— Мне нужно переодеться! — провозгласила она. — Уолтер, помоги мне снять платье.
Юноша посмотрел на нее в замешательстве, чувствуя, как на лбу выступает холодный пот, а в остальном организме происходят не менее ощутимые процессы. Если она расстегнет платье, то он же увидит… он увидит… что-то совсем уж неприличное. Корсаж, например. Или того хуже — нижнюю юбку.
— А ты не можешь сама? — попросил он жалобно. — Ты же как-то оделась?
— Тогда у меня руки не ходили ходуном, — резонно заметила Эвике. — Давай, я буду тебя направлять… Сначала расстегни эти крючки, вот так, тебе развяжи здесь… нет, не здесь… и не здесь… Уолтер, может все таки откроешь глаза?
— Мы уже добрались до них? — жмурясь, спросил англичанин.
— До чего?
— До них. До вещей, о которых не упоминают, — пояснил он скороговоркой.
— До панталон, что ли? — когда он скривился, Эвике сказала примирительно. — Как только доберемся до моих… неупоминашек, я тебя предупрежу. Ну и страна у вас, кстати, — вполголоса добавила она.
Уолтер помог ей развязать нижние юбки и снять клетку кринолина через голову, окончательно испортив девушке и без того растрепанную прическу. Ворохи кружевных юбок сугробом легли в углу, а Жужи, доевшая сухари, успела забраться под кринолин и теперь играла там в домик. Пока Уолтер отворачивался, Эвике заново надела платье, которое без дополнительной поддержки уродливо обвисло и волочилось по полу. Вздохнув, девушка обкромсала его ножницами чуть выше щиколоток и повязала веревкой.
— Мы готовы к битве, — сказала она.
— Эх, как бы нам сейчас пригодилась длинная серебряная ложка, — вздохнул ее жених.
— Ты о чем?
— У меня на родине есть поговорка, "Если ужинаешь с дьяволом, возьми длинную ложку." Ну а если кто-то "родился с серебряной ложкой во рту," значит, будет везучим. Будь у нас не только длинная ложка, но еще и серебряная, мы бы им показали!
— Хммм… длинную не обещаю, но серебряная найдется.
Воровато оглядевшись, Эвике опустилась на колени возле окна и вытащила булыжник из кладки на полу. Под ним оказалась пустота. Засунув туда руку, Эвике извлекла маленький сверток, обернутый холстом и перетянутый бечевкой, в котором на поверку оказалось с дюжину чайных ложечек и ножей для масла. Каждый предмет был украшен вензелем фон Лютценземмернов.
— Остальное серебро мы уже заложили, но кое-что я приберегла на черный день. По-моему, он уже наступил, — пояснила Эвике.
— Отлично! — потер руки Уолтер. — С почином нас. Если что, можем ими кидаться. Давай думать дальше, чего еще боятся вампиры? Солнечного света? Такой вариант нам не подходит, за окном ночь кромешная. Чеснока?
— Чеснока не держим, чтобы не злить Штайнбергов. Как и боярышника, и шиповника.
— Жаль. Кроме того, вампиры одержимы манией все считать. У тебя должна быть какая-нибудь крупа.
Девушка зарделась, будто ее уличили в небрежном ведении хозяйства.
— Мы всю доели, зато есть картошка. Целый мешок! Хозяин его принес как раз в ту ночь, когда мы с Гизелой залезли к тебе в спальню.
— Ага, помню, — Уолтер тоже покраснел. Он так и не поделился с ней своими теориями относительно содержимого того мешка. — Картошка, значит. Ну ладно, ее тоже можно считать. Что еще? О, святая вода!
— Мы же всю израсходовали, — удивилась Эвике, — новую-то взять негде.
— Нууу… мы могли бы попробовать сами, — сказал Уолтер без особой уверенности, а девушка прищурилась неодобрительно.
— И кто же из нас троих рукоположенный священник?
— Вот только не начинай свой догматизм! Любой мирянин может выполнять функцию священника, если у него хватит веры. Просто прочтем молитвы над водой и она станет святой.
— Правда, что ли? — ее светлые брови полезли на лоб. — Ух ты ж! А ту воду, во флакончиках, ты тоже сам освятил?
— Нет, — с запинкой ответил Уолтер, — я попросил отца Штефана.
— Но почему?
— Гмм… нуу… — замялся англичанин. — Дело в том что… ну то-есть…
Хотя он ходил воскресную школу, и знал десяток псалмов назубок, и мог отбарабанить "Отче наш," даже разбуженный посреди ночи, Уолтер не был уверен, что его вера достаточно крепка. Более того, что она у него вообще есть.
— Ты что же, не веришь в Бога? — ужаснулась Эвике.
— Нет, что ты, верю конечно… хотя… я просто стараюсь об этом не задумываться. Мне кажется, что если Он обратит на меня внимание, то сотрет меня в порошок за грехи. Лучше не высовываться лишний раз.
Невеста понимающе кивнула.
— А я вот не помню, когда в последний раз исповедовалась. И с латынью у меня совсем худо, боюсь лишний раз прочесть Ave Maria, вдруг что-то не так произнесу? Это ж грех, наверное. И вообще, у меня такие мысли порою бывают, самой страшно. Насчет герра Штайнберга, в основном, что бы я с ним сделала, окажись он в моей власти. Если я помолюсь, меня никто и слушать не станет. Жужи, — глухо позвала Эвике, — ты веришь в Господа?
— Конечно! — зазвенел ее чистый голосок. — И в Господа, и в Богоматерь, и во всех святых!.. Если б не верила, сестра Схоластика меня бы со свету сжила, — подумав, добавила она. Девушка схватилась за голову.
— Да что же за времена такие пошли, если только вампиры в Бога и веруют? Неужели у нас всех не хватит веры, чтобы освятить одноведро воды?!
— Можем хоть попытаться, — развел руками Уолтер.
Эвике тут же набрала воды, молча поставила ведро перед Уолтером и посмотрела вопросительно — дальше что?
— Давай прочтем молитвы, — предложил англичанин, опускаясь на колени. Эвике с Жужи последовали его примеру.
— Я могу псалом прочесть, — отважилась девушка, — только я не знаю, про что он.
— А я помолюсь архангелу Михаилу, защитнику от нечистой силы. Мы ему всегда молились, чтобы сестра Схоластика нас не била, — пропищала Жужи.
Уолтер начал нетвердым голосом:
— Дорогой Господь, освяти, пожалуйста, нашу воду, много времени это не отнимет…
— De profundis clamavi ad te Domine… [42]
— … я понимаю, что у Тебя много других дел, но нам очень нужно…
— … и защити нас от всякого зла…
— … Domine exaudi vocem meam… эммм.. . fiant aures tuae int… intendentes…
— …мы постараемся стать лучше и не грешить, но сначала нам нужно выжить…
— … молим тебя..
— … Domine quis sustinebit…
— … помоги нам.
— Amen.
Друзья с надеждой заглянули в ведро, ожидая какое-нибудь чудесное знамение, но увидели лишь свои обеспокоенные лица. Вода осталась прежней.
— Другого выхода нет, — вздохнул Уолтер. — Не будем дожидаться, пока они нападут на нас. Открываем дверь.
Они отодвинули тяжеленный стол и приоткрыли дверь, сначала на пол-пальца, потом распахнули ее, следуя принципу "пришла беда — отворяй ворота." В коридоре их уже караулили упыри, с кислыми минами разглядывая импровизированное распятие на полу, перешагнуть через которое никто не решался. Изабель среди них не было и уже одно это обстоятельство вызвало столь бурный прилив радости, что Уолтер, расхрабрившись, крикнул в толпу:
— И что, позвольте спросить, вы здесь делаете?
— Вас дожидаемся, — выступил вперед юнец с мелкими, неприятными чертами лица. Остальные одобрительно забормотали.
— Считайте, что дождались!
Без дальнейших рассуждений Уолтер плеснул в них водой из ведра. Это был единственный шанс если не выиграть битву, то хотя бы уравнять шансы. Святая вода выведет из строя несколько вампиров и нагонит страху на остальных, зато простая… Любое прямоходящее существо, будь то человек или вурдалак, ну очень рассердится, если его вечерний наряд вымокнет до нитки. Раз обычные вампиры так и дышат злобой, то злобу мокрого вампира можно смело помножить на десять.
Первые крики были для Уолтера столь же сладостны, что и ангельские хоры. Дико завопив, молодой вампир покатился по полу, хватаясь за обожженную щеку. Зеленоватая кожа, и без того здоровьем не сиявшая, разом покраснела, вспухла, покрылась огромными влажными волдырями, из которых, как из гейзеров, повалил пар. Еще несколько вурдалаков завыли в унисон, потрясая дымящимися конечностями. В толпе началась суматоха, особенно когда лужа святой воды расползлась, задевая чьи-то ботинки и чьи-то юбки. Однако те вампиры, что стояли дальше всех, уже переместились в авангард. Намерения у них были самые серьезные. К Уолтеру потянулись когтистые руки, которые, впрочем, быстро отдернулись, потому что на подмогу жениху бросилась Эвике, скрестив перед собой две серебряные ложки. Один из нападающих помедлил и сразу же схлопотал ложкой по руке, будто мальчишка, посягнувший на сахарницу. Серебро прожгло через перчатку, на коже заалел ожог, и визг в коридоре сделался еще громче и гуще.
