Метастазы быстро проникли в мозг, и Сашу странным образом зациклило на личности Сталина. По всей квартире он развесил его портреты и, как бы внезапно пробуждаясь из состояния небытия, вдруг начинал горячо говорить о мудрости, гениальности и дальновидности вождя, оправдывая всю его деятельность и последними словами ругая Хрущева, осмелившегося выступить с критикой своего учителя и «вождя всех времен и народов». В этих высказываниях чувствовалась уже явная ненормальность, и слушать все это было просто тяжело.

На поминки собрались родственники, друзья по институту, разведчики и после двух—трех грустных тостов стали вспоминать Сашу живого, обаятельного, остроумного, его рассказы, случавшиеся с ним истории. Послышался смех, который переходил иногда в хохот, и создалась не совсем траурная ситуация. Какой-то дальний армянский родственник, который толком-то и не знал покойного, сидел все время с очень кислым лицом и вдруг заговорил: «Я ничего не понимаю… Человек умер, а здесь люди смеются… У нас в Армении так не принято. Сначала надо выпить отдельно за светлую память отца, потом за светлую память матери, Существует ведь порядок поминания…»

Пришлось вносить ясность в существо вопроса и объяснять родственнику, что нет ничего плохого в том, что хорошего, веселого и дарившего людям радость человека поминают именно таким образом, и кавказские обычаи тут ни при чем.

И еще одно воспоминание о Саше. Иногда, переступив порог своей квартиры, я слышал, как моя мать радостно сообщала: «Звонил Саша Оганьянц, сказал, что сегодня зайдет. Уж он-то расскажет много интересного. Как я люблю, когда он приходит».

8 августа 1994 года скончался мой друг и друг многих моих товарищей генерал-майор Дмитрий Иванович Якушкин — руководящий работник разведки и прекрасный американист. В разведке Якушкина любили, несмотря на то, что иногда он яростно распекал подчиненных. В этих выволочках не было ни грубости, ни ярости, ни, тем более, какого-то злопамятства. За глаза его ласково называли Димой, несмотря на генеральское звание и высокое служебное положение начальника отдела США.

В отличие от других сотрудников разведки, Якушкин происходил из дворянского сословия, и не из какого-нибудь худородного и неизвестного, а из семьи декабриста Ивана Дмитриевича Якушкина, героя Отечественной войны 1812 года, капитана Семеновского полка, выведшего своих солдат 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь и получившего за это 20 лет каторжных работ.

Да, далеко не у каждого имеются предки по прямой линии, о которых слагал стихи Пушкин:

От предков Дмитрий Иванович Якушкин унаследовал большую библиотеку и имя. В роду Якушкиных любимыми именами были Дмитрий и Иван, передающиеся из поколения в поколение. Но не только это. Были в нем какая-то стать, импозантность, манера держать себя с достоинством и особо почтительное и благородное отношение к женщинам, независимо от их возраста и внешности.

Видом своим он всегда напоминал мне первого из Бурбонов Генриха IV с картины Рубенса из «Галереи Медичи» в Лувре, где король изображен разглядывающим портрет своей невесты Марии Медичи: те же черты лица, та же осанка. Обращаясь к Якушкину, я иногда так и называл его: «Анри катр» [1].

Впрочем, иметь известных предков—дело нелегкое и беспокойное. Тому примеров более чем достаточно. Высокое положение родителей часто накладывало неизгладимую печать на судьбы детей, очень осложняло их жизнь, а нередко детям приходилось и расплачиваться за дела отцов и дедов.

Не минула чаша сия в какой-то мере и Дмитрия Ивановича. Его отец, известный академик-растениевод, в разгул блаженной памяти перестройки был обвинен (журнал «Огонек») в том, что являлся правой рукой и исполнителем злой воли Т.Д.Лысенко[2] по истреблению вейсманистов-морганистов, а заодно и менделистов в нашей сельскохозяйственной науке. Впрочем, на эту тему с Дмитрием Ивановичем мы никогда не беседовали. Мне было неудобно касаться столь щекотливого вопроса, а ему тем более было не с руки высказываться по данной теме.

Если пытаться создать достоверный портрет друга, то надо писать правду. Следовательно, нужно упомянуть, что Дима Якушкин любил иногда покрасоваться, несколько распушить хвост и победоносно им помахать. Причем выходило это как-то очень мило и, пожалуй, даже самоиронично. При его появлении в вестибюле посольства в Вашингтоне офицеры и прапорщики-пограничники из службы охраны вытягивались перед ним «во фрунт» и отдавали ему честь, громко щелкая при этом каблуками (хотя в интересах конспирации они не должны были бы этого делать), а он говорил доверительно собеседнику: «Вот видишь, какой у меня порядок!» Или, сделав очень хороший доклад начальнику разведки о положении в США и о работе резидентуры в Вашингтоне, он с видимым удовольствием шепнул мне: «Правда, ведь никто другой не смог бы сделать такого интересного сообщения?» Какая-то восторженная наивность была в этой самооценке. Надо сказать, что наивность у него иногда проявлялась и в оценках людей. Проистекала она от его доброты и доверчивости по отношению к своим коллегам по работе. Были такие случаи, когда он рекомендовал на ответственные посты не очень достойных людей, а потом клял и бичевал себя, страшно переживал, что где-то не доглядел и не разобрался толком в человеке. И эти покаяния были очень искренними и по-человечески понятными.

А еще он был большой книголюб. Часто ходил по книжным магазинам, покупал новые книги, с жадным интересом читал их, а некоторые откладывал до лучших времен и мечтал привести, наконец, в порядок свою огромную библиотеку, но так и не успел этого сделать, как и все мы всегда чего-то не успеваем сделать в этой жизни.

Главной заслугой Д.И.Якушкина в разведке является то, что он прекрасно знал США и давал самые точные прогнозы по вопросам развития внутриполитической ситуации там, а также по всему комплексу советско-американских отношений. В таких делах у него никакой наивности и излишней доверчивости никогда не проявлялось, а имели место очень точный расчет и прогноз.

Я глубоко благодарен Дмитрию Ивановичу, что он буквально открыл для меня Америку, был для меня своего рода Колумбом в этом деле. В середине 70-х годов он говорил мне: «Пойми, ты не сможешь состояться как заместитель начальника Главка, если не будешь знать США и сам не побываешь в этой стране». И вытащил-таки меня летом 1978 года в США, всесторонне обосновав необходимость этой поездки. Несколько коротких путешествий по стране, беседы с дипломатами (в том числе и с очень интересным собеседником — в то время нашим послом в США Анатолием Федоровичем Добрыниным), участие в качестве советника делегации СССР в работе сессии Генеральной Ассамблеи ООН, где выступали наш тогдашний министр иностранных дел А. А. Громыко и руководители делегаций других государств, посещение театров, музеев, картинных галерей — все это обогатило мои знания и расширило представление о Соединённых Штатах. Много было в этом «открытии Америки» неожиданного, начиная с быта и кончая высокой политикой. Но больше всего информации мне дали многочасовые беседы с Д.И. Якушкиным и его женой Ириной Алексеевной. А одна, заключительная, беседа с Дмитрием Ивановичем навсегда врезалась в память. Это было в начале июня 1978 года. Ее итоговую часть я не раз повторял своим коллегам.