Веранду Кузиного дома заливали лучи садящегося солнца. Федор все еще болел, и старался быть на солнце как можно больше, но все равно мерз, даже не смотря на невероятную жару, что была этим летом. Кузя принес из погреба ведро каменного угля и начал растапливать камин. Федор, решив, что ему уже недостаточно просто лежать, с утра нарубил поленицу дров, очень устал, и даже не пошел к себе в спальню, устроившись на веранде.
Федор полулежал на софе, перебирая струны гитары. Кузя уморился перетаскивать и сортировать новые игрушки, и теперь присел отдохнуть. Растопив камин, Кузя уселся у стола в своей любимой позе, раскачиваясь на стуле. Но то, что было приятным теплом для заболевшего феникса, пусть даже и бывшего, для человека было нестерпимой жарой. Помучившись на жаре несколько минут, Кузя встал, что бы найти себе место прохладнее.
Окинув веранду взглядом, он встал со стула и пересел на место максимально удаленное и от камина и от Федора, привычный к тому, что друг обязательно зацепит стул, если ему выпадет такой шанс. Этой игре было столько лет, сколько Кузьма себя помнил. Федор внимательно следил за перемещениями Кузи. Убедившись, что Кузя вне его досягаемости, Федор переключил свое внимание на гитару и начал играть сначала тихо, потом все сильнее и ярче.
Но достойной музыки не получилось — как только он начал проигрыш к романсу, на чердаке раздался вой и грохот. Федор прихлопнул струны.
— Что там такое?
— Васька небось подрался.
— С кем он там может драться?!
— Сам с собой, ясень пень! Опять небось поспорили, чья "красавица" красивее!
Кузя, наконец, достиг полного равновесия на стуле и наслаждался моментом невесомости, закрыв глаза, не замечая, как Федор осторожно подвинулся на софе, примериваясь для броска. Для этого было необходимо отложить гитару. Поэтому следовало продолжить разговор, что бы отвлечь Кузино внимание.
— А что, разве есть разногласия по этом вопросу? Кажется младший всех уже просветил, что его ненаглядная — самая самая… ненаглядная.
В этот момент дом содрогнулся от возмущенного рева.
— Вот те раз! — Кузя поднял голову к потолку, словно надеясь увидеть, что происходит в мансарде.
Федор, воспользовавшись замешательством Кузьмы, мгновенно достиг точки, из которой он мог нарушить его нирвану и, ловким движением соскользнув с дивана, подцепил ножку раскачивающегося стула. Но, бывший начеку, Кузя вскочил на ноги, и вновь оказался вне досягаемости Федора. Стул с грохотом упал на пол.
На чердаке раздавался уже не просто вой. Там было что-то невообразимое от топота и утробного рева.
Кузя возмутился:
— Да что они там затеяли! Опять дом подожгут!
Кузьма поднял стул и, поставив его на место, пошел в глубь дома.
Федор, вновь удобно устроившись на софе и укутавшись в плед, спросил в спину Кузе, просто желая его подразнить:
— Соседи ни разу МЧС не вызывали?
Кузя на пороге удивленно обернулся:
— Приехали разок… — не договорив, он ушел.
Было слышно, как скрипят половицы, все более удаляясь, и, наконец, стали не слышны, а потом прекратилась беготня на чердаке. Через несколько минут в двери возник Кузя.
— Так что с МЧС? — сонно спросил Федор.
— А… — Кузя переставил стул и уселся еще дальше, чем в первый раз, — Ну… Я сказал, что палеонтолог…. Это, мол ископаемое… Они поверили, кажется… А… Я, когда они приехали… Да я даже не заметил, как они в дом-то вошли, я топор точил в гараже… глядь, из дома кто-то бежит… Ну я и выскочил наперерез!
Федор захохотал так, что уронил на пол гитару. Его смех был заразителен, и Кузя присоединился к веселящемуся другу, засмеявшись, первый раз после гибели Всеславы.
В этот момент на веранду, тяжело отдуваясь и сопя, вышел Вася. Средняя его голова всхлипывала и вытирала крыльями слезы. Подойдя к Федору, она ткнулась ему в бок и, всхлипывая, пробормотала:
— Федя-я-я! Они говоря-я-ят, она-а-а не настоящая-я-я!
За "спиной" младшего две другие головы подмигнули Федору, но он нахмурился и погладил среднюю по носу:
— Ну, как же она не настоящая! Помнишь Виктора, рыжего дракона? Это он привез "Венеру" Рубенса из Вены, прямо из галереи Линхенштейн. А вы, что издеваетесь над младшим?! Лбы здоровые!
Две "старшие" головы смущенно заморгали и потерлись щеками о голову "младшего". Тот всхлипнул и поглубже зарылся носом в плед Федора.
— Ну, забирайтесь ко мне…
Второй раз приглашать не пришлось — Васька тут же залез на диван, отчего тот протестующее заскрипел, и прижался к боку Федора, стратегически расположив правую и левую головы у него на плечах. Средняя голова, все еще продолжая тихонько всхлипывать, устроилась на макушке Федора, повозилась и успокоено замерла.
Устроившись в "объятиях" Васьки, доктор снова взял гитару и запел романс. Солнце играло на великолепном дереве старинной гитары, на блестящих струнах, на полированной мебели, на стеклах и хрустале, на кристаллах и янтаре, и вся комната переливалась ослепительным светом так, что у Кузьмы заломило в висках, а глаза заслезились. Он перевел взгляд на Финский залив, но и там не было ничего не сверкающего — садящееся солнце зажгло каждую волну, подарив бесчисленным складкам на глади залива по огненному гребню.
Тогда Кузя закрыл глаза и стал слушать музыку. Пока Федор поет, можно не ожидать коварного нападения…
Конец.
Февраль 2007 — февраль 2008 г.