Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

И то им это не помогло. Даже несмотря на их старание. Чего стоят одни только партийные выговоры за второй этаж на даче! Отец моего друга собственноручно демонтировал так второй этаж на даче. Заставили. Он не стал кидаться партбилетом. Причем был ныне покойный Евгений Васильевич никак не завмагом, но шахтером – он 20 с лишним лет под землей проработал. А видели б вы ту дачу: коробка из шлакоблоков, пять на пять. Сарайчик, в сущности, для хранения инвентаря... Нет – снесли второй этаж. Только при Горбачеве обратно поставили. Шесть человек было в семье, им все же было тесно в 25 метрах. Ну так вот. Обычно на этом обсуждение темы заканчивается. Нам же тут интересно другое. И потому мы, обозначив яркий идиотизм ситуации, пойдем дальше и попытаемся найти в ней здравое зерно. Оно, на мой взгляд, таково. Зависть – это лишь один из мотивов, которые толкают на бунт. А есть еще и тема солидарности, совести, самоконтроля, самоограничения. Сидит, к примеру, пролетарий, который отказывает себе во многом. А ведь мог бы сходить на баррикады и чего-то с этого поиметь. «Я что, – думает он, – один такой мудак?» Он оглядывается по сторонам. И тут очень важна картинка, которую он видит. Что на ней? Владелец дворцов с золотыми унитазами и подвалами с «Шато Марго» 1946 года? Миллионер в драных джинсах, который пьет кислое пиво? Партаппаратчик, сносящий второй этаж дешевой дачки? Или завсегдатай ночного клуба в центре города, где приватный пятиминутный невинный танец стоит 200 долларов? От того, что человек увидит, может зависеть его выбор. Хорошо, если он увидит – все себя в чем-то ограничивают, хотя иные могли б без оглядки предаваться радостям жизни. Миллионер, который в шесть утра едет на работу, – такое леденящее кровь зрелище многих способно отрезвить. Грубо, но зримо и эффектно – и эффективно. Посмотрит человек на это – и засобирается бежать через заводскую проходную, чтоб она в люди вывела его. Игра в справедливость – вещь пострашнее атомной бомбы. Могучий Советский Союз был сокрушен Борис Николаичем – тем, который ездил по Москве на троллейбусе. Это так, для справки... Еще по справедливости, по игре в нее и по страшной силе этой игры – или о непоправимых последствиях, когда такой игрой пренебрегают. Я занимался немного тюрьмой, так там серьезные исследователи вот каким вопросом озабочены. В чем же смысл тюрьмы? В наказании, изоляции, мести, исправлении? Если копать глубоко и совсем уж всерьез, так выясняется, что смысл другой: контролировать людей, у которые денег нет, а жить они хотят хорошо. Как мы видим, тюрьма в одиночку с этой задачей не справляется. Куда ей. Надо еще какие-то личные усилия приложить. В смысле положительного примера. Тем более что личная нескромность – это не по понятиям. А понятия, они ж не случайные. Вот что старый зек Валерий Абрамкин мне объяснял по поводу, к примеру, Сталина, при котором была социальная стабильность хуже некуда. Так тот «вел себя культурно, в смысле в рамках культуры, работал „под царя“. Очень важен с этой точки зрения его внешний аскетизм. Так вор в законе берет себе самую меньшую пайку. Из уважения ему первому дают выбирать, и он как самый сильный может взять себе лучший кусок! Но, имея огромную, фактически неограниченную власть, он берет самый маленький кусочек хлеба. Это часть правильного, культурного образа власти (и, я бы шире взял, элиты). Борис Николаич в какой-то период культурно работал. С привилегиями боролся, в троллейбусе ездил... Это было очень грамотно. А теперь там, наверху, меняют правила игры, как хотят. Идет беспринципная борьба за власть. Получается – беспредел...» Конец цитаты. Уточню, что сказано это было не сегодня, а в далеком 1998 году.

Кого-то рассмешит этот мой пассаж о том, что-де важен личный пример, что общество можно воспитывать и действовать на него простыми конструкциями. Ха-ха! Такие смешливые пусть ознакомятся с учебниками по политтехнологиям, пиару, с исследованиями по действенности рекламы. Все работает! Это примитивно, но тем не менее. Те же американские миллионеры – небось им тоже бы хотелось жизнь прожигать как русским коллегам. Зря, что ли, они пивом с пиццей давятся? То-то же...

Немного доброго юмора. Как сказал Жванецкий, не надо раздражаться от того, что есть люди богаче нас: только на их фоне мы и можем себя чувствовать честными и благородными...

Да-а... В двух вещах я был при конце советской власти убежден: первая – что Украина, отделившись от СССР, заживет сразу богато и счастливо... И вторая – что новые русские капиталисты окажутся замечательными ребятами...

Я палец о палец не ударю, чтоб свалить капитализм. Пусть будет. Это все-таки меньшее зло, чем прочие варианты устройства общества. Но кто ж знал, что меньшее зло такое несимпатичное...

Он не успел дочитать, уже была его остановка. Он вышел, а поезд, объявив громкогласно, что следует до станции «Северное Пелевино», а следующая остановка «Шоссе Экклезиаста», без него поехал дальше, жизнерадостно завывая. Доктор ехал наверх на пропахшем душной резиной эскалаторе и думал о том, что журналисты ему в целом нравились, они казались ребятами вполне симпатичными...

Amour

Самки и самцы, помешанные на этом деле, сразу узнают друг друга по глазам, и они должны попробовать друг друга, это ритуал, в котором участвуют посвященные. Прочие же думают, что все сложно, трудно и случайно.

Когда она пальцем слегка потирала свои губы, пульс у него учащался. Жест очень чувственный, для тех, кто понимает в этом толк, кто с ней... э-э-э... знаком. Она это делает так, что... Бывало, заедут они в кусты, какие встречаются даже в центре Москвы, запрутся там в машине, слегка только приспустив оконное тяжелое стекло, чтоб было чем дышать, загасят огни, – и остаются вдвоем, как будто где-то далеко-далеко от города, среди дикой природы. Оттуда видна московская улица, на ней движение фар такое, будто машины тоже въедут в кусты... Иногда сквозь кусты шли люди, тихо разговаривая о своем – пустом, ненужном, нелюбовном...

Это называлось у них «съездить на дачу». Они менялись местами, он пересаживался привычно с пассажирской стороны на шоферскую, отъезжал на кресле до упора назад, откидывал голову, расстегивал ворот рубахи – а дальше уж все она сама...

После они иногда обсуждали свои любовные телесные радости.

– Я тоже получаю удовольствие, и такое же сильное, как ты. Так бывает? – спрашивала она.

– Конечно!

Она не очень верила, что он может это понять. Он чувствовал это и брался объяснять:

– С тобой я остро чувствую, что еще не умер.

– Да? А меня как будто обволакивает, мне трудно потом из этого выбираться. И не хочется.

– Да... Когда мы не видимся день или два, мы как бы заново знакомимся.

– Да, мы отвыкаем друг от друга. Тем труднее расставаться. Как бы я хотела тут поспать! – Все это она говорила, тихонько поглаживая рукой его волосатую поседевшую грудь. – Я никогда не испытывала такого, как сейчас. У меня к тебе огромная нежность. Не знаю насчет любви, но это нежность.

– Это точно, это ты правильно сказала... Любовь – это не термин, это просто знак, что у человека какие-то сильные чувства, что у него острое состояние. А «нежность» – это точный термин.

Помолчав, она еще сказала:

– А ведь я не хотела тебя соблазнять и влюблять в себя! И сама ведь не сразу попалась. Откуда ты свалился на мою голову... Если б ты был такой, как все, то это была б другая история, без меня...

– Мне кажется, мы просто два сексуальных маньяка, которые удачно дополняют друг друга.

– Ты уже говорил.

– Ну, говорил... Но это действительно редкость. Думаю, такие совпадения нечасто бывают, чаще только кто-то один оттягивается, а второй только за компанию участвует, ну, или за деньги. А чтоб так совпало и т.д.

Эта тема вообще его занимала, он долго мог про это, про такое говорить. Она слушала не перебивая – не споря, но и не соглашаясь вслух, с ней, кстати, часто было именно так. А потом, вместо того чтоб ответить, стала говорить о чем-то своем... Да про ту же карьеру свою. Про интриги на службе, в которых он ничего не мог понять, – если допустить, что она там, в конторе, не крутила романов. А если в эту формулу вставить глубокие флирты, то все вставало на свои места и делалось простым, доходчивым, объяснимым... Подумав немного про это, он ту же мысль выражал другими словами:

26
{"b":"132600","o":1}