— Это что за! — рявкнул Федор.
Невидимка отпустила очередную жертву и рысью подбежала к хозяину, по-собачьи виляя раздвоенным хвостом. Змеиные головы на хвосте приветливо зашипели.
— Ты чего безобразия творишь? А?
Невидимка тут же приняла "обычный" вид — высокой арабской кобылы соловой масти с лилово-карими глазами.
— Седлайся и едем! Нечего тут разговаривать! Что это ты за неподобие развела?
Кобыла засопела и ткнулась в руку хозяина. Федор погладил ее по холке.
— Иди, иди. Поедем сейчас. Эй, вы! Седлайте!
— Барин, воля Ваша, а как эту нечисть седлать, когда она всех перекусала! — взмолился главный конюх.
— Седлайте, она смирная теперь.
Через четверть часа, под неусыпным взором Федора, Невидимка была оседлана. Федор вскочил в седло и пустил Невидимку галопом. Скакали они до самого вечера, а потом, когда стемнело, Федор наклонился к холке своего скакуна и скомандовал:
— Полетели!
Невидимка фыркнула, радостно заржав, оттолкнулась мощными задними ногами от земли, прыгнула, взвилась в воздух и длинными оленьими скачками понеслась по воздуху, а затем и вовсе полетела над верхушками деревьев, плавно покачивая ногами и хвостом.
Федор уселся поудобнее, на широкой, как скамья, спине, и, достав из седельной сумки письменные принадлежности, принялся что-то сочинять при свете луны и звезд. Так за приятными занятиями Федор и Невидимка летели до рассвета. Как рассвело, они снова перешли на конский бег, а как только стемнело, вновь взвились в воздух. К утру Федор был в одном из своих малоросских имений, явившись, как снег на голову, управителю. Скакуна своего он сам отвел в стойло, и, пока шли, сказал:
— Будешь здесь шутки свои чинить — шкуру живьем сдеру.
Невидимка фыркнула, зная, что Федор только пугал, но на заметку хозяйские слова приняла.
В имении Федор собирался пробыть ровно столько, сколько требуется для поисков нового ведьмака. Глаз пока ни на кого не упал, и три дня он провел, собирая разные травы, что на Севере не растут. И, хоть сейчас была зима, но многие потребные травы были в нужной кондиции для Федоровых дел. Узнав, где летом росли володушки, он пошел собирать их корневища. Пройдя пешком с три версты, он неожиданно свернул в лесок и пошел напролом в самую чащу. Шел он, правда, не долго — несколько минут хода, и он почувствовал чертову поляну, тут же направившись к ней.
На поляне была весна. Вокруг нее стояли березки, перешептываясь молодыми листочками, высокая зеленая трава кой-где пестрела весенними цветами, с лепестками прозрачными, как бабочкино крыло. Бабочки здесь тоже водились в изобилии, за ними с верезгом летали скворцы. А еще на полянке был парень лет шестнадцати. Он кормил белку, сидевшую у него на плече и совершенно не обращал ни на что внимания.
— Кто таков будешь? — бесцеремонно спросил Федор.
К удивлению Беляева, парень не испугался, а посмотрел на Федора с удивлением:
— А Вы кто будете? Я здесь всех знаю.
— Я? Здешний помещик.
Парень засмеялся:
— Ага! Ваша милость из столиц к нам пожаловали? По ведьминым полянам шастать? Я ведуна за версту учую!
— Чуешь сейчас?
— Отож, — кивнул парень.
— А на помещика не похож, сталбыть?
— Неа.
— Как звать-то тебя?
— Петро. Кузнецовым сыном. А то и ведьманом кличут. Выбраться-то на дорогу, Ваша милость сможет? Аль помочь?
— Выберусь.
— Добре, — кивнул Петро и как в воду канул.
Федор посмеялся и направился в центр поляны. Очутился в другом ее конце. Пошел еще раз. Снова мимо. За спиной раздался смешок мальчишки. Федор усмехнулся и закрыл глаза. Увидел чертов, ведьмин по-здешнему, узел, рассмотрел его, увидел мальчишку, увидел, что его собственные ноги крепко оплетены нитями этого узла, ловко перебросил их на Петра, открыл глаза и, не торопясь, ушел с поляны.
— Счастливо оставаться! Выберешься, приходи в усадьбу, потолковать хочу! — крикнул Федор уже издали.
Вечером в усадьбу пришел кузнец и о чем-то долго толковал с управителем. Управитель бранил кузнеца и пытался прогнать, но кузнец твердо стоял на своем. На шум перебранки, что велась шепотом, что бы не потревожить барина, вышел Федор.
Ни управитель, ни тем паче кузнец, не знали, что Федор слышал, как мыши в саду шуршат, а уж человеческие голоса понимал, если хотел, на версту вокруг.
— Что стряслось?
— Ничего, Ваше Сиятельство, не стряслось, кузнец, дурак, со своими глупостями явился!
Кузнец, на голову возвышавшийся над Федором, стоял с опущенной головой, теребя в руках шапку.
— Петро из лесу вернулся? — спросил Федор.
Потрясенный кузнец поднял глаза на Федора:
— Ваша милость ведьмачонка маво в лесу видали?!
— Ты как разговариваешь с барином, скотина?! — налетел на него приказчик, но Федор небрежным жестом велел тому умолкнуть.
— Видел его в лесу. Он до сих пор не пришел?
Кузнец только затряс головой, нет, мол, не вернулся.
Федор повернулся к управляющему.
— Невидимку вели седлать.
Невидимку оседлали мгновенно. В этот раз, твердо предупрежденная Федором, кобыла не показывала своей истинной природы.
Выехав из ворот усадьбы, Федор пустил кобылицу в галоп:
— Чертово место чуешь?
— Чую. Разбудил ты лихо, хозяин.
— Что там?
— Лешак проснулся, болотника разбудил. Мне куда — на поляну или человека из трясины вытащить сначала?
— Сначала человека, — согласился Федор, ругательски ругая себя за то, что не проследил за тем, что делал мальчишка, чтобы освободиться от чертовых пут.
Петро ухитрился зацепиться за огромную поваленную ель, что росла на краю большой вадьи, куда завел его болотник. Федор соскочил с Невидимки и приказал:
— Вытащи его!
Невидимка встряхнулась, стала ниже, шире, стала похожа на смесь пантеры и ящерицы, отрастила себе пару рук и, ужом скользнув по еловому стволу, ловко выдернула паренька из болотной жижи. Та только чавкнула смачно, но добычу отдала. Невидимка скользнула обратно к Федору и бросила мальчишку около его ног. Федор протянул к нему руку:
— Поднимайся!
Петро взял протянутую руку и, пошатываясь, встал.
— Благодарствую.
— Не стоит. Как же ты так заплутал? Я думал, ты справишься.
— Ваша милость четыре нити накинули. Я больше трех никогда не развязывал.
Федор понимающе кивнул.
"Ведьмины" или "чертовы" нити, завязанные в узлы, составляли основы таких мест. Три мира, не перемешиваясь, мирно сосуществовали параллельно, в виде единого целого, держась друг за друга вот такими узлами. В принципе, для Федора было достаточно просто с этой поляны перейти в мир Первых или подняться в Верхний. Федор с интересом смотрел на мальчишку, который понял принцип работы этого сложного механизма, ориентируясь только на свою интуицию и магическое чутье.
— Пойдешь ко мне в ученики?
Петро весь подобрался и, исподлобья посмотрев на Федора, спросил:
— А разве ты возьмешь, раз я от чарусника не ушел?
— Возьму. Я же тебя учить беру, а не у тебя учиться.
— Пойду, коли Ваша милость не шутит.
— Уж какие тут шутки.
— Пойду.
Федор кивнул и махнул Невидимке:
— Поехали!
Невидимка подошла уже в форме кобылицы. Федор подсадил Петро на круп, вскочил в седло, и они помчались в имение.
У легкого на подъем Федора два дня ушло на то, что бы по всем правилам составить и оформить бумаги для семьи Петра Кравченко. Он давал им волю, переводя в купцы второй гильдии, и дарил пятьдесят десятин земли. Свое решение о купечестве он объяснил просто:
— Мальчишку в университет отдавать. А он кто? Крестьянин?
Кузнец только кланялся барину в пояс, трясясь от страха, что тот сейчас засмеется да скажет, что это он пошутил так, весело. Понять, за что ему через старшего, помешанного сынка, такой прибыток, кузнец не мог, да и не пытался. Мало что у барина в голове? Уложить бы в своей башке, что он, жена, трое его сыновей и дочка — теперь вольные да богатые.