Суета полицейских на экране сменилась изображением крупного мужчины лет тридцати в очках в тонкой металлической оправе. Толпа репортеров и телеоператоров совала ему в лицо микрофоны и объективы камер.

— Ну и дурацкая рожа у этого говнюка! — фыркнул Бонелли.

— Это — очень опасный говнюк, — ответил Апра.

— Варци тоже был опасным, — хохотнул Скалия, обнажив прокуренные зубы, — а сейчас он мертвый говнюк.

— Пришел момент твердо сказать: хватит! — заявил с экрана Гало. — Мы не позволили взять нас за горло «красным бригадам», не позволим сделать это и мафии, старой или новой, любой, какая есть. Судья Варци исполнял свой долг и заплатил за это своей жизнью. Мы сделаем все, чтобы этот человек и его решимость бороться с преступностью не были забыты. Не позволим, чтобы его жертва осталась бесполезной. Не позволим банде убийц запугать правосудие и следствие. Им не запугать нас!

— Пой, говнюк, пой! — Скалия опять пустил струю дыма в экран. — Ни хрена у тебя не выйдет. Что скажешь, Кармине?

Апра не ответил. Порыв ветра бросил в окно капли дождя. Звук стучащих по стеклу капель странным образом напомнил ему щелкающий звук хвоста гремучей змеи.

Шесть теней.

Они растворились в ночи, скользнули по блестящей мокрой, продуваемой ветром крыше. Шесть мужчин в черных боевых комбинезонах, перетянутых нейлоновыми лямками с карабинами и с мотками прочных альпинистских веревок за плечами. Вооруженные автоматами и короткоствольной винтовкой.

Таких, как они, существовало всего двести пятьдесят человек во всей Италии. Отбор велся в течение двух лет. После чего в течение девяти месяцев шли интенсивное обучение. В Италии об их существовании знало не более тридцати человек из окружения президента, главы правительства и МВД.

Они назывались 4-й Дивизион. Название достаточно нейтральное, чтобы не привлекать особого интереса, и достаточно специфичное, чтобы не звучать двусмысленно для посвященных.

Для людей из 4-го Дивизиона права обвиняемого было бессмысленным понятием. Перед ними стояла задача: локализация — проникновение — уничтожение. Всего неделю назад они разрешили небольшую чеченскую проблему в частном аэропорту неподалеку от Турина. А сейчас Группа Бета 4-го Дивизиона вновь вышла на задание.

Сержант Клаудио Джунти, командир группы, позывной «бета 1», подошел к краю крыши и присел на корточки, глядя вниз. Под ним переливался огнями проспект Семпионе.

По лицу Джунти, покрытому черной, размытой дождем, краской, пробежала короткая усмешка. Он вспомнил, как его пугала высота, когда он впервые оказался на верхней площадке тренировочной башни. Здесь и сейчас, пять лет спустя, прогулка по самому краю сорокаметровой бездны не вызывала в нем никаких эмоций.

Джунти повернул голову к рации, укрепленной на его левом плече, и произнес:

— Бета 1 на уровне восемь.

— Здесь альфа 1, — ответила рация голосом человека, находившегося парой этажей ниже.

— Уровень шесть, готовность.

Джунти посмотрел за спину. Его ребята закрепили веревки в карабинах комбинезонов и замерли на карнизе в ожидании команды.

— Уровень восемь, полная готовность, — проговорил он в рацию, — стен-бай зеленый свет.

— Альфа 1. Всем стен-бай.

Все заключенные являются политическими заключенными.

Было время, когда Андреа Каларно, старший комиссар Отдела убийств Центрального полицейского управления Милана, верил в это. Он верил в это на самом деле.

Он доверял мыслям и личности человека, сказавшего эту фразу. Антонио Грамши, гражданин, философ, чьи устремленность и честность оказали сильное влияние на формирование целых поколений. Вслед за ним Андреа верил в демократическую идеологию, в возможность совершенствования человеческой природы. Он верил в равноправие, социальную справедливость и в классовое равенство.

Верил, потому что хотел верить.

Но долго это продолжаться не могло. Первый удар его вера получила душным днем в августе 1980 года. Он только что получил погоны лейтенанта по окончании полицейского училища. В этот день кто-то сильным зарядом разнес в куски железнодорожный вокзал Болоньи. Восемьдесят человек погибли на месте, сотни были ранены, контужены, искалечены.

А затем пошло-поехало: «красные бригады», ложа П-2, бойня в Капачи, бойня на улице Д’Амелио, волны нашествия различных мафий из Восточной Европы, из Африки, Азии. Все перемешалось. С одним результатом: море крови. Желание Андреа Каларно продолжать верить в человека, в его потребность меняться пошло трещинами и начало разваливаться. И в итоге рухнуло окончательно.

Он тоже внес свою лепту в это кровавое море. Он тоже убивал. Много раз. Слишком много. Террор взял верх над идеологией, задушил надежды. Они превратились в ничто, как высокотемпературное пламя превращает в ничто клочок бумаги. Вера не имела больше никакого значения. И никакого смысла. Зубчатый механизм продолжал крутиться с нарастающей скоростью, затягивая его в шестерни кусок за куском. Его семейная жизнь кончилась крахом. Для своей дочери он оставался незнакомцем, иностранцем, личностью, имя которой можно прочитать в газетах или услышать по телевизору. Андреа Каларно, а, это тот, что раскрыл дело Мараски. Андреа Каларно — герой дела о грабеже монетного двора. Андреа Каларно — суперстар дела Росси-Стивенса. Андреа Каларно — первое имя в списке приговоренных к смерти друзьями друзей. Андреа Каларно — великий итальянец, великий полицейский! Может быть, самый великий!

Бред!

Он даже не личность. Просто ньюсмейкер для масс-медиа. Игрушка для говорящих задниц, как обозвал их убийца Кармине Апра… Человек, нанесший окончательный удар по его и без того шатающимся идеологическим барьерам.

Все заключенные являются политическими заключенными. Ошибка. Не было ничего политического, революционного или реформаторского в кровавых делах Апра. Были алчность, жестокость, жажда насилия, желание убивать. Идеология? Никакой. Что касается Кармине Апра, идеология здесь и не ночевала.

Уже семь лет он пытался покончить с Апра. Кто бы знал, как ему хотелось влепить тому пулю меж глаз или засадить за решетку до конца его паскудной жизни.

Каларно был первый, кто прибыл на место убийства судьи Варци. Его старого друга, наверное, последнего из честнейших людей, превратили в лежащий в луже крови труп, начиненный свинцом. Окруженный трупами четырех телохранителей, также разорванных на куски очередями автоматов.

Кармине Апра, опять он. Политический заключенный? Жертва системы? Для кого-то, может быть. Для тех, кто хотел бы продолжать свой словесный онанизм по поводу социальной несправедливости и прочего. Но не для Каларно. В случае с Апра он ощущал себя не столько полицейским, сколько хирургом, чьим долгом было как можно скорее уничтожить метастазы.

И этой дождливой ночью на лестничной площадке между шестым и седьмым этажами здания на проспекте Семпионе с «береттой» в руке Андреа Каларно был в паре шагов от того, чтобы уничтожить метастазу раз и навсегда.

Он еще раз огляделся по сторонам. Четверо ребят его отдела в бронежилетах с пистолет-автоматами были готовы к действию. Готовы к штурму квартиры на седьмом этаже, где нашел убежище Кармине Апра и пара его подельников.

Каларно поднес к губам рацию:

— Здесь альфа 1, пошел на седьмой уровень.

— Принято, бета 1.

Каларно кивнул своим и начал тихо подниматься по ступеням, ведущим на лестничную площадку седьмого этажа.

Двумя этажами выше «бета 3» и «бета 4» черными тенями скользнули вниз по нейлоновым тросам. Черная ночь поглотила их.

«Порше» резко остановился, визжа шинами об асфальт, мокрый от дождя. Ремо Дзенони подался вперед, опершись о руль. Напряженно глянул сквозь заляпанное грязью окно, пытаясь понять, в чем там дело. Метрах в ста впереди дорога была перекрыта. Блин! Что там стряслось? Несколько автомобилей стояли поперек проезжей части с погашенными фарами. Ни одного горящего фонаря. Только темные силуэты у стоящих машин.