— Спасибо, — сказала я, — очень мило с твоей стороны.

Я не могла выбросить ее из головы, и, помнится, той же ночью она явилась мне во сне.

Фаррингдоны уехали сразу же после похорон, а Петтигрю остались у нас на несколько дней.

Через несколько дней после похорон Сабрины до нас дошли известия о казни Жоржа Жака Дантона, одного из вождей революции, Дикон мрачно острил по этому поводу.

— Ирония судьбы, — говорил он, — в том, что именно тот революционный трибунал, который он учредил, приговорил его самого к смерти.

— Очевидно, — комментировал лорд Петтигрю, — что революция подходит к концу.

— Но пока еще остается Робеспьер.

— Вам не кажется, что его дни сочтены?

— Было бы чудесно, — с горечью заметила мать, — если бы все они прекратили наводить смуту и Франция вернулась к нормальной жизни.

— Жизнь во Франции никогда больше не станет такою, как прежде, — сказал Джонатан.

Все с ним согласились.

— Да, головы падают быстро, — комментировал Дэвид. — Подумать только, Дантон всего лишь на шесть месяцев пережил королеву. Это показывает, какая идет борьба за власть. Смею напомнить, что все началось с идеалов. Возможно, кто-то из них действительно хотел бороться за права людей. А потом они захватили власть… и стали бороться за еще большую, а когда уничтожили тех, кого считали врагами, они начали грызться друг с другом. Это — битва гигантов. Дантон и не подозревал, что его ждет.

— Робеспьер избавился от Дантона, но дойдет очередь и до него, — пророчил Дикон. — А когда это случится, наступит конец революции.

— Их военные успехи просто поразительны, — сказал лорд Петтигрю. — Сейчас идет молва об одном военном… Наполеон Бонапарт, так, кажется, его зовут… Уверен, что он сделает себе имя на военной службе.

— Я слышал о нем, — сказал Дикон. — Он — правая рука Робеспьера. Если падет Робеспьер, то и этому инициативному молодому вояке придет конец.

— События развиваются быстро, — вставил лорд Петтигрю. — Я думаю, мы еще увидим перемены к лучшему.

— Что будет очень приятно для нас всех, — сказала мать. — За этим столом ни о чем больше не говорят, кроме как о французской революции.

— Я тоже подумывал, не пора ли переключиться на тех благословенных инфантов, которые вскоре присоединятся к семейному кругу. Это более приятная тема, — уступил Дикон.

— Чудесно… — добавила леди Петтигрю.

Мы с матушкой привыкли отдыхать часок в полдень после еды и потом чувствовали себя свеженькими до вечера. Мы часто проводили время вместе. Лежа на ее большой постели, мы обычно болтали о текущих делах. Иногда одна из нас дремала, а другая лежала тихо рядом. Нам и молчать вместе было приятно. В тот раз разговор начала матушка:

— Наконец-то. Они бы уже давно объявили о помолвке, если бы не траур в нашей семье.

— Кто и что? — спросила я.

Она засмеялась:

— О… Джонатан и Миллисент.

— Правда?

— Ну, мы всегда надеялись на это. Я так рада. Это отвлечет Дикона от мысли о матери. Он относится к этому очень серьезно, значительно серьезнее, чем кажется.

Он всегда хотел породниться с семейством Петтигрю.

— Денежные интересы? — еле вымолвила я.

— Они в некотором смысле соперничали.

Соединившись вместе, они станут, как я думаю, самыми влиятельными людьми в нашей стране. Именно к этому они стремятся, как семейство Петтигрю, так и Дикон.

— Понимаю.

— Ты получила Дэвида… а Джонатан остался.

— Дорогая мама, — сказала я, — какой ты стала практичной. Ты говоришь так, словно заключение брака — это всего-навсего передвижение шашек на доске. Одного берут, другой приносит банковский капитал.

— Ничего подобного. Посмотри, Джонатан и Миллисент любят друг друга. Уверяю тебя, никого из них не пришлось уговаривать.

— Я полагаю, Джонатан всегда будет уверен в собственном превосходстве. А Миллисент — в своем. Они должны составить идеальную пару.

Она засмеялась.

— У вас с Дэвидом настоящая любовь, и я рада за вас. Такая идиллия бывает далеко не у каждого. Но это совсем не значит, что нельзя выработать взаимовыгодные условия.

— Они поселятся здесь после свадьбы?

— Скорей всего. В конце концов это родовое имение. Так принято, что сыновья приводят своих жен в дом, который впоследствии перейдет к ним. Я понимаю, ты думаешь, что у нас в доме окажется три хозяйки, хотя и двух вполне достаточно, не так ли?

— Ты моя мать. В этом разница…

Она задумалась.

— Миллисент довольно энергичная молодая дама, — размышляла она. — Да, ситуация необычная. Два брата-близнеца… и Эверсли принадлежит им обоим. Фактически здесь нет старшего сына, хотя Джонатан родился чуть-чуть раньше Дэвида.

Дикон не любит об этом говорить.

Наверное, он считает, что добра на обоих хватит, когда придет время, молю Бога, чтобы оно пришло, как можно позже. А Эверсли всегда останется фамильным домом.

Клодина, не беспокойся об этой женитьбе. Все будет хорошо. Я останусь здесь. А они, я думаю, по большей части будут жить в Лондоне Ведь именно там сосредоточены интересы Джонатана. Он вообще редко задерживается здесь подолгу.

Последний раз это было… как раз перед Рождеством. Не помню, чтобы он раньше оставался здесь так долго.

У меня неровно забилось сердце, и я снова чуть не поддалась порыву во всем ей признаться. К счастью, это прошло.

— Они вскоре объявят о своей помолвке, — продолжала мать. — Им пришлось на время отложить свадьбу из-за смерти Сабрины.

Но, конечно, можно скромно отметить свадьбу в именье Петтигрю.

Я закрыла глаза.

— Ты устала, да? Сегодня было довольно напряженное утро. И все эти разговоры за столом о Дантоне. До чего мне они надоели… и всегда действуют угнетающе.

Они пробуждают тяжелые воспоминания.

— Дорогая мама, не думай сейчас об этом. — Я криво улыбнулась и сказала ей то, что она не раз говорила мне:

— Это плохо для ребенка.

Я увидела улыбку на ее милом лице. Она сжала мою руку, и мы закрыли глаза. Я подозреваю, что, несмотря ни на что, она не могла забыть то ужасное время, когда она попала в руки негодяев и, как сказочный рыцарь, явился Дикон, чтобы спасти ее. А мои мысли были о Джонатане и Миллисент, которые будут жить здесь, в Эверсли; в глубине сознания смутно вырисовывались хитрые глазки миссис Трент, говорящей мне, что она уверена — я захочу помочь Эви, когда она объяснит… Что она имела в виду?

Который раз я почувствовала гнетущую тяжесть собственной вины.

Стоял теплый день. Я прогуливалась по лужайке и опустилась на скамейку около пруда, вокруг которого колыхались на легком ветру желтые нарциссы.

Я взглянула на прекрасные цветы и подумала, наверное в сотый раз, насколько лучше я бы себя чувствовала, будь я верной и добродетельной женой.

Сзади неслышно подошел Джонатан и встал за моей спиной. Когда он положил руку на мое плечо, я повернулась и встала.

— Нет, — проговорил он. — Сядь. Мне надо поговорить с тобой.

Он жестом усадил меня и сам сел рядом.

— Не нужно так волноваться. Ну что в этом плохого? Брат и невестка сидят рядышком на скамейке в саду и обмениваются любезностями. Решительно ничего плохого.

— Мне пора домой, — сказала я.

— Нет. Сейчас ты останешься и мы немного поболтаем. Я хочу тебе кое-что сказать.

— Я знаю. Ты помолвлен с Миллисент Петтигрю.

— Значит, ты знаешь.

— Мне сказала мама. Вы собирались объявить об этом, но из-за траура отменили.

— Ты не должна думать, что из-за этого что-то изменится.

— Неужели? А я-то думала, что положение женатого человека отличается от положения холостого.

— Я имел в виду, разумеется, нас с тобой. Я по-прежнему тебя люблю.

— Джонатан, — ответила я. — Не думаю, что ты когда-либо любил кого-то, кроме самого себя.

— Честно говоря, мне кажется, что большинство из нас всю жизнь признается в любви к самим себе.

— Но некоторые любят еще и других.