамедом, но и мы, и вы враги шайтана (дьявола). Поэтому наш долг преследовать тех, кто верит, что шайтан возродится вновь, и кто поклоняется ему».

«Тогда в будущем исполнение долга будет стоить тебе пять франков за раз!» – отвечает Макс.

Несколько дней после этого мы не слышим жалоб от йезиди.

Эти йезиди странные и на редкость мягкие люди, и их поклонение шайтану (сатане) носит скорее характер умилостивания. Более того, они верят, что этот мир отдан под власть шайтана Богом и что за эрой шайтана придет эра Иисуса, которого они считают пророком, но еще не облеченным властью. Имя шайтана никогда нельзя упоминать, а также нельзя упоминать и слова, звучащие похоже.

Их святилище, Шейх Ади, расположено в Курдских горах вблизи Мосула, и мы его посетили, когда копали недалеко оттуда. Я думаю, что нигде во всем мире не может быть места более прекрасного и более мирного. Вы поднимаетесь извилистым путем далеко в горы среди дубов и гранатовых деревьев, двигаясь вдоль горного потока. Воздух свеж, прозрачен и чист. Последние несколько миль надо преодолеть пешком или на лошади. Говорят, что человеческая природа в этих местах так чиста, что женщины-христианки могут нагими купаться в ручьях.