– Это я не понимаю? Это ты не понимаешь!

– И чего же я не понимаю?

– Очень простой вещи: он не как священник, он как частное лицо напился! Неужели это не ясно? Смотри, он же не в рясе, а в пиджачке, а? – Доктор сам процентов на семьдесят верил в то, что говорил тогда.

– Нет уж, ничего не выйдет. Я сама себя в этом пыталась убедить, да только не выходит. Мне кажется, что батюшка – он даже и в пьяном виде батюшка... Он же не вы с папой!

– Точно, он – не мы...

Эту историю Доктор и рассказал вкратце девицам. Вкратце – потому что он не стал разоблачать священнослужителя перед лицом блудниц. Им не обязательно это все выслушивать – у них и без того широкий взгляд на жизнь, слишком широкий; «я бы сузил», как говаривал литератор позапрошлого века по фамилии Достоевский. Выслушивать – да еще в ночи, да в таком месте. Тьма, грохот, блудницы, их пляски, вспышки света, как будто от языков пламени – такие бывают, если подкинуть чего – или, может, кого – в костер... А как выходишь оттуда, из черноты, часов этак в шесть утра, – да на белый свет... А там уж солнце светит, троллейбусы жужжат, бегут по улице небогатые люди, и смотрят друг на друга злобно, и грубо орут, когда их случайно кто толкнет. Простой наш трудовой народ спешит добывать хлеб в поте лица, а не, к примеру, икру в поте иных органов.

– Так, а при чем тут дешевая водка? Мы не поняли.

– А, я недосказал просто.

И он досказал со второй попытки.

Там была такая история. С тех пор в каждый приезд батюшки в Москву Доктор с ним встречался, и они по-дружески напивались, славно проводили время. И вот отец Михаил однажды перед постом спрашивает Доктора:

– Скажи мне, друг мой, ведь ты же алкоголик?

Такого вопроса Доктору еще не задавали, да еще и настолько всерьез. Так что было над чем задуматься. Обижаться тут было бы глупо, все ж свои. Да к тому ж алкоголизм – это разве в Россiи стыдно? Непьющему человеку трудно заслужить уважение, занять место в приличном обществе... Не то что стыдно, а как-то вроде неловко... Да ладно! В Россiи мужики никогда не признаются в том, что они алкоголики, а дамы – в том, что они бляди. Хотя трудно найти другую страну, где столько бы пилось алкоголя и столько б было бесплатного разврата... В общем, Доктор впервые в жизни признался, причем признание было откровением и для него самого:

– Да, я алкоголик.

– Так-так. А как же ты в пост будешь?

– Я? Ну, не знаю. Я, к примеру, буду поменьше пить. О! Я не буду в кабаки ходить, а буду дома квасить. Нормально? А, отец Михаил?

– Сейчас я подумаю. – Михаил покусывал ус, глядя покрасневшими глазами в стенку. – Так-так... А скажи-ка мне, ты вот какие напитки любишь?

– Ну, виски, к примеру.

– Так вот, я тебе на весь пост запрещаю пить виски! Но поскольку ты алкоголик, то есть человек больной, так я тебе в целях здоровья разрешу пить водку. Но только самую дешевую, знаешь, сучок такой везут из провинции. Пей! Удовольствия чтоб никакого, но зато и не помрешь. Это тебе как бы лекарство будет...

Доктор, подумав, это принял. Отчего б и нет? Он давно уже сообразил, что какие-то самоограничения в жизни таки нужны, без них дорога превращается в степь, по которой все равно куда скакать... А хочется ж простых человеческих радостей, чтоб не просто события валились кулем, а в каждом сюжете чтоб ясно просматривались, как положено, начало, середина и конец, а не просто утомительный беспорядочный поток сознания. Завязка, кульминация и развязка. И чтоб за все ты платил сам, а не брал готовое и оплаченное кем-то чужим по безналу; уж мы живали при коммунизме, пока хватит...

И теперь Доктор пил в пост только дешевые провинциальные напитки. И чувствовал себя мудрым, героическим, духовным и все такое прочее – не как лохи, которые, типа, умнее всех, и будто бы свободны, и никто им не указ, и никому они якобы ничего не должны.

Что же до комсомолок, то они вымолили себе право остаться при дорогой водке; Доктор снисходительно отнесся к их слабости. Жалкие создания, согласные жить без свободы, без выбора, без счастья посылать... (тут Доктор мысленно запнулся и сделал паузу; какой орган ни назови, все вышел бы дешевый каламбур) всякого, кто тебе противен... Пусть хоть сорт водки выберут. Хотя, если всерьез, самый главный свой выбор девки уже сделали. И для этого им понадобилась немалая, видно, отвага. Много, много на свете девиц, которые всему на свете предпочитают плотскую любовь, и разнообразие в ней, и еще чтоб принять алкоголя под музыку – да мало кто в этом признается. И еще меньше таких, которые идут этим вот своим путем, не слушая умных чужих слов.

Выпив так дорогих напитков каждая уже долларов на сорок – пятьдесят, если считать с начала трапезы, девицы взялись за старое:

– А давайте мы приватный танец исполним! Вы же обещали! Вы сказали – попозже. Ну так вот оно уже и настало, то попозже...

– А, это за 200 баксов который танец?

– Ну, такая уж такса здесь.

– Давайте мы лучше вот что. Давайте мы с вами в бартер уйдем.

– Бартер? Это что? Пароход, что ли, такой? Если на пароход, то лучше на «Блок», он тут рядом стоит. Нам там скидку дают за каюту.

– А вы почем возьмете?

– Ну, мы по пятьсот. Если, ладно, двоих, так тогда всего за восемьсот.

– Девки, слушайте меня. Я давно живу на белом свете и довольно наглядно себе представляю, чем девушка может порадовать джентльмена. Сто долларов – больше ваши штучки ну никак не могут стоить.

– Да-а-а, сто; давно уж нет таких цен!

– Ладно-ладно, хватит меня лечить. Ни хера вы такого не умеете, чтоб вам больше платить.

– Ха, откуда вам знать вот так заранее!

– Да ладно; что ж вы, будете горящими факелами, что ли, при этом жонглировать? Или тигру голову в пасть укладывать? В то время как я, хе-хе, пристроюсь с заду... Херня все это. Короче, давайте в бартер спляшем. Сперва вы мне, а после я для вас спляшу. Но сразу предупреждаю: денег – ни рубля не получите. Про двести долларов просто забудьте. Так, чтоб сразу ясность была. Идет?

Девки быстро переглянулись – Доктор только после узнал их план – и согласились. Дождавшись начала новой песни, подруги поднялись с дивана и принялись раскачиваться и крутить круглыми тверденькими – Доктор в ритме их танца уже принялся их щупать – попами, и сняли с себя сперва тонкие маленькие платья, после, само собой, бюстгальтеры и даже, увлекшись, последние остатки нижнего белья, которое было аккуратно уложено на диванчик – как будто танцовщицы уже собирались так по-домашнему, по-простому укладываться на ночь или хотя бы на часик. Раздевшись, они прильнули с боков к Доктору и шевелились под музыку, предъявляя и подставляя ему свои организмы бритыми раскрытыми частями. Если б это были устрицы, то потянули б размер этак на третий-четвертый, автоматически отметил Доктор. «Тугая струя ударила ей – ну там во что-нибудь, какая разница, – и она застонала...» – нечаянно цитировал Доктор расхожий порнотекст, который ему навеяло происходящее. Однако ничего не ударило, а напротив, музыка кончилась, девицы торопливо оделись и чуть не хором потребовали две сотни.

– Какие две?

– Как какие? Мы же тебя предупреждали, что это стоит двести.

– А я вас предупреждал, что не дам ни цента!

– Ничего не знаем! Мы работали и хотим получить свои деньги.

– Неплохую вы себе придумали работу! Сто баксов в пять минут.

– Такой тариф. Плати, и все.

– Идите вы на хуй в хорошем смысле этого слова!

– Ах так? Ну все, мы тогда пойдем жаловаться: вот, не заплатил девушкам. Все, мы пошли. – Они сделали такие лица, с какими провинциальные отличницы шли сдавать завучу лезшего им в глупости одноклассника; да тут и было что-то похожее.

Девки пошли прочь, и видно было, как у сортирных дверей они заговорили с человеком, который по-хозяйски оглядывал зал. Издалека, в темноте, видно было, что он невысок, что у него солидное отвисшее пузо, а когда сверкнул очередной язык пламени, каким подбадривали дежурных танцовщиц на сцене, стало видно, что лицо у человека недоброе, жесткое лицо...