- Наши истребители не хуже американских как летательные аппараты, но их параметры сводятся на нет весами и габаритами бортовой радиоаппаратуры, - начал А. С. Яковлев. Далее он рассказал о ведущихся в его КБ новых разработках, иллюстрируя свой доклад таблицами, графиками, плакатами. Но выступивший затем военный тоже на плакатах и таблицами доказывал, почему предлагаемые Яковлевым характеристики новых машин не устраивают ВВС. Хрущев подытожил оба выступления следующим образом:
- Мне говорили, но как-то не верилось, что авиаконструктор Яковлев стал больше работать на детиздат, чем на авиацию. Теперь я вижу, что Александру Сергеевичу пора окончательно определиться в этом вопросе. Да, товарищ Яковлев, нам нужны не вот эти ваши плакаты, а самолеты, которые закрыли бы наше небо от любых нарушителей.
И все же в выступлениях почти всех остальных ораторов на этом совещании подчеркивалось, что наша самолетная радиоаппаратура намного хуже американской по весам, габаритам и энергопотреблению. Выступивший по этому вопросу министр Калмыков сказал:
- Никита Сергеевич, такое положение объясняется разобщенностью радиолокационных НИИ и КБ по разным министерствам: оборонной промышленности, авиационной промышленности, судостроительной промышленности. Получается кустарщина вместо единой продуманной научно-технической политики. Я полагаю, что назрела необходимость объединить все это в одном министерстве.
Сидевший рядом со мной главный инженер КБ-1 Лукин при этих словах Калмыкова заулыбался, наклонился ко мне, вполголоса сказал:
- Силен Валерий Дмитриевич: из допотопных электрорадиоэлементов, выпускаемых его министерством, никакие конструктора не сделают хорошую аппаратуру, а чтобы они не рыпались - забрать их под свою министерскую руку. И продолжать клепать допотопную радиолокацию.
Уловив приближение полосы больших реорганизаций, Калмыков продолжал подбрасывать эту свою идею Хрущеву, поддакивая хрущевским идеям передачи заводов в совнархозы, а НИИ и КБ - в госкомитеты. И когда контуры большой реорганизации прояснились, то в наметках калмыковского госкомитета оказалось и КБ-1. Об этом узнали Лукин, Расплетин, Чижов и я на совещании в Кремле, которое проводил Хрущев. По возвращении в КБ-1 я пошутил:
- Все ясно: Калмыков выиграл нас в пинг-понг у Хрущева на крымской госдаче, на отдыхе.
- А если без шуток, - что будем делать? - спросил Лукин.
- Если нельзя оставаться у Устинова, то в любой госкомитет, но только не к Калмыкову, - ответил я.
Расплетин промолчал. Лукин сказал:
- Решение еще не принято, и в деталях, кого куда переводить, возможны уточнения. Хрущев объявил, что министерства и ведомства могут дать свои предложения к проекту постановления. Может быть, попросить Устинова, чтобы внес поправку?
- Устинов сейчас взят на заметку как министр сталинского толка, к тому же имевший неосторожность где-то невпопад высказаться об идее совнархозов. Поэтому не надо ставить его в затруднительное положение, - возразил я Лукину. - Будет лучше, если предложение пойдет к Хрущеву снизу, от КБ-1, но при этом, конечно, нельзя говорить в лоб, что мы не хотим к Калмыкову. И тем более не называть, к кому мы хотим.
- Как же это можно никого и ничего не называть? - спросил Лукин.
- Я бы мог, как Главный конструктор по тематике ПРО, написать на имя Хрущева свои соображения о том, что в разработках ПРО все очень тесно взаимосвязано, и поэтому основные разработчики системно-электронной и ракетной частей должны быть в одном и том же госкомитете. В любом, но одном. Тогда мы наверняка попадем не к Калмыкову, а к ракетчикам. В этом духе можно было бы подготовить и соображения для Рябикова, с которым Хрущев, надо полагать, будет советоваться по реорганизации оборонных отраслей.
Чижов и Лукин охотно согласились с моим предложением, которое избавляло их от необходимости подписывать документ, противоречащий мнению того, кто может завтра оказаться их начальником министерского Ранга. Расплетин промолчал, и мне было ясно, что это молчание - знак согласия с Калмыковым и что эти два капъярских стукача при случае напомнят мне насчет колодца, из которого пригодится воды напиться.
И все же сверх всяких ожиданий мое обращение к Хрущеву сработало: КБ-1 было передано в Госкомитет по авиационной технике вместе с зенитно-ракетным КБ, выделившимся из КБ-1 в 1953 году.
Новый министр сразу же распорядился перевести в СКБ-30 отобранных выпускников вузов 1957 года, ранее направленных в НИИ и КБ Минавиапрома. Для отбора молодых специалистов я направил в госкомитет одного из своих замов - Елизаренкова, который просмотрел представленный ему список и сделал пометки напротив отобранных фамилий. Замминистра по кадрам спросил у него:
- А почему вы обошли вот эту строчку в списке?
В указанной им строчке значилось: «Хрущев Сергей Никитич».
- У нас уже был один Сергей. Был, да сплыл, - не задумываясь, выпалил Елизаренков.
Только много лет спустя узнал я об этой самодеятельности и пришел в неописуемую ярость.
- Вы дурак или провокатор? - спрашивал я Елизаренкова. - Неужели вы не понимаете, что ваша выходка стала известной Никите Сергеевичу, как исходящая не от вас лично, а от меня, как главного конструктора? Понимаете ли вы, что предложение замминистра не могло быть сделано без согласия Хрущева-старшего? Наконец, понимаете ли вы, что все катаклизмы, переживаемые нашим коллективом, являются прямым отголоском вашей дурацкой выходки?
Но об этих катаклизмах речь впереди, а пока что наш коллектив не мог пожаловаться на недостаток внимания в нашим работам. Кроме подпитки нас кадрами два замминистра - Л. Н. Голенищев и В. А. Шаршавин - вместе со мной сделали объезд некоторых заводов с целью контроля и помощи им в изготовлении изделий по нашему заказу. Из этих поездок мне особенно запомнилась поездка на авиазавод, которому было поручено изготовление крупногабаритных антенных параболоидных зеркал.
Этот заказ особенно импонировал заводу» так как такие же зеркала с разрешения военного заказчика и КБ-1 начали применяться в станциях спутниковой связи и телевидения «Орбита», и это обеспечивало заводу выгодную для него загрузку. Однако в одном из я обратил внимание на довольно странные изделия из дюраля и спросил главного инженера, - мол, что это такое? Галгат Фиттахович помрачнел, зло ответил: «Клетки для кур. Первый сюрприз нам от перехода совнархоз». Сейчас, вспоминая эти изделия, я невольно сравниваю их с конверсионными заказами оборонным предприятиям эпохи перестройки и думаю: то ли еще будет?
Кроме того, госкомитет по поручению ЦК и Совмина начал подготовку проекта постановления о разработке аванпроекта системы ПРО Москвы, которое вышло 8 апреля 1958 года. Система получила условное наименование «система А-35», я был назначен ее генеральным конструктором. Кстати, до этого термин «генеральный конструктор» применялся только в авиационной промышленности и только к самолетным конструкторам, и я оказался первым несамолетным конструктором, к которому приставили прилагательное «генеральный».
Я и сейчас не вижу никакой разницы между «главным» и «генеральным» конструкторами, разве что второй вариант звучит более пышно. Кстати, С. П. Королев назывался главным конструктором, а не генеральным только из-за своей принадлежности к Миноборонпрому, в которой наименование «генеральный» не было принято. Однако в КБ-1 я оказался единственным генеральным среди главных, и это вызвало у кое-кого неприятные эмоции.
Тысяча девятьсот пятьдесят восьмой год для КБ-1 знаменателен тем, что мы с Расплетиным оба были избраны членами-корреспондентами Академии наук СССР.
Федор Викторович Лукин, присутствовавший на выборном собрании, мне рассказывал, что моя кандидатура прошла в первом туре благодаря тому, что академики знали меня по работам, опубликованным до моего перехода в «почтовый ящик». Попутно замечу, что в этом же году были избраны в академики С. П. Королев, А. Н. Щукин и А. Л. Минц.
Для системы «А» наиболее важными событиями 1958 года были начало проводок баллистических ракет станцией дальнего обнаружения «Дунай-2» и начало пусков противоракет В-1000 с временной стартовой позиции. Правда, первый пуск, состоявшийся 16 октября, был бросковым, то есть с рулями, заклиненными в нейтральном положении, без аппаратной начинки и без горючего второй ступени, - все это было заменено весовыми эквивалентами с соблюдением реальной центровки изделия, - так что фактически работал только пороховой ускоритель, который дал начальный разгон аэродинамически-весовому макету второй ступени.
