Чевиот снова кивнул, не поднимая головы. Он чувствовал: Луиза то и дело поглядывает на него, приоткрыв невинный ротик.

— Вчера ночью я п-пыталась сказать вам, когда вы задавали всем вопросы. Но их было так много, и все слышали! Я могла только намекнуть…

На лбу Чевиота выступила испарина. Возможно, разгадка ближе, чем ему казалось. Он встал, не спуская глаз с Луизы; левая рука вцепилась в край стола.

— Да, я знаю, — сказал он. — И леди Корк тоже. Но ваши намеки были столь загадочны, столь туманны, что я ни о чем не догадывался, пока Фредди Деббит все мне сегодня не разъяснил в кофейне. Луиза! Ведь о мисс Ренфру и ее любовнике судачил весь Лондон. Почему же я ничего не знал?

— Да! И папа с мамой тоже говорили о них. Я все слышала, хотя они думали, что я ничего не слышу.

— Послушайте. Кто-то должен знать имя загадочного любовника, который угрожал ей! Вы знаете, как его зовут?

— А… а вы?

— Нет. Да и откуда мне знать, если все держали язык за зубами? Так кто же он?

— В-вы не догадываетесь?

— Нет, нет! Кто же он?

Луиза потупилась:

— Некоторые считают, что это… вы.

Бывают удары настолько неожиданные и фантастические, что почти не остается времени обдумать их и понять.

Шли секунды. Чевиот, перенеся вес тела на левую руку, вдруг обнаружил, что ладонь у него взмокла. Он покачнулся и едва не упал.

— Конечно, — добавила Луиза, — я всегда знала, что это не правда.

Однако она не была до конца уверена в своих словах. Луиза боялась Чевиота, несмотря на то что пошла на риск и предупредила его. В ее голосе послышались умоляющие нотки. Ей хотелось, чтобы он все отрицал.

— Хотя, конечно, — торопливо продолжала она, — вы иногда много играете. Но только после того, как много выпьете, а пьяным вас еще никогда не видели на публике.

Она почти слово в слово повторила слова, которые вчера произнес полковник Роуэн.

И замолчала, увидев, что Чевиот поднял голову.

— Луиза, — хрипло произнес он, — неужели вы можете допустить, будто я способен брать деньги у женщины? Или что мне вообще нужны деньги? Я не нуждаюсь!

— Нет, нет, нет! Но… люди часто говорят, что не нуждаются в деньгах, а на самом деле нуждаются, ведь так? А еще многие удивляются: раз у вас так много денег, зачем же вы поступили на службу в противную полицию.

Чевиот с трудом сдержался. Теперь он понимал, в каком опасном положении находится. Все свидетели молчали; они ничего не отрицали и не подтверждали. А он еще пытался расспрашивать их — об убийстве!

А Флора… знала ли она? Во всяком случае, что-то ей было известно. Тогда понятно, почему…

— Поверите ли вы мне, — начал он, — если я скажу, что не встречался с Маргарет Ренфру до вчерашнего вечера? Да она ведь и сама так сказала в присутствии других людей.

— Да, но… ничего другого она сказать и не могла, верно? Пег всегда говорила, что полюбит только человека в возрасте, у которого есть… — Луиза смутилась, словно ей предстояло употребить неприличное слово, — который знает жизнь. А один раз при мне, поправляя чепец, как бы между прочим, заметила, что вы прекрасно держитесь в седле.

— Послушайте! Я первый раз узнал о ее существовании от…

Чевиот вдруг замолчал.

Как неожиданные удары судьбы иногда заставляют оглохнуть и ослепнуть, так они могут и представить в ином свете факты, которые до тех пор были неверно истолкованы. Слова потянули за собой картину, картина навела его на определенные мысли…

Ослепленный чувствами, он блуждал в потемках! Чевиот опустил голову и посмотрел на столешницу. Под незажженной лампой с красным колпаком, рядом с собственным рапортом, он увидел пистолет полковника Роуэна с отполированной серебряной рукояткой.

Если бы только вчера ночью он провел свой простой опыт с отпечатками пальцев и узнал, кто стрелял, он скорее понял бы правду.

— Дым! — воскликнул он вслух. — Дым, дым! Луиза Тримейн вскочила со стула и попятилась.

— Мистер Чевиот! — ахнула она, протягивая к нему руки в лиловых перчатках и торопливо роняя их. — Я не сказала вам, — заторопилась она, — самое ужасное обстоятельство из всех. Оно касается вас обоих, вас и… и леди Дрейтон.

Чевиот очнулся от размышлений.

— Да? — спросил он, возможно, слишком резко. — Что такое?

Луиза отступила еще дальше к окну. Очевидно, она разрывалась между страхом и чувством долга. Ей очень не хотелось причинять ему боль, однако она испытывала смутное желание пострадать от него.

— Мы с Хьюго Хогбеном танцевали, — поведала она. — Должно быть, сразу после… после…

— После того как застрелили мисс Ренфру. Да?

— Да… Мы… — Луиза замолчала и отвернулась.

У нее был более тонкий слух. Чевиот не слышал тяжелых громких шагов, эхом отдававшихся от стен, и пьяного голоса за дверью.

— Это папа, — сообщила Луиза. Ее короткий носик, казалось, сморщился, как у девочки. — Он меня изобьет! Папочка милый, добрый, славный, но он изобьет меня, если я не придумаю какой-нибудь отговорки. Я не могу больше здесь оставаться, не могу!

Она подбежала к двери, распахнула ее и со стуком захлопнула за собой.

Чевиот метнулся за ней, но было поздно. Если не считать констебля, который разглядывал незажженные светильники, коридор был пуст. Хлопнула входная дверь.

Он слышал повелительный мужской голос, который перекрывал цоканье копыт и скрип колес. Карета отъехала от дома. Им с Флорой угрожает серьезная опасность; Луиза собиралась сообщить ему какая. Но она и ее милый, добрый, славный папочка уже уехали.

Чевиот пошел за шляпой. Он не поднялся наверх, в квартиру полковника Роуэна. Отдав несколько отрывистых приказаний инспектору Сигрейву и сержанту Балмеру, Чевиот поспешил прочь.

На углу он остановил кабриолет. После поездки по грязным улицам, на которых уже зажигали газовые фонари — поездка показалась ему бесконечной, — он остановился у дома номер восемнадцать по Кавендиш-сквер.

Дом Флоры из белесоватого камня не тронула копоть. В нем было тихо, свет не горел. Окна были плотно занавешены. Хотя Чевиот долго стучал в дверь и чуть не оторвал шнур звонка, ему никто не открыл.

В тот же вечер, в половине одиннадцатого, поужинав и тщательно переодевшись, Чевиот приехал на Беннет-стрит и вышел у дома двенадцать. Он разглядывал игорное заведение Вулкана и гадал, что ждет его впереди.

Из подворотни навстречу ему выступили две фигуры: одна чуть пониже, другая — значительно выше.

Поверх фрака Чевиот накинул черный плащ с капюшоном и каракулевым воротником; на голове его красовалась начищенная до блеска плотная, тяжелая бобровая шляпа.

— Трещотка у вас есть, сэр? — прошептал сержант Балмер.

— Да. — Чевиот прикоснулся к пояснице. — Под фраком. Ее не видно, даже если снять плащ.

— А дубинка?

— Нет.

— Как нет дубинки? — удивился инспектор Сигрейв. — Значит, пистолет?

— Пистолет? — вспылил Чевиот. — С каких это пор сотрудникам убойного отдела разрешается носить оружие?

— Простите, сэр… кому?

Чевиот вовремя вспомнил, где находится. Пришлось сосчитать в уме до десяти, чтобы успокоиться.

— Извините, оговорился. А теперь послушайте: пока ни вам, ни остальным не нужно входить в дом. Но возможно, войти понадобится. Так что… если у кого-то из вас имеется пушка… то есть пистолет, немедленно избавьтесь от него. Понимаете?

Сержант Балмер, как оказалось, был малым храбрым, но безрассудным. Инспектор Сигрейв, напротив, несмотря на деловитость, без конца волновался и всего боялся.

— Сэр! — Инспектор вытянулся во фрунт. — Прошу прощения, суперинтендент, но в четвертом номере большой запас пистолетов и сабель. В особых случаях, как говорит мистер Пиль, нам разрешается ими пользоваться.

— Сейчас случай не тот!

Ночь была ясная и холодная; небо безлунное, только яркая россыпь звезд. Беннет-стрит, короткий и узкий тупичок, освещался всего одним слабым газовым фонарем. Это был первый переулок направо, если идти по Сент-Джеймс-стрит от Пикадилли. Чевиот с товарищами стоял в подворотне рядом с темной сейчас каретной мастерской Хуперов. Беннет-стрит была пустынна, как дорога в Помпеях. Но по Сент-Джеймс-стрит, которую покрывал толстый слой отвратительной грязи, то и дело проезжали двуколки, парные двухколесные экипажи, коляски, кабриолеты и кареты. Слышались цокот копыт и щелканье кнутов.