— Распорядился… — сквозь зубы сказал герцог.
Весь этот разговор нравился ему все меньше и меньше. Не то, чтобы он рассчитывал на слишком радушный прием, но это выходило уже за всякие рамки.
— А Вы, я вижу, совсем отвыкли от свободного разговора, — Федор ловко выдернул из плеча перо и точнехонько метнул его в камин.
Дрова вспыхнули, как от пороха. Взревело пламя. Гость вскочил на ноги. Через мгновение он спрятал свой испуг.
— Отвык! — и снова уселся в кресло, поближе к огню.
— Итак, Ваше Сиятельство, раз Вы изволили облагодетельствовать это ничем ни примечательное семейство, какова же потребность во мне?
— Потребность в Вас велика, полковник. Ибо это непримечательное семейство моих милостей не увидело!
Федор приподнял бровь:
— С ними что-то случилось?
— Все это семейство попросту исчезло, полковник! Они знали об аресте и заранее приняли меры!
— Не могу не согласиться с разумностью их позиции, Ваше Сиятельство…
— Пусть их найдут!
— Да? И кто? — Федор засмеялся, — Забудьте об этом! По поиску у нас как раз Скворцов и подвизался! — тут тон Федора стал абсолютно холодным и резким, как нож, — Теперь ясно Вам, что Вы натворили?
— Вам надлежит исправить создавшееся положение, — холодно ответил герцог.
— Мне? Надлежит? Ваше Сиятельство, несомненно, не хочет, чтобы я тоже исчез и тоже, совершенно бесследно?
— А если я захочу?
— Это будет последним желанием Вашего Сиятельства, — Федор махнул рукой и перед Бироном прямо в воздухе возник развернутый пергамент. Буквы его светились огнем, — Читайте. Но сначала — посмотрите на подпись.
Подпись Петра Бирон знал. Поэтому прочел пергамент молча, прочитав, встал, низко поклонился и, не сказав ни слова, вышел вон.
Через три дня в имение примчался очередной фельдъегерь с пакетом. Протягивая депешу, фельдъегерь потупил взор и сказал:
— Без ответа приказали не ворачиваться.
Федор разорвал пакет, взял лорнет и принялся читать. В пакете были — дипломы орденов Святой Анны первой степени, и Святого Владимира второй, дарственная на очередное имение на триста душ, выписка из конной канцелярии, что в дар полковнику Беляеву в его подмосковное имени отправлено арабской породы жеребцов по описи 10, кобыл 30. А также была там маленькая коробочка и записка, написанная рукой императрицы.
Еще там были бумаги, предназначавшиеся не для Федора, а для личного дворянина Алексея Петровича Скворцова.
Федор прочел эти бумаги, поднял взгляд на мнущегося у стола посыльного и сказал:
— Приеду.
Тот обрадовано встряхнулся, отдал честь и был таков.
Федор отложил лорнет, надел пенсне и начал что-то писать. Не отрываясь от письма, позвонил в колокольчик. Вошел управитель.
— Лешку ко мне, — сказал Федор, не поднимая головы. Управитель исчез из кабинета, в дверь постучали. Лешка явно ждал за дверью.
— Заходи.
В комнату вошел Скворцов.
— Что на пороге застрял? — спросил Федор, указав пером в кресло.
Алексей прошел и сел на краешек. Федор продолжил писать.
— Отошлете меня? — спросил Алексей.
— Отошлю.
— Никак нельзя…
— Можно! — рявкнул Федор, — Я тебя просто так отсылаю, на чертовы кулички?! Потому что надоел ты мне, наверно?! Что ты глупости спрашиваешь?!
— Простите, — понурился Алексей.
— Извини, не обижайся, — поднял глаза от писанины Федор, Алексей кивнул.
Воцарилось неловкое молчание. Федор закончил писать, запечатал письма и протянул его и документы, пришедшие из императорской канцелярии Алексею.
— Вот твои бумаги, собирайся. Едешь за семьей… куда? В Прагу? — Алексей кивнул, — оттуда в Испанию. Вот письмо архиепископу Толедскому. Вот письмо к толедскому купцу Хоакину Рибейре. Вот еще одно письмо. За ним придут, искать никого не надо. Обустраивайся там и живи. В Толедо сейчас нет своего ведьмака.
— А… город? — непонятно о чем спросил Алексей.
— Ну… буду искать другого, — правильно понял вопрос Федор.
Алексей вздохнул.
— Далеко-то как…
— Ну все, Леша, с Богом. Долгие проводы — лишние слезы.
— Вы… будете приезжать?
— Конечно, буду. Ну, не каждый год, но буду. У меня же в Толедо… много чего. Деньги у купцов, дела идут. Я же тебя не просто так выгоняю. В Париже будешь — передай поклон Виктору.
Алексей вздохнул, набрал воздуху в легкие что-то спросить, но пересилил себя, промолчал. Федор терпеливо ждал. Алексей поднялся, кивнул на прощание, дождавшись ответного кивка, ушел. Федор несколько минут сидел в кресле, вертел в руках перо. Капля чернил упала на кружевную манжету. Федор дернул головой, поднес перо к испачканному месту, и капля без остатка перелилась из манжеты в перо. Федор бросил перо в чернильницу. Затем снова позвонил. Вошел дворецкий.
— Невидимку вели седлать.
Дворецкий удалился, не проронив ни звука. Федор еще некоторое время сидел за столом, затем подошел к большому книжному шкафу и снял с разных полок три книги. Затем с еще одной две книги сразу, а на их место положил снятые до того. Шкаф с тихим скрипом начал поворачиваться, открывая в стене узкий проход. Федор, не дожидаясь, когда проем в стене откроется полностью, вошел в темное отверстие между стеной и шкафом и начал спускаться вниз по невидимым из кабинета ступеням. Вскоре он исчез в темноте тайной лестницы. Шкаф, некоторое время постояв открытым, так же неторопливо начал закрываться и встал на место.
Федор шел в полной темноте по подземному коридору, мимо окованных железом дверей и отходящих в стороны коридоров. Дойдя до нужной ему двери, он некоторое время стоял в раздумьях, затем постучал. За дверью раздалась возня, затем топот множества маленьких ножек. Потом раздался звук отпираемой задвижки, и в темный коридор просочилась полоска света.
— Зачем пришел?
— Хочу поговорить.
— Можешь зайти.
Федор толкнул дверь и вошел в низкую келью, всю уставленную книгами и ретортами с разноцветными жидкостями. На пороге стояла маленькая сгорбленная фигурка в рясе с надетым капюшоном.
— Азог Зихро ин когга, — сказал Федор перешагивая порог.
— Когда-нибудь ты забудешь это сказать, — усмехнулся хозяин кельи.
— Я знаю. Я помню условие.
— Ты помнишь… Ты такой взвешенный и рассудительный… Все помнишь, но я тоже слежу за тобой…
— Прямо отсюда?
— Ты же знаешь, что я могу…
— Прямо сейчас я не знаю, кто передо мной.
— Ха! — существо сбросило капюшон. Под капюшоном оказалась серая крысиная морда. Усы на ней нервно шевелились.
— Кормил друзей?
— Ты не запрещал их кормить.
— Крысы со всей округи живут у меня в деревне. Мне — все равно, ты — им печенья крошишь, а они обжирают поля.
Воцарилась натянутая тишина. Затем Федор спросил:
— Хочешь, я тебя отпущу?
Крыса вздрогнула и попятилась от Федора.
— Чего ты хочешь?
Федор достал из кармана коробочку, что привезли с письмом императрицы.
— Ты вернешься в Петербург и найдешь серьги, что лежали в этом футляре. Отнесешь хозяйке, так, что бы она тебя не видела. Потом зайдешь к Хозяину Псов и скажешь ему, что я поехал за ведьмаком для этого города второй раз. Еще скажешь, что в третий раз я, пожалуй, сначала, сдеру с него шкуру, а после, из его башки сделаю миску и подарю ее Отцу Котов.
Крыса молчала.
— Прежде чем ты уйдешь, мы поклянемся не вредить друг другу, — добавил Федор.
— Ты мало просишь, это плохо.
— Я прошу столько, сколько ты можешь дать, Отец Крыс. А вреда ты можешь мне причинить очень много. Ты знаешь это, — Федор протянул руку к крысе. Крыса протянула лапу Федору и они обменялись рукопожатием. В тот же момент за их спинами появилось и погасло два зарева — синее со стороны крысы, золотистое — со стороны Федора.
— Теперь — ты свободен.
Федор повернулся и вышел из кельи, плотно закрыв за собой дверь. В той же самой темноте он пошел вперед, прочь от кабинета, в глубину подземелья. Вышел он в шагах ста от конюшни, где в тот самый момент разворачивалась баталия — Невидимка искренне не желала, что бы ее седлали, и выражала это всеми доступными ей средствами — пиналась новенькими подковами и кусалась здоровенными кривыми клыками. Подков было много — шестнадцать, по одной на каждый коготь, к тому же она ловко сжимала когти в "кулак" и поддавала уже им. Конюхи летали вокруг нее, как мухи.