Монастырь находился в двух часах быстрой скачки на лошади. Мальчику предстояло решить дилемму, довести быстро, с шансом растрясти и ухудшить плачевное состояние юнги, или довести медленно — и не успеть доставить вовремя. Он выбрал второе. Когда мальчик выезжал из деревни, солнце уже стояло в зените. Дорогу к монастырю он знал, как своих пять пальцев, заблудиться или потеряться не он боялся, его беспокоили другие две вещи. Первым страхом была возможность не успеть вовремя. Вторым — скрытность и отчужденность монахов. Могло случиться так, что умирающему мальчику откажут в помощи. Сославшись на значимые для монахов причины, заставят ждать снаружи до утра. А юнга не в том состоянии, чтобы столько ждать или лечиться в полевых условиях. На памяти Владимира такое не редко случалось, все знали, что монахи никого не пускали за стены монастыря.
Монастырь поражал суровой мощью. Общая протяженность стен около километра, высота до двенадцати метров, толщина до пяти метров. Стены монастыря имели амбразуры нижнего боя и бойницы для стрельбы с боевого хода. В их толще устроены арочные ниши, а боевой ход покрыт железной кровлей. Стены окружены рвом с водой. По углам расположены круглые башни, между ними возвышаются квадратные. Круглые башни отличались от квадратных аналогов строгим и аскетическим обликом. Они были меньше украшены, но формы и пропорции, отдельные детали оформления исполнены с особым благородством. Контрастом было сопоставление тяжелой нижней части и легкого островерхого шатра. Из-за обилия граней основание башни казалось почти цилиндрическим. Вместе с тем кирпичные столбы, помещенные в нижнем ярусе, на ребрах, делали акцент на гранености. Круглые бойницы среднего боя обрамлены килевидными наличниками, что делали их похожими на теремные окна, лишая облик башни воинственной суровости. Квадратные башни помимо трех основных ярусов, устроенных на случай осады, имели еще и дополнительный ярус — этаж. Он был окружен открытыми гульбищами и имел сложное сомкнутое перекрытие. Парадным и единственным входом в обитель были северные ворота. Перед воротами был подъемный мост. Сам въезд в монастырь защищали обитые железом массивные врата. С внутренней стороны ворот находился механизм с подъемной решеткой. Вдоль дороги между вратами и решеткой в стенах находились пустоты-проходы, так что нападающим пришлось бы подставить стрелам неприкрытые щитами бока. Оставалась загадкой история создания монастыря. Он появился прямо из воздуха. Да и сами монахи были не менее загадочны, кто они такие, откуда пришли, кому поклонялись. Все что знали Крюковчане о монастыре, это его название — «Путь Луидина». Что за путь, и кто такой Луидин, никто и не догадывался. Жители деревне в своем большинстве поклонялись Энки [18]. Богу плодородия, хозяину мирового океана. К другим религиям относились терпимо, но с настороженностью. Выбор главного бога человеком не был ни для кого секретом. Кроме монахов, они скрывали свою веру и своих богов. Любые попытки узнать об их религии попросту игнорировались. Естественно, такая скрытность вызывала настороженность и раздражение. Иногда старые монахи, почетные старцы, выходили из стен монастыря. Они лечили, вызывали дождь, снимали порчу и творили другие полезные вещи, в которых нуждался простой деревенский человек. Большой удачей было, когда монахи изредка обменивали свои поделки, из дерева или камня, на деревенскую еду. За такое небольшое изделие в Нирграде давали целый аурей [19]. Счастливчику на такие деньги можно было, не особо экономя, прожить целый год. Если бы монахи захотели, могли бы озолотиться сами и озолотить деревню. Возможно, из-за алчности и жадности, несмотря на добрые поступки, Крюковчане монахов не любили. Какими только недобрыми словом их не называли, и что они сектанты, и что они поклоняются Нергалу [20]. Промеж поселян ходили еще множество разных слухов и домыслов. Когда пропал пятилетний ребенок у Петра, чей дом возле самого побережья, говорили, что это монахи украли ребенка для своих жертвоприношений. И наоборот, когда кто-то серьезно заболевал, однозначно везли только в монастырь. Монахи лечили бесплатно, ничего не требуя, кроме еды. После выздоровления пели уже иную песню — что, благословленные самим Асалдухи [21], монахи излечили их болезни. Спустя некоторое время забывали сотворенное добро, возвращаясь к своим любимым слухам.
Дождя не было около недели. Из-за этого дорога к монастырю была удобной. Да и природа вокруг радовала. Чистое безоблачное и бесконечно голубое небо. Сейчас бы прилечь в теньке на мягкой зеленой травке и вздремнуть на два часика. Живи и радуйся. Если бы не юнга, Владимир так бы и поступил. Время от времени Вален продолжал бредить, кричал об опасности, не приходя в сознание. Эти мгновения давали надежду, что юнга еще жив, и у Владимира есть шанс вовремя доставить его, выполнить возложенную миссию. Когда мальчик увидел стены монастыря, солнце уже заходило, начинало темнеть. Похоже, что дорога забрала больше времени, чем он рассчитывал. «Только бы не заставили ждать до утра», — повторял про себя Владимир. Но монахи, к его удивлению, как будто зная о цели поездки, встретили Владимира еще на подходе к монастырю. Забрали телегу с раненым и увезли в неизвестном направлении. Выполнив возложенную миссию, Владимир присел возле ворот и заплакал. Поездка отвлекла его на некоторое время. Когда он остался один, горе потери вернулось с новой силой. Оно накатывалось волнами, пытаясь захлестнуть мальчика. Подошел монах. Он взял мальчика на руки, прошептал что-то утешительное. Но, Владимиру было не до утешения, он был как в бреду, заливая свое горе слезами. Монах продолжал бормотать и бормотать. Под эту несуразицу Владимиру становилось легче. Со временем он уткнулся в грудь монаху и что-то даже пытался рассказать. Но веки, как будто сделались каменными, глаза невозможно было удержать открытыми. Так, на руках монаха, он и уснул.
Проснулся Владимир от холода. Голые каменные стены окружали его, с единственным маленьким окошком. Такое маленькое, что в него пролезет разве что кошка. Похоже, его на время разместили в кельи. Он лежал на деревянном ложе. От длительного лежания в холодном помещении мышцы свело судорогой. Узор дерева четко отпечатался на теле. «Какие-то странные монахи, — подумал Владимир, — неужели нельзя постелить солому, хотя бы для гостя. Ведь на таком твердом невозможно спать». Над собой пусть издеваются, а он то причем?! Владимир встал, подошел к окошку. Попытался в него посмотреть. Но оно было слишком высоко. Вокруг никакого намека на стул или скамью. Обследовав комнатку, он понял, что кроме ложа, окошка и двери в ней больше ничего нет. Чтобы согреться он немного поприседал. Незамысловатые и простые движения помогли. Стало теплее. Как оказалось, его пробуждение не осталось незамеченным. Заскрипела дверь. К нему вошел худощавый монах. В серой, поношенной и во многих местах латаной одежде. В отличие от вчерашних, он был очень старым, скорее даже древним. Сколько ему лет, Владимир затруднялся сказать. Лицо светилось счастьем и добротой, было по всему видно, что со здоровьем у него все в порядке. И он, как минимум, еще столько же проживет, сколько прожил. То, что это не простой старик, мальчик понял сразу.
— Меня зовут Жан Дао, — представился монах, и замысловато продолжил, — мы знаем кто ты. Знаем, что ты пришел не сам. Что твой Путь привел тебя к нам. Нам было откровение, что в этом месте, где стоит монастырь, придет мальчик, и станет он Великим Наставником Пути. Я, Мин Дао и Фрол Дао являемся основателями этого монастыря. В ожидании свершения предсказания мы провели уже три столетия. Это наша цель и наша миссия. Более того, мы согласны провести вечность в ожидании прихода Наставника.
— А если я не тот, за кого Вы меня принимаете, что будет со мной?
