Добрый, отзывчивый на чужую боль Евгений никогда не мог причинить кому-либо вреда. Ему совершенно не свойственны чувства зависти, мстительности или злобы, но тем не менее на всех этапах его быстрой научной карьеры и становления его в качестве общественного деятеля появлялись какие-то завистники и недоброжелатели, сочинялись пасквили и анонимки, распространялись сплетни.

Все это не мешало Примакову, однако, работать и получать удовольствие от жизни. Уже при рождении был дарован ему свыше неистребимый заряд оптимизма.

В период, когда Примаков директорствовал в институтах, и даже несколько ранее ему поручались различные деликатные миссии в арабских странах и на Ближнем Востоке. Пробирался он и по горным тропам в восставший Иракский Курдистан, устанавливал дипломатические отношения с Оманским султанатом, уговаривал Саддама Хусейна отказаться от очередных авантюр и тому подобное. И, конечно, во всех этих миссиях именно разведка оказывала ему необходимую помощь. И несмотря на то, что прежнее тайное давно уже в наши дни стало явным, авторы дурацких статей и сейчас с наивностью благородных институток бесконечно задают один и тот же вопрос: «А не лукавит ли Примаков? Ведь вовсе не от «Правды» и не от институтов он совершал эти миссии, а от разведки!» Казалось бы, всем давно уже понятно, что поручения деликатного свойства и вообще все командировки за границу совершались в те времена по решению ЦК КПСС, а предложения по важным миссиям политического свойства вносились в ЦК КПСС Министерством иностранных дел, международным отделом ЦК, КГБ, Министерством обороны и другими ведомствами. Естественно, Евгений мог выезжать для выполнения этих поручений только в своем качестве то ли заместителя главного редактора «Правды», то ли директора института…

В 1981 году в жизни моего друга наступили черные дни.

1 мая, прямо во время демонстрации, скончался от сердечного приступа сын Примакова Саша, молодой и способный ученый. Очевидно, он унаследовал слабое сердце от Лауры, которую в июне 1987 года также внезапно, прямо на улице, настигла смерть. На помощь Примакову бросились его многочисленные друзья, поддержали его, обогрели, помогли, чем могли.

Я не хочу далее касаться этой темы, нанизывать одно на другое слова сочувствия и сострадания. Скажу только, что эти утраты переживали многие люди, близкие к семье Примаковых. Ушедшие от него родные продолжают жить в нем, с ними он ежедневно беседует и вовлекает в общую беседу о них своих друзей.

Самое же удивительное, что после всего этого Примаков не сник, не сломался, не утратил своей работоспособности, а наоборот — как бы противопоставил всем своим несчастьям страстное желание работать, работать и работать. И при этом его потребность быть постоянно в движении и среди людей стала еще более очевидной. Все это достойно удивления и даже восхищения…

В застойные времена была изобретена удачная формулировка — активная жизненная позиция. Мне лично она очень нравится, поскольку применима ко всему человечеству и определяет главную сущность людских характеров. Благодаря своей активной жизненной позиции, трудолюбию и умению строить отношения с людьми Примаков в конце концов и занял по праву высокие посты и в ЦК КПСС, и в Верховном Совете СССР.

После провала ГКЧП в августе 1991 года теряющий власть и почву под ногами Горбачев направил своих членов Совета безопасности Бакатина и Примакова соответственно в КГБ и разведку.

Первый начал осуществлять свойственную ему функцию разрушителя, второй сделал все, чтобы сохранить разведку, а в дальнейшем и укрепить ее положение в российской государственной системе.

В декабре 1991 года в Ясенево, в расположении Службы внешней разведки, появился президент Российской Федерации Борис Николаевич Ельцин, чтобы решить вопрос о ее директоре. Это был беспрецедентный шаг. Никогда ранее глава государства здесь не бывал.

Замордованные и дезориентированные, мы вдруг почувствовали, что еще что-то значим для государства, раз к нам пожаловал сам президент. Он начал свою речь просто и доходчиво:

— Одни говорят, что Примаков находится на своем месте, другие — что он не компетентен и здесь должен сидеть профессионал. Давайте посоветуемся, обсудим этот вопрос и совместно примем решение.

Своего рода исключительное событие. Торжество демократии! Глава государства совместно с руководящим составом разведки решает жизненно важный для нас вопрос.

Идя на это совещание, я, естественно, готовился выступить, вспоминал какие-то факты, подбирал аргументы, мысленно обосновывал необходимость оставления Примакова в кресле начальника разведки.

Когда Ельцин открыл дискуссию, первым взял слово ныне покойный заместитель директора СВР, эрудит и книгочей, Вячеслав Иванович Гургенов, оставивший в нашем ведомстве неизгладимый след и прекрасную память. Он, в свойственной ему четкой и лаконичной манере, изложил свои соображения о необходимости оставить Примакова на посту руководителя разведки. В конце его выступления я почувствовал, что надо взять слово и мне, как старшему по возрасту и по стажу работы в разведслужбе. Мое выступление было более пространным.

— Во-первых, я высказался в том смысле, что нынешний директор вовсе не новичок в разведке, что он и ранее выполнял важные разведывательные задания, имел постоянные контакты с Первым главным управлением КГБ, будучи журналистом и директором академических институтов, и не утратил связи с разведкой, находясь на ответственных государственных и партийных постах.

— Во-вторых, в сложившихся ныне условиях на посту директора СВР целесообразнее иметь известного политолога, ученого и авторитетного человека в государстве, нежели чем просто опытного профессионала. Профессионалами же являются все нынешние заместители директора, так что в руководстве разведки уже существует слаженный оркестр.

— В-третьих, Примаков за короткий срок в разведке успел сделать многое: сохранил ее кадры и определил ее место и значение в условиях новой российской действительности.

— В-четвертых, я рискнул сказать, что выражаю общее мнение коллектива о Примакове.

Затем, затаив дыхание, я стал слушать других выступающих, следя в то же время за реакцией президента. Высказалось человек двенадцать. Мнение было единогласным: Примаков нужен во главе разведки.

Подводя итоги, Б.Н.Ельцин сказал:

— Многие лица из моего окружения советовали мне заменить Примакова, но я понял в результате состоявшегося обмена мнениями, что они были не правы.

Я должен также сказать, что когда я был в опале и подвергался всяческому шельмованию, Евгений Максимович был одним из немногих государственных деятелей, которые относились ко мне по-человечески и не стеснялись подавать мне руку. Так тому и быть! — Вслед за этим глава государства взял предусмотрительно заготовленный проект указа о Примакове (были и другие заготовки) и прилюдно подписал его.

В своем заключительном слове президент назвал как раз одну из характерных черт Примакова — его доброжелательное отношение к людям, независимо от политических или идеологических воззрений. У нас ведь как воспитывались послереволюционные поколения? Очень просто: раз ты идейный противник — значит, ты и мой личный враг.

Примаков же мог с кем-то расходиться в политических или научных взглядах, а также по вопросам этики, морали и поведения, но при этом мог относиться к этому человеку сочувственно и даже дружески. Раньше меня, признаться, удивляла эта всеядность или, выражаясь научно, поливалентность Евгения, но теперь я вижу в этом скорее проявление мудрости, так как при полном разбросе и полярности политических мнений и различном образе самой жизни в нашем нынешнем российском обществе жить по-иному вообще было бы просто невозможно.

Недоброжелателей Примакова раздражает факт его непотопляемости. «Почему, — вопрошают они, — он так долго находится на верхней ступени нашей государственности: и при Брежневе был Примаков, и при Андропове, и при Черненко, и при Горбачеве, и при Ельцине? Это же вопиющая беспринципность!»