Глава 24
Вот так у Маруси излишек денег образовался. То, что цыганка вернула, требовалось потратить. Монеты, от которых в душе отказался, хранить невозможно. Они как живые, будто блохи кусают, покою не дают.
Ну и допекли, конечно, деньжата. Пошла на базар – тратить.
А купила Маня такое, такое… в жизни не догадаетесь! Перли-надрывались ту громадину четыре парня, она им литр водки посулила.
Приволокли работяги трофейное немецкое пианино! Ага! Самое настоящее. Старинное такое фортепиано, черное, с бронзовыми подсвечниками, с резьбой на деке, с гнутыми ножками в виде кошачьих лап. Клавиши желтоватые, костяные, чуть треснутые. И стульчик крутящийся в довесок.
Ошарашенная Марь-Лексевна, к тому времени совсем уже старушка, запрыгала вокруг инструмента, как девочка. Засуетилась неестественно: речь бессвязная, слова незнакомые, заикается и хихикает. Не узнать Марь-Лексевну, очумела будто.
А дети, наоборот, стали как два старичка. Учительница всего на свете ловко завернула пониже сиденье, притулилась на краешек, уверенно тронула инструмент, и… полилась «Лунная соната».
Маруся выдохнула с восторгом:
– Шульберт?
Лексевна поперхнулась. Еще бы! Опешил человек:
– Маня! Ты откуда про Шуберта знаешь?
Маруся зарделась, придвинулась поближе и заговорщицки:
– Иван в концерт водил. Представь, выходит, значится, на сцену мужик, как вроде не в себе. Волосы на голове что воронье гнездо. Пинжак длинный со спины, как у попа, тока двумя хвостами висит. А в штанах, чисто шило, неймется артисту. Ну, сел, конечно, раскорячился и давай тренькать перебором, не хуже твоего. Тока ты вот пряменько сидишь, а его будто кондрашка бьет-лохматит. А Ванька мне шепчет на ухо: видал, как ладно играет! Только, говорит, не рикмично. А чего эт – «рикмично», не знаю.
Чтоб Марь-Лексевна в голос хохотала, чтоб в ладоши хлопала, чтоб ногами дрыгала – это уж слишком! Вот как на людей музыка-то действует!
А тут и Генка голос подал:
– И зачем нам этот гроб на колесиках? Лучше б велик купила!
Маня строго:
– Велик – баловство! А это – струмент! Музыка для человека нужная. Всё вместе обучаться станем. Марь-Лексевна за учителя. С кондачка эту науку не взять – дисциплина важна!
– Я не буду по клавишам тыкать! Еще чего! Я летчиком буду. Вон Людка пусть мается.
А глаз у Люды загорелся, нешутейно загорелся. Своенравна! Эта – освоит, как пить дать освоит.
И в это самый момент заиграла «цыганочка с выходом от печки».
И как Маню вдруг чтой-то раззадорит, чтой-то… эх! Сорвала косынку, и ну махать! Сперва бочком, бочком, павой проплыла манерно. А как музыка жахнула, давай плечами – эть, эть, эть! – затрясла «черноголовая». Ногами дробушки пошла выписывать. Юбочкой машет. И-ех! Дети с гиканьем за нею. Да в пляс!…
Ай-ла-лай-ла!
С того дня поселилось в Манином доме веселье…
Глава 25
Вы видели, как варят солнце?
Она, Марь-Лексевна, бабуленька, варит абрикосовое варенье с добавлением персиков. Сперва выковыривает косточки, обливаясь соком, сладким, пахучим. Люда с братцем – помощники. Складывают липкие кусочки в большую кастрюлю. Бабушка литровой банкой, облепленной сладкими кристалликами, отмеряет сахар из мешка, потом лимон мелко рубит – и туда же… Накрывает новой марлей от мух. Настояться должно, говорит, чтоб влага выступила. Гену с сестрёнкой отпускает купнуться в хаус14. Плещутся и ждут… ждут-поглядывают…
Вот! Наконец засуетилась… Ну они, само собой, тут как тут.
Ставит старинный медный таз на газовую горелку и начинает колдовать-помешивать… Жара стоит умопомрачительная… Она не отходит от плиты, терпит, все караулит, чтоб не пригорело, не сбежало…
А детки? Дети, затаив дыхание, ждут пенку.
Вы когда-нибудь пробовали на свежую лепешку – солоноватую, хрустящую – навалить пенную шапку? Рот пошире, и… м-м-м… вареное солнышко…
Глава 26
Пятьдесят четвертый. Конец июня. Солнце прищурилось и умерило жар.
Маруся поливала в палисаднике цветы. Почувствовав пристальный взгляд, обернулась. У калитки стоял иссохший мужик в обносках, с заплечной котомкой. На голове фуражка, козырек в пол-лица.
– Потеряли кого?
Молчит. Стоит, не уходит. Молчит.
– Голодный?
Молчит.
Маруся сходила в дом, отрезала краюху, положила в миску два яйца, помидор. Налила кваса в кружку. Вернулась к калитке. Протянула. Не берет. Молча стягивает фуражку.
Маня отпрянула. Урод! Левый глаз нормальный, правый – без век. Глазное яблоко навыкат, будто в глазницу вставлен воспаленный стеклянный шар. Челюсть выбита. Рот – там, где щеке место, – сбоку, ближе к уху. Редкие седые волосы на голом черепе… Улыбнулся косо. Беззубый…
Молчит.
Господи, такого ужасного калеки она никогда не видела. Руки-ноги вроде целы, зато лицо изуродовано чудовищно…
Маруся, завороженная, не могла оторвать взгляда… А у мужика вдруг как хлынут слезы потоком. Молчит, только по щекам ручьи текут-спотыкаются о шрамы-бугры…
Зашевелил потрескавшимися губами, зашептал неслышно.
– Чего ты? Чего?… – женщина совсем растерялась. – Болит где?
– Ма-ру-сень-ка… – простонал пришелец.
Сердце обмерло. Она его знает. Точно знает… Это… это…
Миска с кружкой покатились по тропинке. Она зажала руками рот, чтоб не заорать на всю округу. Под ногами поплыла земля, в ушах зазвенело, перед глазами мошки… Она качнулась и стала валиться в высокие флоксы.
Мужик выбил калитку, подхватил на руки и усадил на лавку. Маня быстро пришла в себя. Не моргая, уставилась в его разные страшные глаза… И, казалось, перестала дышать.
Гость начал осторожно гладить ее по голове. Заскорузлая рука, без большого пальца, плохо слушалась… Она судорожно сглотнула:
– Быстров… ты?… – Не хватало воздуха. – Володенька!
Он отдернул руку, лег ничком, поджарым брюхом прижался к земле и уткнулся ей в ноги…
А дальше?
Живи, родная, долго и счастливо…
Прощай, Кувшинова Мария Матвеевна!
1 Миски (прим. автора).
2 Ожить, отогреться, опомниться, прийти в себя.
3 Очень красиво (узбек.).
4 Птица семейства фазановых.
5 Река в Узбекистане и Киргизии.
6 Заправочный суп (тур.).
7 Блюдо, поднос (узбек.).
8 Вровень с краями.
9 Здесь: широкий стол с бортиками на низких ножках (прим. автора).
10 Прямоугольная густая сетка из конского волоса, закрывающая лицо женщины.
11 Чертова бабушка (узбек.).
12 Маскировка, чтобы слиться с окружающей средой (прим. автора).
13 Лохмотья.
14 Резервуар для воды в земле (мест. наречие).
