Следовательно, миссийные границы по Бугу и Стыри могли быть и границами моравского епископства, не говоря уже о том, что в грамоте 1086 г. границы Пражской и Моравской епархий в отдельных случаях накладываются друг на друга.
Возникающие в связи с этим затруднения можно, как кажется, разрешить, если считать, что грамота 1086 г. основана на документе X в., только одним единственным образом: признать, что грамота св. Войтеха была предназначена не для пражского епископства, а для пражского архиепископства, точнее говоря, была проектом организации такого архиепископства в Праге. При этом, очевидно, проект его был составлен путем механического соединения описаний границ как пражского, так и моравского епископств без попытки сразу же разрешить между ними спорные территориальные вопросы (отсюда отмеченная выше накладка в географии документа). Только в таком случае нашли бы себе полное объяснение такие факты, как стремление охватить в грамоте все владения, когда-либо находившиеся в руках Болеслава II, присутствие в документе 1086 г. имени св. Войтеха и даже не вполне четкие восточные границы по Бугу и Стыри. Ибо само собой разумеется, что создание Пражского архиепископства отнюдь не исключало, а, наоборот, предполагало сохранение отдельного моравского епископства и даже, может быть, учреждение новых епископств, например, в Кракове. Отодвигая далеко ,на восток миссийные границы, которые могли быть и границами проектируемого краковского епископства, Болеслав II, разумеется, не только получал бы возможность укрепить свою власть в Малой Польше, усилить свое влияние на важном торговом пути Киев —Краков —Прага, ,но и шел как бы 'навстречу экспансионистским устремлениям Римской курии по отношению к Киевской Руси, пытался жизненно заинтересовать Рим и Империю в исполнении своего плана. Ибо Прага, Чехия, и только Чехия, владеющая Малой Польшей, могла быть во второй половине X в. центром римской пропаганды на Востоке. У Древне-польского государства, не сумевшего еще овладеть Краковом и не имевшего фактически собственных церковных кадров, не было в сущности никаких шансов соперничать на этом поприще с Чешским княжеством, сыгравшим столь важную роль в христианизации как самой Польши, так и Венгрии 163.
Наконец, нельзя забывать и о фигуре Войтеха Слав-никовца. Войтех без всякого сомнения являлся наиболее подходящей кандидатурой для занятия архиепископской кафедры в Праге, ибо он был близким к императорскому двору человеком, пользовался сочувствием Рима, находился в дружеских отношениях с майнциим архиепископом. В то же время далеко отодвинутые на восток миссийные границы вполне отвечали бы настроениям Войтеха, пылавшего миссионерским жаром. По-видимому, в связи с миссионерскими планами Войтеха находится и его повышенный интерес к славянской литургии, характерный, как кажется, вообще для рода Славниковцев. Старые представления, что Войтех был яростным гонителем богослужения на церковно-славянском языке164, в результате последних исследований должны быть отброшены 165. Впрочем, пересмотр этого вопроса начался еще раньше, в историографии ко'нца XIX в.166
О поддержке Войтехом славянской литургии определенно говорит факт основания им в 993 г. бенедектин-ского монастыря в Бржевнове, сыгравшего важную роль в развитии литературных связей Чехии с другими славянскими странами, а также, возможно, и почитание св. Войтеха на Руси в XI в.167 Как полагают историки древнечешской литературы, есть даже основания думать, что именно в окружении Войтеха возникли такие древние религиозные славянские гимны, как чешский — “Hospodine, pomiluj ny” и польский “Bogurodzica dzie-wica” 168.
Во всяком случае, можно вполне обоснованно считать, что сосуществование в Чехии X в. двух литургий 169 являлось обстоятельством, сильно облегчавшим чешскому духовенству его миссионерскую деятельность в других славянских странах и выдвигавшим Чехию на позиции форпоста христианизации в Центральной и Восточной Европе.
Странно было бы полагать, что Болеслав II не попытался бы использовать в реальных политических интересах чешских феодалов это особое положение Чехии второй половины X в., особенно в момент тяжелой и неудачно развивавшейся схватки с Древнепольским государством. Великодержавная идеология с тенденцией опоры на великоморавскую традицию, развиваемая в легенде Кристиана, современника Войтеха 17°, отвечала интересам чешского князя, не желавшего расставаться со своими обширными польскими владениями.
Поэтому, возможно, не так уж далек от истины, как полагают некоторые исследователи 1П, О. Кралик, хотя ряд его положений действительно трудно принять, приписывающий Оттону III и Войтеху план превращения Чехии в центр христианизации с организацией энергичной миссионерской деятельности на Востоке172. Если трудно судить о том, насколько такой план мог импонировать лично Оттону III, то Войтеху он безусловно должен был импонировать, удовлетворяя его честолюбие, его жажду активной миссионерской деятельности. Соответствовал он и реальным политическим интересам чешского князя, давая ему надежду использовать для изменения враждебного ему курса Империи ее христианско-унйверсалистскую идеологию.
План этот, наконец, мог явиться основой для постановки вопроса об организации пражской архиепископии.
'О том, какую огромную политическую выгоду мог извлечь чешский князь из организации пражского архиепископства, здесь, по-видимому, нет нужды подробно говорить. Церковная самостоятельность означала независимость государственную, открывала путь к королевской короне.
Таким образом, если привилей св. Войтеха в самом деле является документом X в., а предполагать, что в XI в. в Чехии мог кто-нибудь с таким знанием дела дать описание границ Древнечешского государства второй половины X в. слишком рискованно (такого документа не мог бы, как показано выше, составить даже Козьма), то документ этот был, вероятнее всего, проектом учредительной грамоты пражской архиепископии. Такое предположение вполне увязывается с конкретной ситуацией, в которой оказалась Чехия в последний период правления Болеслава II.
Избрание Войтеха Славниковца на пражскую епископскую кафедру было, конечно, вызвано прежде всего политическими причинами. Болеслав II стремился, таким образом, мирным путем консолидировать государство, сгладить противоречия с находившимся под его властью либицким княжеским родом, пользовавшимся поддержкой саксонских феодалов 173.
Однако цели этой чешскому князю достичь 'полностью не удалось. Отношения с Войтехом складывались сложно, а в 988 г. Войтех оставил даже пражскую кафедру и отправился в Рим, где пробыл до осени 992 т.
Между тем, Болеслав II и поддерживавшие его чешские феодалы оказались в критическом положении. Пользуясь сочувствием Империи, Мешко I повел успешную борьбу за Силезию и Малую Польшу. Стремясь закрепить завоевания, он пошел на такой важный шаг, как передача государства под верховную власть Римского престола 174.
При таких условиях для Болеслава II особенно важное значение -приобретала позиция Империи, которую нужно было во что бы то ни стало нейтрализовать и даже склонить на свою сторону. Вместе с тем польско-чешский конфликт неизбежно должен был привести к необычайному обострению либицкой проблемы. У Болеслава II был, конечно, перед глазами один путь ее разрешения: ликвидация Либицкото княжества и уничтожение княжеского рода Славниковцев. В 995 г. он именно так и поступил175. Но в описываемое время чешский князь попытался, очевидно, пойти другим путем. Он вновь ищет компромисса с Либицами. Были предприняты самые энергичные меры к тому, чтобы вернуть Войтеха в Прагу. В Рим в 992 г. направляется большое посольство, во главе которого стояли брат Болеслава II монах-бенедиктинец Христиан (его мирское имя Страхквас) и прежний воспитатель Войтеха Радла. Чешский князь постарался оказать возвратившемуся в Прагу изгнаннику самый торжественный прием и пошел на довольно существенные уступки ему в церковных делах
Необычайная настойчивость чешского князя в вопросе о возвращении Войтеха на пражскую кафедру, его торопливая уступчивость позволяют усматривать в действиях Болеслава II какие-то более широкие политические мотивы. На связь между усилиями Болеслава II вернуть Войтеха в Прагу и польско-чешским конфликтом, а также польской дипломатической акцией в Риме обратил внимание уже С. Эакшевский 177. Он, правда, свел эту связь по существу лишь к стремлению нейтрализовать Войтеха.
