Из всех стоящих перед нами проблем ангольская вызывала особое внимание. В Дар-эс-Саламе мы встречались с представителем МПЛА Шипендой, в Лусаке — с Аннибалом де Мело. И тот и другой просили оружия и медикаментов, говорили о трудностях транспортировки военных грузов в Анголу, о тяжелых боях, которые ведут отряды МПЛА, привычно и ловко чертили схемы расположения фронтов и военных зон, но никаких реальных свидетельств о боевых действиях и освобожденных районах у нас по-прежнему не было. Мы упорно искали людей, побывавших недавно в Анголе, но не находили.

Больше всего в смысле получения конкретной информации нам повезло в Браззавиле. Там в ту пору находилась штаб-квартира Нето, присутствовали компетентные собеседники из ангольцев, да и браззавильские государственные и политические деятели интересовались положением в Анголе более серьезно, так как Конго граничит с богатой нефтью провинцией Анголы Кабиндой. Поговаривали браззавильцы и о том, что Кабинда, мол, вообще экономически и этнически ближе к Конго, нежели к Анголе, высказывали и сомнения в боеспособности военных формирований МПЛА, которая построена, как они утверждали, главным образом по племенному признаку.

В Браззавиле мы обнаружили советского врача, работавшего в военном госпитале МПЛА в городе Долизи близ анголо-конголезской границы. Врач рассказал, что раненые в госпиталь поступают достаточно регулярно, следовательно, имеют место какие-то военные действия. По его сведениям, в отрядах хорошо работают командиры и комиссары и неплохо обстоит дело с воинской дисциплиной.

Наконец добрались мы и до самого Нето. На вид и на самом деле он был человеком самой мирной профессии: по образованию—врач, по призванию—поэт (на русском языке вышли его сборники «Стихи» и «С сухими глазами»). Волею обстоятельств он стал лидером партии, которая сыграла важную роль в деле достижения Анголой независимости. Лицо у Нето было круглое, приятное, доброе. Широкая и какая-то располагающая улыбка обнажала два передних, сильно выдающихся вперед зуба с широкой щелью между ними. На всем его облике лежал налет печали и усталости. Из-за слабого зрения он постоянно носил очки. Ни воинственности, ни решительности в Нето не чувствовалось, по чисто внешним признакам трудно было угадать в нем лидера и организатора партии.

В действительности же Нето был человек и мужественный, и решительный. С двадцати лет он включился в активную борьбу с колониализмом. Трижды арестовывала его португальская охранка. В перерывах между пребыванием в заключении учился, стал уважаемым в Анголе врачом, писал стихи.

Это стихотворение было широко известно в Анголе.

И первая, и последующие беседы с Нето полностью нас не удовлетворили. Разговоры о внутреннем положении в Анголе, о позициях различных партий и перспективах их объединения в единое движение, о конкретных военных действиях МПЛА Нето все время переводил на внешние аспекты ангольской проблемы, которые нам были и без того известны. В то же время Нето не пытался преувеличивать заслуги своей партии и в отношении ожидаемой от нас помощи высказывался достаточно умеренно. Впечатление от встреч с ним осталось приятное, и если бы не цвет кожи, то Нето скорее можно было принять за несколько флегматичного европейца, нежели за темпераментного африканца.

После антифашистской «революции гвоздик» 1974 года в Португалии Ангола получила наконец независимость, и Агостиньо Нето стал в 1975 году ее первым президентом. Но недолго ему пришлось жить в свободной Анголе — в 1979 году он скончался, а на пост президента был избран Жозе Эдуарду душ Сантуш, кстати, выпускник Бакинского нефтехимического института. С ним мне тоже приходилось встречаться в 1981 году.

Делегация КГБ прибыла тогда в Луанду для переговоров с Министерством госбезопасности по вопросам дальнейшего развития сотрудничества. Первым делом нас повели к гробу Нето, набальзамированное тело которого должно в будущем покоиться в грандиозном мавзолее — он до сих пор строится в столице. Задумка новых лидеров Анголы сводилась к тому, чтобы увековечить память Нето сооружением величественного монумента, которому не было бы равных в Африке. Однако после начала строительства усилилась критика этого слишком дорогого и обременительного для разоренной Анголы проекта, и дело надолго затянулось.

В 1981 году Ангола была уже разоренной страной. Купить что-либо из одежды или продуктов питания было невозможно, да и сами магазины, как ненужная структура, практически исчезли. Советская колония питалась тем, что привозилось из Советского Союза, покупалось или выменивалось за городом у португальских фермеров. Кое-что приобреталось по выписке за твердую валюту. Выезды за пределы Луанды были небезопасны, в стране шла борьба враждующих группировок. В тот период Жозе Эдуарду душ Сантуш и его единомышленники еще не пришли к пониманию необходимости сесть за общий стол переговоров со своими противниками.

Переговоры в этот приезд мы вели с министром госбезопасности Анголы Кунди Пайамой, вызывавшим у нашей делегации чувство симпатии. Он был вежлив, корректен, планы его были достаточно реалистическими, об ангольских трудностях и проблемах рассказывал вполне откровенно, и контакт у нас с ним установился хороший. Я и до приезда в Анголу уже несколько раз встречался с ним в Москве.

В момент встречи со мной в Луанде министр очень обрадовался: «Я думал, — сказал он, — что к нам едет другой первый заместитель, такой очень-очень большой и очень-очень строгий, а приехал совсем другой… приехал большой друг Анголы!» Выяснилось следующее: наши имена и фамилии ангольцы усваивали очень плохо да и в должностях разбирались слабо, и когда Кунди Пайаме сказали, что делегацию КГБ возглавит первый заместитель начальника разведки, он решил, что едет Семен Кузьмич Цвигун, первый заместитель председателя КГБ.

Порядки в МГБ Анголы были примитивные, бедность и скудость чувствовались во всем, даже во внешнем виде старших начальников. Да и уровень образования руководителей был тогда весьма невысок. Когда министр знакомил членов делегации с руководящим составом министерства, мы увидели на начальнике какого-то департамента пиджак, один рукав которого был сантиметров на десять длиннее другого. Мы так и не поняли, почему он не укоротил длинный рукав — особых усилий это бы не потребовало: С удивлением мы обнаружили среди руководящего состава министерства трех местных португальцев. После церемонии знакомства я по просьбе министра начал излагать некоторые наши оценки актуальных проблем международной обстановки. Не успел я сказать и двух слов, как руководящий состав министерства стал погружаться в сладкий сон. Очевидно, это была естественная и уже устоявшаяся защитная реакция на любые выступления и лекции, так как засыпание началось мгновенно и, думаю, никак не могло быть связано с качеством моего выступления.

Разместили нашу делегацию в правительственном особняке, и мы сразу почувствовали на себе все тяготы разлаженной экономики, перебои с электричеством и водой, но переносили лишения стойко, так как на другие варианты и не рассчитывали.

В качестве охраны к нам приставили двух женщин—старшего лейтенанта Мингу и младшего лейтенанта мулатку Розу. К порученному им заданию эти две симпатичные и жизнерадостные сотрудницы Министерства госбезопасности Анголы, прошедшие суровую школу партизанской борьбы, относились с большим рвением. Они не только охраняли делегацию, но и готовили нам еду, и сами же выступали в роли официанток. А на заключительном банкете еще оказались и нашими главными партнершами по танцам. Несмотря на разруху, посиделки с танцами были в большой моде. На банкете Кунди Пайама обратился ко мне со словами: «По нашим обычаям танцы должны открывать вожди племени. Прошу вас начать танцы!» И подвел ко мне вышеупомянутую Розу. Получив лестное звание вождя племени, я был лишен возможности отступления. Пришлось танцевать.