Молотов, Каганович, Маленков выглядели невеселыми, были неразговорчивы, не проявляли особого интереса к заморским гостям и обращались к ним с самыми банальными фразами. Никакой гениальности от оживших портретов не исходило, и я как-то вдруг понял, что они — обыкновенные люди и, скорее всего, не самые счастливые на этой земле.

В отличие от большинства лиц в этой портретной галерее, пожалуй, только Хрущев и Булганин производили впечатление подвижных и энергичных. И на приеме, и на переговорах Булганин очень ловко вел беседы, уходил от просьб о помощи, причем делал это так умело, что собеседники оставались довольны. И Хрущев, и Булганин со вкусом беседовали с иностранными гостями и как бы ощущали перед собой большую жизненную перспективу. Ворошилов тоже проявлял активность и старался держаться на переднем плане.

На этом приеме у меня произошли мелкий инцидент с Молотовым и недоразумение с Хрущевым.

Молотов был задумчив и неразговорчив, выглядел неважно: лицо желтое, и на лбу какая-то шишка.

Нарядный принц аль-Бадр не вызвал у него никаких эмоций, даже элементарного любопытства. После двух-трех фраз наступила пауза. Аль-Бадр, надо сказать, сам вообще не проявлял никакой активности в разговорах — он просто не знал, о чем можно говорить, а Молотов глухо молчал. Тогда, чтобы как-то исправить положение, я спросил:

— Вячеслав Михайлович, может быть, предложить Его Высочеству соку?

Недобро блеснув стеклами пенсне, Молотов раздраженно бросил:

— А вы что, сами не знаете, что делать? Первый раз, что ли?

А я действительно впервые присутствовал на приеме в Кремле, но глава советской дипломатии не мог, видимо, предположить, что к нему допустят какого-то новичка.

Н.С.Хрущев уделил принцу аль-Бадру значительно больше внимания, чем остальные, и здесь я приобрел первый боевой опыт по части переводов ему на встречах с арабами. Второй опыт, более продолжительный и серьезный, был в 1958 году во время первого визита Гамаля Абдель Насера в СССР.

Н.С. Хрущев, всем улыбаясь и со всеми раскланиваясь, расспрашивал аль-Бадра о его отце — имаме Ахмаде, о Йемене, о йеменско-египетских отношениях, высказывался о будущем советско-йеменском сотрудничестве и, в частности, заявлял о желательности скорейшего обмена дипломатическими представителями. Об этом шла беседа и во время официальных переговоров. Была достигнута договоренность об учреждении посольств в Таизе и Москве в течение 1958 года. Собственно, в достижении этой договоренности и был главный смысл визита аль-Бадра в Советский Союз.

Хрущев внимательно следил за реакцией аль-Бадра при ответах на заданные ему вопросы, изучал своего собеседника, пытался понять, что он за человек.

Во время беседы к нам подошел разбитной господин высокого роста и начал на ломаном русском языке рассказывать Хрущеву о своей поездке в Грузию. Он практически оттеснил аль-Бадра, который отошел к своей делегации, и полностью завладел Хрущевым. Последний обратился ко мне:

— А с этим вы сможете переводить?

Я ответил, что если господин владеет французским, то смогу. Выяснилось, что собеседник говорит по-французски. Он сообщил, что только что вернулся из Грузии и хотел бы поделиться впечатлениями. Хрущев проявил заинтересованность, и его собеседник с большим ехидством начал рассказывать о том, что Грузия весьма странная республика. На полях трудятся только женщины, а мужчины в это время отдыхают, ведут неторопливые беседы или в крайнем случае заняты торговлей на базаре. В Грузии свои особенные порядки, свои традиции, а главное — он-де не заметил там никаких признаков социализма ни в общественном сознании, ни в практических делах граждан республики.

«Ну, — подумал я про себя, — сейчас Хрущев врежет ему за клевету на Грузию». А Никита Сергеевич, выслушав все это, добродушно засмеялся и сказал:

— Не знаю, не знаю… Я ведь, знаете, никогда не бывал в Грузии.

Беседа продолжалась еще несколько минут на другие темы. По ее окончании я спросил Хрущева, кто был наш собеседник. Он ответил, что это временный поверенный в делах США, и назвал его фамилию. Я задал вопрос:

— Никита Сергеевич, мне следует записать вашу беседу?

— Я тебе Запишу, вот еще нашелся писатель! — последовал ответ.

Так, получив две оплеухи от высших руководителей страны, я одновременно приобрел богатый опыт дипломатического протокола на приемах государственного уровня. Пребывание на Олимпе имело неожиданный результат: я как-то сразу излечился от болезни преклонения перед высшими авторитетами, убедившись на личном опыте, что это обычные люди, жизнь которых сложилась, однако, в силу обстоятельств особым образом. Они стали пленниками своего положения, рабами собственной власти, но при этом не стали ни культурнее, ни образованнее, ни, уж конечно, деликатнее. Уважение к ним все же осталось, хотя трепет и восторги улетучились.

Потом я всю жизнь искал интересных и знающих людей, живых в общении, таких, кому хотелось бы подражать, изучать их, чтобы самому обогатиться. И, слава Богу, такие люди встречались на моем пути.

Мне часто приходилось отвечать на вопрос, знала ли советская разведка о том, что Англия, Франция и Израиль готовят войну против Египта в качестве возмездия за национализацию Суэцкого канала.

Ответ был таков: знала. Сведения о приготовлениях к войне в этих странах поступали регулярно. Можно было давать им разную оценку: точные, достоверные, вероятные или сомнительные, — но суть в данном случае была в другом. Имела место полная убежденность руководства разведки и нашей каирской резидентуры, что война будет неминуемо, ибо Запад рассматривал национализацию Суэцкого канала как вопиющее нарушение всех международных правил, порядков и договоренностей.

Таким образом, для руководства СССР тройственная агрессия не была неожиданностью, и оно имело возможность просчитать все варианты развития событий и подготовиться к необходимым демаршам.

В этот период резидентом внешней разведки в Каире был Викентий Павлович Соболев, и он неоднократно направлял в Москву солидную информацию в подтверждение сразу сделанного вывода о том, что войны избежать не удастся.

Но сначала о самом Суэцком канале. Общеизвестна фраза отца истории Геродота: «Египет — дар Нила». Да, Нил дает Египту жизнь. Не было бы Нила — не было бы и Египта. К этому емкому определению мне всегда хотелось добавить, что в современных условиях Египет — это дар Нила и творение рук человеческих — Суэцкий канал.

Суэцкий канал для Египта — источник больших валютных поступлений в государственную казну. Накануне тройственной агрессии сумма доходов от канала в иностранной валюте примерно равнялась сумме, выручаемой Египтом от продажи за границу знаменитого длинноволокнистого хлопка, или сумме доходов от иностранного туризма.

Приносить прибыль Суэцкий канал стал, конечно, не сразу. Вначале, во время его строительства, он забирал жизни египетских феллахов, а затем, в период борьбы Англии и Франции за влияние в Египте, началось и ограбление египетского государства. В соперничестве двух держав немаловажное значение имело то, в чьих руках находились акции Компании Суэцкого канала.

Сооружение канала, освоение приканальной зоны открыли Египет для внешнего мира, стратегическое и экономическое значение страны возросло, и это усилило борьбу между Англией и Францией за установление своего господства над ней. Преуспевала, однако, в этом деле больше Англия, которая в 1882 году осуществила полную военную оккупацию Египта.

Накануне национализации Суэцкий канал представлял собой государство в государстве, будучи по существу иностранной собственностью на территории Египта. После национализации канала Англия и Франция с их тогдашней имперской психологией решили проучить Египет, отвоевать канал, а Израиль стал их естественным союзником, ибо его руководители видели в лице Насера главную угрозу своей безопасности.

Интересна история Суэцкого канала сама по себе. Канал уже был однажды прорыт — во времена фараонов. Конечно, это не был канал в его современном виде. Это была скорее примитивная система, позволявшая по озерам и соединявшим их протокам проходить из Средиземного в Красное море мелким судам с небольшой осадкой. Во время последующих вторжений в Египет различных завоевателей он пришел в упадок и окончательно был разрушен по приказу халифа аль-Мансура в 767 году.