— Нет, все в порядке.

— Вы упомянули регистраторше Нэнси Ластиг. Она ваш друг?

— Да нет, просто знакомая. Это она мне о вас сказала.

Доктор Фрайар промолчала. Я еще не дошел до Патрика Малоуни, а уже наткнулся на каменную стену.

— Поверьте, я здесь не затем, чтобы говорить о Нэнси Ластиг, доктор Фрайар. Я понимаю, что если бы и захотел это сделать, вы бы не стали со мной говорить.

— Если бы она была моей пациенткой, боюсь, что не стала бы.

— Если бы она была вашей пациенткой, вот так? Послушайте, док, я не слишком силен в фехтовальных приемах, так что лучше выложу все напрямик!

— Я вас слушаю.

Я описал ей мою встречу с Марией и то, как она назвала мне Нэнси Ластиг. Нэнси, сказал я, по-видимому, славная девочка, попавшая в неприятное положение, но мой интерес ограничивается Патриком Малоуни. Я здесь не для того, чтобы совать нос в чужие дела, но чтобы постараться найти разгадку. Пытаясь заслужить доверие доктора, я сообщил ей некоторые подробности истории Нэнси, которые мог узнать только от нее. Я упомянул сценарии, которые доктор Фрайар и Нэнси репетировали вместе, чтобы помочь ей объяснить Патрику, что она страдает от неудовлетворенности. Ничего у меня не вышло.

— Я не знаю, что могла бы для вас сделать, мистер Прейгер. Даже если бы я хотела — а это именно так, — не знаю, как смогла бы… К несчастью, у меня связаны руки.

Я спросил, лечила ли она сама Патрика Малоуни или знает того из здешних психологов, кто мог им заниматься, она снова сослалась на профессиональную этику. Я сказал, что понимаю. Хотя и не рад этому, но понимаю. И поскольку я не знаю, сколько времени доктор может уделить мне, мне следует быстро что-то придумать.

— Вы любите игры, доктор Фрайар?

В ее глазах мелькнул огонек

— Подозреваю, мистер Прейгер, что все психологи любят игры. Игра — это символ того, что мы делаем. Наши клиенты — или пациенты, если хотите, — живут своей жизнью или играют в игру «жизнь» по определенным правилам. Они приходят к нам за помощью, когда игра принимает плохой оборот или причиняет боль, становится бесперспективной, или когда они понимают, что продолжение игры по старым правилам не дает прежних результатов. В принципе, наша задача состоит в том, чтобы помочь нашим клиентам увидеть, что именно им принадлежит право устанавливать правила. Используя множество приемов, мы направляем их или подталкиваем к перестройке основных правил. Часто правила нуждаются в очень небольших изменениях и весьма редко — в полной ревизии.

— И если вы правильно изменяете эти правила, то игра происходит по-другому и дает лучшие результаты.

— Ну, мистер Прейгер, все обстоит не столь прямолинейно. Динамика индивидуальной жизни, как и индивидуальной игры в мяч, уникальна. А для людей, страдающих от серьезных психических расстройств, таких, как шизофрения… — Она замолчала, печально покачав головой — К счастью, символика игры справедлива для большинства студентов, которые приходят сюда. Но вы предложили игру…

— Это игра в юристов, — сказал я, — а поскольку их правила конфиденциальности не слишком отличаются от ваших, думаю, мы могли бы сыграть успешно. Это игра в предположения.

— Да, мистер Прейгер, я играю в нее на каждой вечеринке в честь дня рождения детей и на коктейлях, где я бываю, с другими гостями, непсихологами. Но в этом случае я…

— Доктор, доктор! — Я поднял ладони вверх, как регулировщик. — Честно и открыто я готов поклясться, что это не имеет никакого отношения к Нэнси Ластиг. Никакого, даже косвенного. Поэтому выслушайте меня, пожалуйста.

— Я вас слушаю.

— Для удобства рассуждения предположим, что я вошел в коридор и заглянул в приоткрытую дверь комнаты. И в эту щель я увидел…

Не называя имени, я описал ей странное поведение Патрика Малоуни, его хождение задом наперед по квадрату и его ритуалы с одеванием, как мне описал их Дуби. Лицо доктора Фрайар сохраняло бесстрастное выражение все время, пока она делала какие-то пометки в блокноте. Дальше я подробно описал впечатление, которое сложилось у меня о Патрике: его непреклонность, отчужденность, непроницаемость и, казалось бы, несовместимая со всем этим жажда одобрения.

— Это, разумеется, гипотетическое построение, — сказала она, когда я закончил, хотя бесстрастное выражение ее лица сменилось явным недоверием.

— Разумеется.

— И что я, по-вашему, должна делать с этой информацией, мистер Прейгер?

— Ну ладно, доктор, дайте мне шанс, — взмолился я. — Вы издеваетесь, хотите провести меня по горячим углям? Вы знаете, зачем я здесь. Куда-то исчез юноша. Может, он мертв, может, продает розы влюбленным. Я не знаю. Возможно, знай я его лучше, он бы не слишком мне понравился Предположим, может быть, мне не нравится его семья, но… — Я замолчал, поняв, что повысил голос. — Извините.

— Ничего, мистер Прейгер. Этот гипотетический образ вас раздражает, не правда ли?

— Думаю, да.

— Это та самая уникальная динамика, о которой я говорила, — сказала она с успокаивающей улыбкой, — вам здорово повезло, что я не очень спешу; следующее занятие у меня в другом корпусе, поэтому я потаскаю за вас каштаны из огня. Итак, посмотрим, что я могу сказать о вашем гипотетическом построении.

— Это было бы замечательно. К тому же я оставил свой асбестовый костюм дома.

— Ваш гипотетический образ, по-видимому, страдает от навязчиво-неудержимого невроза. Я могла бы прочитать многочасовой курс на эту тему, но, — она поглядела на часы, — посмотрим, что я смогу сделать. Эта болезнь состоит из двух компонентов: навязчивые мысли и неудержимое поведение — первое чаще всего, но необязательно, приводит ко второму. Навязчивые мысли имеют свойство вызывать беспокойство. Самый распространенный пример — это случай человека, одержимого страхом заразиться, подхватить микробы или бактерии. До чего он дотрагивался? Кто до него дотрагивался до этого же? Какие болезни эти микробы вызывают? Значит, если у вас такие навязчивые мысли и они вызывают у вас непреодолимое беспокойство, что вы должны делать?

— Мыть руки, — ответил я.

— Вы должны их мыть очень часто и долго. Неудержимое поведение, мистер Прейгер, становится замещающей реакцией на навязчивые, вызывающие беспокойство мысли.

— Я могу это понять, — согласился я. — Это кажется почти логичным. Я голоден, я ем. Беспокоюсь, что у меня грязные руки, — мою их. Но у Па… я имею в виду, в поведении моего гипотетического образа я не вижу такой логической связи. Что общего между хождением задом наперед по квадрату или одеванием и раздеванием по счету до двадцати и обратно?

— Хороший вопрос. Короткий ответ: Я не знаю точно, — сказала она, всплеснув руками. — Сам пациент иногда не знает. Понимаете, один из аспектов такого расстройства — это усложнение поведения. Предположим, наш «рукомойщик» замечает, что он подмигивает себе в зеркале, когда моет руки, или ловит себя на том, что повторяет про себя строчки роли из старой комедии Аббота и Костелло. Подмигивание или повторение про себя роли в комедии может стать вторичным механизмом успокоения, способным заменить или дополнить мытье рук. И через год то, что начиналось как простое мытье рук, может усложниться до целой цепочки действий, от которых сложно будет проследить первоначальный вид поведения или предшествующую ему тревогу. Другой аспект этого синдрома относится к первоначальной тревоге, страху заражения в моем примере, она может быть символом основной тревоги, которая не имеет отношения к микробам. Проблемы самоуважения, семейных разладов, сексуальные проблемы — это только некоторые из вещей, которые могут вызвать лежащую в основе тревогу.

— Это печально, — услышал я свой голос.

— Иногда мы все страдаем от такого рода вещей, но в малой степени.

— Неужели?

— Вам когда-нибудь приходилось стучать по дереву, мистер Прейгер, или, может, у вас есть счастливая рубашка? Суеверие, некоторые называют это заклинанием, является наиболее социально приемлемым выражением такого рода поведения. Возможно, у вас есть родственники, которые постоянно проверяют, выключили ли газ, закрыли ли дверь, уйдя из дома, или оставили гореть свет?