Реконструированный летописный текст 981 г. приобретает следующий вид: “Иде (Володимер.) на Пере-мышль, Червен и ины грады”.

Но здесь уместно было бы продолжить цитату из летописи. В ней далее под тем же 981 г. следует: “В сем же лете и Вятичи победи и възложи на нь дань от плуга, яко же отец его имаше”43. Разница между формой сообщения в первом и во втором случае представляется (слишком очевидной, чтобы подробно останавливаться 'на ней. В первой заметке внимание читателя акцентируется на двух городах, являвшихся, по-видимому, центрами территорий хорватов и дулебов44, во втором — вспоминается просто племенное княжество, подвергшееся нападению. Нетрудно заметить, что во втором отрывке способ наименования более древен и более соответствует, судя по другим аналогичным сообщениям, летописным известиям X в. Вот они:

Под 982 г.: “Заратишася вятичи и иде на ня Воло-димир и победи я второе”.

Под 983 г.: “Иде Володимер на явтяги, и победи яв-тяли и взя землю их”.

Под 984 г.: “Иде Володимер на радимичи”.

Под 992 г.: “Иде (Володимир)  на хорваты”45.

Особенно показательным является сообщение 992 г., упоминающее о части (названной под 981 г. территории. Вместо Перемышля здесь опять появляются хорваты. Однако такая замена имени города племенным именем логически исключена. В таком случае остается только предположить, что в тексте сами названия городов — Перемышль и Червен — являются лишь позднейшей интерполяцией, заменившей соответствующие им более древние термины.

Последнее означает, что в первоначальном виде сообщение 981 г. могло иметь приблизительно такой вид:

“Иде (Володимер) на хорваты и дулебы”. Не исключено, впрочем, что в первоначальной редакции вместо имени дулебов могло стоять имя бужан или волынян, поскольку летописец начала XII в. ставит между “ими знак равенства 46.

Короче говоря, 'поход 981 г. был направлен -не против Древнепольского или Древнечешского государств, а против независимых восточнославянских племенных княжеств, лежавших на большом торговом пути, соединявшем Киев, Краков и Прагу. О крупном значении этого пути ярко свидетельствует “Записка” Ибрагима ибн Якуба47. Владимир, очевидно, очень дорожил своими западными приобретениями. В 992 г. он предпринял еще один поход на хорватов, восставших, по-видимому, против его власти.

Теперь остается лишь попытаться выяснить те непосредственные причины, которые повлекли за собой предполагаемую позднейшую редакцию летописного сообщения 981 г. Единственным возможным путем при этом, разумеется, может быть лишь анализ самой летописи. В этой связи обращает на себя 'внимание следующее обстоятельство. Помимо 981 г., Червенские города упоминаются в летописи на протяжении ближайшего отрезка времени еще два раза: под 1018 г., когда Болеслав Храбрый на обратном пути из Киева “и городы Червеньскыя зая себе”48, и под 1031 г.: “Ярослав и Мьстислав собраста вой мног, идоста 'на Ляхи и заяста грады Червеньскыя опять”49. Оба эти сообщения А. А. Шахматов помещает в свою реконструкцию Древнейшего Киевского свода 1039 г.50

Имея перед глазами сообщения 1018 и 1031 гг., позднейший редактор, естественно, мог легко представить себе только развитие событий XI в. В 1018 г. Червенские города были захвачены Болеславом, в 1031 г.— русским князьям удалось возвратить их обратно. Справедливость была восстановлена, а Киевский поход 1018 г. Болеслава Храброго был отомщен: “...и повоеваста Лядь-скую землю, и многы Ляхы приведоста, разделивша я Ярослав посади (своя) по Ръси”51. Однако неясным оставалось, когда впервые, до 1018 г., Червенские города были присоединены к Руси. В поисках этого момента летописец натолкнулся на сообщение 981 г.: “Иде (Воло-димер) на хорваты и дулебы”. Дулебы — Червень. Перед ним было первое упоминание о Червенских городах. Отсюда совершенно понятно и стремление летописца заменить устаревшие племенные термины более употребительными, чтобы акцентировать на них внимание читателя. Из-за переноса современных ему воспоминаний о многолетней борьбе за Червенские города появляется в тексте имя “ляхов”, внесенное, может быть, даже рукой уже нового последующего редактора летописи.

Таково, по мнению автора, происхождение известия 981 г.: “Иде (Володимер) к ляхом и зая грады их, Пе-ремышль, Червен и ины грады, еже суть и до сего дне под Русью”.

Само собой разумеется, что 981 год не является точной датой похода Владимира. Согласно общепринятому в литературе мнению, первое русское летописное повествование не имело еще хронологической сетки, что не исключает, конечно, возможности существования и на Руси, подобно тому как это было в Западной Европе и в соседней Польше, обычая вести краткие летописные заметки по годам, в том числе и по пасхальным таблицам52. Такой возможности не отвергал и сам А. А. Шахматов.

Но необязательность 981 г. (некоторые “старики предлагали датировать поход Владимира 979 г.) 53 ни в коей мере не может повлиять на существо вышеизложенного построения. Произошел ли поход Владимира двумя годами раньше или несколькими годами позже 981 г., все равно запись 981 г. в том виде, в каком она сохранилась в летописи, не отвечает реальной исторической обстановке 70—80-х годов X в.

Прежде чем перейти к оценке изложенной выше реконструкции летописного текста под 981 г. в литературе вопроса, следовало бы сказать еще несколько слов о летописных статьях, посвященных дулебам.

В погодных записях “Повести временных лет” имя дулебов появляется в первый раз в статье 907 г., называющей в числе участников похода Олега на Константинополь также и племена хорватов и дулебов: “Иде Олег на Грекы, Игоря остави в Киеве; поя же множество Варяг, и Словен, и Чюдь, и Словене, и Кривичи, и Мерю, и Деревляны, и Радимичи, и Поляны, и Севере, и Вятичи и Хорваты, и Дулебы, и Тиверцы, яжр суть толковины: си вси звахуться от грек Великая Скуфь”54. Нет никакого сомнения в том, что приведенный летописцем список участников -похода 907 г. не раннего, а довольно позднего происхождения. В этом полностью убеждает сравнение только что процитированного текста летописи с соответствующим местом ш летописного рассказа о расселении народов.

Вот оно: “И бяху в мире Поляне, и Деревляне, (и) Север, и Радимичь, и Вятичи и Хрвате. Дулеби живяху по Бугу, где ныне Велыняне, а Улучи, Тиверци седяху бо по Днестру, приседяху к Дунаеви, бе множьство их; седяху бо по Днестру оли до моря, (и) суть грады их и до сего дне, да то ся зваху от Грек Великая Скуфь”55.

В первом тексте на факт зависимости его от второго прямо указывает последняя фраза, в которой говорится, что все упомянутые племена называются “от Грек Великая Скуфь”. Присутствие этих слов в известии 907 г. иначе совершенно невозможно объяснить. Небольшие изменения, наблюдаемые в тексте 907 г., по сравнению с отрывком из историко-этнографического введения к “Повести временных лет”, в частности иное расположение племенных названий, отсутствие имени уличей, не может, разумеется, нисколько изменить сути дела. Здесь важно отметить вместе с тем отсутствие сообщения 907 г., как и рассказа о расселении народов, в составе Новгородской Первой летописи.

Поскольку летописный текст 907 г. основан на отрывке из введения к “Повести временных лет”, а после работ А. А. Шахматова, М. Д. Приселкова, М. Н. Тихомирова и Д. С. Лихачева не может быть никаких сомнений в том, что введение это составлено в начале XII в. Нестором 5б, поскольку и летописный текст 907 г. следует рассматривать как творчество историографа XII столетия. Кроме того, на позднейшее происхождение перечня племен в летописной статье 907 г. указывает дублировка в нем племенного названия “Словене” и присутствие в нем вятичей, не входивших в начале X в. в состав Древнерусского государства 57. Появление его в “Повести временных лет” связано, по-видимому, со сложившимся уже тогда представлением об Олеге как основателе и собирателе древнерусского Киевского государства.

Но если летописное известие не может быть использовано для характеристики территории Древнерусского государства в начале X в., то оно чрезвычайно показательно в другом отношении. Известие 907 г. вместе с процитированным выше отрывком из историко-этнографического введения к “Повести временных лет” неопро-вержимо) доказывает три вещи: