Он торопливо натянул одежду, боясь, что она проснется, и тогда его решение оставить ее будет тут же забыто. Пальцы плохо слушались, тело сделалось неуклюжим, как будто протестовало против ухода. Ему не хотелось покидать ее, но только так он мог сохранить свое самоуважение.

И только так он мог уберечь ее от себя самого.

К черту всех мужчин!

И особенно этого проклятого Роума!

Кругом цвела весна, и Лисса не могла винить своих семилетних сорванцов за то, что им не сиделось в классе. Тем не менее рабочий день прошел ужасно. Она с силой пнула подставку для класcных журналов в учительской, с мстительным удовольствием представив себе, что это лодыжка Роума. А еще лучше, его физиономия. Этот паршивец улизнул из ее постели и квартиры, не оставив даже записки. И теперь она может думать что угодно: то ли что он нашел, что она не совсем в его вкусе, то ли что он попросту остался разочарованным после проведенной с ней ночи.

К сожалению, разочарование было совсем не то слово, которым Лисса могла бы охарактеризовать свои собственные ощущения от прошедшей ночи, которая превзошла все самые смелые ее ожидания. И если уж быть честной, то она была уверена, что даже Роум не смог бы запросто сбросить со счетов то упоительное наслаждение, которое они испытали от близости друг с другом.

Это было нечто большее, чем секс. Это была любовная близость самого высокого порядка, когда в экстазе сливаются воедино не только тела, но и души. Такая ночь навряд ли могла принести кому-либо разочарование.

Однако это слово отражало, хоть и в ничтожной степени, ту боль, которую Лисса испытала, обнаружив, что Роум исчез из ее дома, даже не попрощавшись.

— Чертов Роум! — Она сильнее пнула подставку, ушибив пальцы ноги.

— Лапочка, у тебя проблемы? — Надин, секретарь школы, высокая женщина с царственными манерами и едким юмором, подняла голову над перегородкой, разделяющей их рабочие места. — Не хочешь поделиться с тетей Надин?

Лисса взглянула на подругу.

— Позвони в Институт генетики и скажи им, что это должно находиться в Y-хромосоме. Я уверена в этом.

— Что — «это»? — заинтересовалась Надин.

Лисса плюхнулась в свое кресло и принялась растирать ушибленную ногу.

— Понимаешь, должен существовать ген, который отвечает за то, что человек становится мерзавцем и негодяем. Я убедилась, что ген «стервозности» — или «негодяйства»? — находится где-то в Y-хромосоме. Это единственное объяснение.

Надин хохотнула и перегнулась через перегородку.

— Понятно. Вижу, ты провела не слишком приятный субботний вечер?

— Да уж, — Лисса выдвинула ящик стола и стала искать флакончик с аспирином. — Его определенно следовало бы занести в анналы истории как величайший розыгрыш века.

Надин сочувственно поцокала языком.

— Ты меня удивляешь, Лисса. Из того, что ты мне рассказывала, я поняла, что по крайней мере для ужина в ресторане Арнольд Уэллейс вполне терпим.

Лисса удивленно подняла на нее глаза, едва не подавившись аспирином.

— Причем тут Арнольд?

— А разве ты сидишь здесь злая, как фурия, не от того, что Арнольд оказался воплощением всех самых худших мужских качеств? Мерзавцем и негодяем?

— Арнольд? Ты шутишь, — чтобы запить таблетки, Лисса схватила стакан с недопитой с утра кока-колой и поморщилась от теплого выдохшегося напитка. — Арнольд не мерзавец. Он само совершенство.

— Лапочка, это какая-то бессмыслица. Если мистер Совершенство Арнольд Уэллейс не мерзавец, то кто же тогда?

Лисса насмешливо посмотрела на нее.

— Угадай.

— Неужто сам старина Бродяга Роум? — догадалась Надин, заинтересовываясь разговором все больше.

Лисса подняла полупустой стакан.

— Прямо в яблочко!

— Гм-м… Это становится интересно. Так, значит, неспроста про вас двоих ходят слухи?

Лисса с недоумением уставилась на нее.

— Какие слухи?

— Ну, слухи давно уложили вас двоих в одну постель…

Лиссу бросило в жар.

— Не хочу даже говорить об этом.

Надин рассмеялась.

— Лапочка, когда так краснеют, то говорить уже незачем. Все так же прозрачно, как твоя кола, что капает на блузку.

Лисса опустила глаза и увидела, что по белой шелковой блузке действительно расплывается коричневатое пятно. Чертыхнувшись, она схватила бумажную салфетку, чтобы промокнуть жидкость. Нельзя сказать, чтобы это очень помогло.

Навряд ли что-нибудь сегодня вообще ей поможет.

Прежде чем она смогла придумать что-то достойное в ответ, на ее столе зазвонил телефон. Беспомощно взглянув на приятельницу, Лисса схватила трубку.

— Лисса Купер слушает.

— Привет, Тыковка. — раздался до боли знакомый голос.

О Боже, Роум!

Пальцы ее сковал ледяной холод, желудок взбунтовался против проглоченного аспирина и теплой газировки. Что она должна ему сказать? Что она должна сделать? «Попытайся хотя бы поздороваться, Лисса».

— Привет… Роум.

Надин насторожила ушки, и Лисса повернула кресло, чтобы скрыться от испытующего взгляда подруги.

К ее удивлению, Надин тронула ее за плечо. Когда Лисса подняла на нее глаза, Надин шепотом проговорила:

— Я постою на стреме, чтобы никто не помешал…

Лисса кивнула, и Надин выскользнула из тесного закутка. Конечно, переполненная учительская комната была не самым лучшим местом для сугубо личных бесед, но это было лучшим, на что Лисса могла надеяться. Роум все еще не ответил на ее сдержанное приветствие.

— Лисса, — наконец выговорил Роум, — с тобой все в порядке?

— В порядке? Конечно, а почему бы нет?

— Потому что я… ничего, просто хотел сказать, что мне очень жаль.

— Жаль? — в самом кошмарном сне не могло Лиссе присниться, чтобы мужчина, с которым она провела ночь, сказал ей, что жалеет об этом. — О чем именно ты жалеешь: о том, что выскользнул тайком из моей постели, или о том, что вообще туда попал?

Тишина на другом конце трубки, прерываемая лишь обычным для учительской комнаты шумовым фоном. — Думаю, что мне о многом следует сожалеть, — признался Роум.

— Да?

— Я выбрал для звонка неудачное время?

— Это зависит от того, чего ты собирался этим достичь, — ровным голосом произнесла Лисса. — Если ты намерен свести меня с ума, то… должна признаться, твои действия нельзя назвать неудачными.

— Узнаю Лиссу. Не оставляешь парню ни малейшей лазейки, — Роум шуткой попытался смягчить разговор.

— Следовало бы сказать «мерзавцу» вместо «парню», — уточнила Лисса.

— Погоди… — Роум смолк. — Вообще-то именно поэтому я и звоню.

Лисса почувствовала, что ей становится дурно, так ей не хотелось слышать продолжения, каким бы оно ни было.

— Я лишь хотел сказать, что больше не буду препятствовать твоим планам. Фактически, я уже присматриваю для тебя подходящую кандидатуру.

Лисса едва успела прикрыть трубку ладонью, чтобы справиться с охватившим ее приступом удушья.

«Значит, ему все безразлично? — похолодев, подумала она. — Самая прекрасная ночь в ее жизни для него ничего не значит».

— Я тут обзвонил кое-кого из приятелей, — продолжал между тем Роум, — но, понимаешь, о нас уже поползли всякие слухи, поэтому довольно трудно найти кого-то, кто захотел бы…

О Боже, дай ей хоть немного терпения!

Неужели эта пытка никогда не кончится? Каждое слово было для нее равносильно пощечине.

А он все продолжал, словно не понимая, как больно ранит ее.

— Я только хочу, чтобы ты знала, что я в самом деле собираюсь тебе помочь найти подходящего человека. Я позвоню, как только что-нибудь прояснится.

Ярость охватила Лиссу. Он собирается найти ей подходящего мужчину? Как будто она собачка, которую он решил было приютить, но потом нашел, что с ней слишком много хлопот и поэтому ищет для нее другого хозяина! Никогда и ни за что!

— Не беспокойся, Роум — Лисса сама удивилась, как бесстрастно звучит ее голос. — Я больше не нуждаюсь в твоей помощи. Это очень любезно с твоей стороны, но… — Лисса больше не смогла продолжать в том же духе.