Он прервался, сердито махнув рукой в сторону двери. Заглянувший в пролом Холлидей сразу заметил лежавшее на полу тело, судорожно скривился в испуге и ошеломлении, как при грубом прикосновении к свежей ране, мертвенно побледнел и, уставившись прямо в лицо Мастерсу, выпалил:

— Там, инспектор… явился патрульный… констебль. — Он с трудом подбирал слова. — Мы… нашумели с бревном, он услышал… — Дин вдруг ткнул пальцем в неподвижное тело. — Дартворт? Убит…

— Да, — кивнул Мастерс. — Уходите отсюда, сэр, только в дом пока не возвращайтесь. Передайте сержанту Макдоннелу, пусть приведет констебля сюда. Он должен сообщить в участок. Ну, держитесь!

— Все в порядке, — пробормотал Холлидей, зажав рот ладонью. — Странно. Похоже… на штыковые учения.

Мне тоже приходила в голову эта неуместная аналогия. Я снова внимательно осмотрелся вокруг. Единственным остатком былой роскоши в развалине, которую некогда украшали чудесные гобелены сэра Ричарда Сигрейва и крытая японским лаком мебель, был массивный дубовый потолок. Мастерс старательно делал заметки в блокноте, и я, следя за его взглядами, тоже кое-что отметил: простой деревянный стол, опрокинутый футах в шести от камина; перевернутый кухонный стул, на котором лежало пальто Дартворта; авторучка и несколько листов бумаги в луже крови рядом с телом; погасшая свеча в бронзовом подсвечнике, выкатившемся на середину пола; уже упомянутый осколок кирпича, привязанный к проволоке; метла и половая тряпка у стены возле двери.

Последний жуткий штрих — сожженные благовония с ароматом глицинии, стоявшим в воздухе тошнотворно-сладким туманом… Ужасное событие, общая атмосфера, клубок противоречий кричали, что очевидные факты ошибочны.

— Мастерс, — сказал я, — еще один вопрос. Почему он не кричал, когда кто-то на него напал, не поднял шума, ударил в колокол и все?

Мастерс поднял глаза от блокнота и сказал дрогнувшим голосом:

— Кричал. Точно. Я слышал.

— Понимаете, — продолжал инспектор, прокашлявшись, — вот что хуже всего. Будь то хороший здоровый вопль или крик, я бы немедленно бросился, чтобы предотвратить несчастье. А тут крик был негромкий, звучал все чаще и чаще… Я слышал, как Дартворт разговаривал, затем он как будто упрашивал, умолял кого-то, а потом вроде как начал стонать и кричать. Там, где вы все находились, вообще ничего не было слышно. Я услышал только потому, что был на улице, обходил вокруг дома перед тем, как…

Он вдруг замолчал, огляделся, вытер лоб серой, не по размеру большой хлопчатобумажной перчаткой.

— Признаюсь, я испугался. Однако заподозрил тут одно из условий игры, непонятно в чем заключающейся. Крик звучал чаще, чаще, пронзительней, за окном виднелись мелькавшие тени, адски страшные в красном свете. Я просто не знал, что делать. Знаете, иногда принимаешь происходящее у тебя на глазах за простую игру, хотя инстинкт настойчиво предвещает беду… Сомневаешься, стоишь на месте и лишь впоследствии с ужасом понимаешь, что надо было вмешаться… — Крупный крепкий седеющий мужчина, очутившийся в безумном мире, взмахнул руками, глядя вокруг мрачными голубыми глазами. — Сочту себя счастливчиком, если меня после этого не разжалуют, сэр. Да, я слышал крики и стоял на месте. Потом ударил колокол.

— Сколько прошло времени между ударом колокола и стихшими криками?

— Ну, скажем, минуты полторы. Должен признаться, я ошибся. Целиком и полностью.

— Крики звучали долго?

— По-моему, чуть больше двух минут. — Он что-то вспомнил, записал в блокнот, морщины на крупном лице стали глубже. — Я просто стоял у задних дверей галереи… Как чурбан, как… ну ладно. Не обращайте внимания, сэр. Меня словно что-то удерживало на месте… Ха! Понимаете, приступив к наблюдению, я вышел из парадного…

Сломанная дверь неожиданно скрипнула. В отверстие проскользнул сержант Макдоннел, за ним полицейский, шлем и широкий черный дождевик которого как бы заполнили всю комнату. Он невозмутимо отдал честь Мастерсу и проговорил скрипучим «военным» голосом с неопределимым акцентом:

— Слушаю, сэр. Доложить в районное управление. Срочно.

Вытаскивая из кармана блокнот, констебль с шуршанием распахнул дождевик, и под этой завесой я выскользнул в пролом.

После душной зловонной комнатки даже во дворе пахло свежестью. Небо прояснилось, виднелись звезды. Неподалеку стоял Холлидей, курил сигарету.

— Значит, свинью закололи, — проговорил он обыденным утвердительным тоном.

Я удивился, не заметив в нем ни нервозности, ни показного легкомыслия. В свете вспыхнувшей сигареты я уловил довольно насмешливый взгляд.

— Причем точненько по сценарию — кинжалом Луиса Плейга. Блейк, для меня это великий вечер. Я серьезно.

— Потому что Дартворт мертв?

— Н-нет… Потому что игра раскрыта целиком и полностью. — Он вздернул обтянутые плащом плечи. — Слушайте, вы, наверно, прочли жуткую историю? Мастерс говорит, вы сидели и внимательно читали. Давайте рассуждать здраво. Я никогда реально не верил в этот бред насчет «одержимости» и являющегося привидения, но, признаюсь, побаивался. Теперь все прояснилось… Боже мой, до конца прояснилось! Благодаря трем вещам.

— Каким же?

Он задумался, глубоко затягиваясь сигаретой. Позади препирались Мастерс с Макдоннелом, слышался тяжелый топот.

— Во-первых, старина, мнимое привидение окончательно разоблачило себя, убив Дартворта. Пока «дух» лишь царапался в дверь, стучал в окна, мы пугались и нервничали. Но, как ни странно, мы сразу же превратились в скептиков, когда он кого-то прикончил обычным смертоносным орудием. Пожалуй, было бы гораздо эффектней, если бы он пару раз замахнулся кинжалом на Дартворта, и тот умер бы от страха. Дух с кинжалом годится для верующих в спиритизм, но с точки зрения здравомыслящего человека это полный абсурд. Все равно как если бы дух адмирала Нельсона вышел из гробницы в соборе Святого Павла, чтобы своей подзорной трубой разбить туристу голову. Ох, знаю… Если вам угодно, чудовищное преступление. Жестокое убийство, за которое кого-то повесят. Но что касается привидения…

— Ясно. А второе?

Холлидей склонил набок голову, глядя куда-то на крышу каменного домика. Хотел фыркнуть, однако сдержался в присутствии смерти.

— Очень просто. Мне чертовски хорошо известно, приятель, что в меня ничего не «вселилось». Я все время сидел в темноте на жестком неудобном стуле, притворяясь погруженным в молитву… В молитву, представьте себе! — повторил он с неким удивлением и одновременно удовольствием, точно сделал открытие. — За Дартворта. Тут во мне проснулось чувство юмора… И переходим к третьему пункту. Поговорите с молившимися, особенно с Мэрион и тетушкой Энн, почувствуйте атмосферу — вы будете поражены. Знаете, как они реагировали на известие о смерти Дартворта?

— Как?

— Вот именно. — Он возбужденно дернулся, отшвырнул сигарету и снова взглянул мне в глаза. — Вы думаете, объявили его мучеником? Упали в обморок? Нет! Они почувствовали облегчение, уверяю вас! Облегчение! Все! Может быть, кроме Теда, который до конца своих дней будет верить, что с Дартвортом расправился дух… А остальные будто избавились от какого-то гипнотического влияния. Блейк, что за безумная, извращенная психология все это спровоцировала? Что за…

В разбитую дверь просунулась голова Мастерса и таинственно шикнула. Вид у него был еще более озабоченный.

— У нас много дел. Сейчас явится полицейский врач и фотографы, нагрянут репортеры… Пока надо кое-что выяснить. Слушайте, сэр, окажите любезность, вернитесь в дом, поговорите с людьми. Допрашивать в полном смысле слова не надо. Пусть свидетельствуют по собственной воле. Никого не отпускайте до моего прихода. Ничего не рассказывайте, кроме того, что Дартворт мертв. Не сообщайте никаких подробностей, которые мы объяснить не способны, ясно, да?

— Что будет дальше, инспектор? — поинтересовался Холлидей.

Мастерс оглянулся на него.

— Знаете… произошло убийство, — проговорил он веско, хрипло, с легкой заминкой, свидетельствовавшей о зародившихся подозрениях. — Вы когда-нибудь были под следствием, сэр? Вот именно. Я бы не назвал подобную процедуру милым развлечением.