Кроме того, сам жанр претерпел коренные изменения: тогда я говорил, теперь — пишу! В разговоре человек, как правило, многословнее, категоричнее, менее точен в выражении своих мыслей. Чистый лист бумаги гасит излишнюю эмоциональность, заставляет искать точные слова. Что толку просто назвать кого-то трусом, шпионом, мафиози, взяточником? Для читателя гораздо важнее документы, факты, логика, четкая аргументация. Он сам разберется, кто есть кто.

Книга написана для читателей, которые хотят знать о моей жизни, моей борьбе, моих мыслях и убеждениях. Это для них я старался быть искренним, даже если в чем-то и заблуждался.

С чего начинаются биографии известных шахматистов? Обычно с какого-нибудь примечательного эпизода из самого раннего детства. Классический пример: пятилетний Капабланка, наблюдая за игрой отца, указывает на неправильно сделанный им ход, хотя никто прежде не объяснял ему шахматных правил.

Не буду нарушать традицию и тоже начну с раннего детства. Мои родители любили решать шахматные задачи, помещенные в нашей бакинской газете «Вышка». Я тогда в шахматы не играл, но всегда был рядом, внимательно следя за передвижением фигур на доске. Однажды я подсказал решение задачи, чем крайне удивил родителей. «Если уж он знает, чем кончается игра, надо показать, как она начинается», — сказал отец и стал объяснять мне правила. Вскоре меня нельзя было оторвать от шахмат, и год спустя я уже обыгрывал отца.

Кто знает, как бы еще все сложилось, не прояви я тогда шахматных способностей. Скорее всего попал бы, как и отец, в музыкальную школу. На это очень надеялись родители моего отца (сам он, к их большому огорчению, нарушил семейную традицию, забросил занятия музыкой и увлекся техникой). Его отец, Моисей Рубинович Вайнштейн, был композитором, работал художественным руководителем Бакинской филармонии; мать, Ольга Юльевна, преподавала музыку. Они считали, что музыкальное образование человеку необходимо. И не важно, что у меня нет слуха. «Главное — чувство ритма, — говорила Ольга Юльевна. — Так было и с Леней, у которого музыкальные способности проснулись лишь к одиннадцати годам». И как проснулись! Сейчас мой дядя Леонид, младший брат отца, — известный композитор, заслуженный деятель искусств Азербайджана. Он автор трех опер, шести симфоний, множества камерных и вокальных сочинений, музыки к кинофильмам.

Но отец был категорически против занятий музыкой. «У мальчика прекрасная аналитическая голова, — сказал он, — будет заниматься шахматами, а не музыкой!»

Решение было неожиданное. Отец никогда серьезно не увлекался шахматами. А вот у моей мамы шахматные способности определенно были. В шестилетнем возрасте она обыгрывала мальчишек старше себя, успешно сражалась и со взрослыми. Но… предпочитала более подвижные игры. Когда она училась в восьмом классе, к родителям пришел тренер и стал уговаривать их разрешить дочери играть за сборную республики по баскетболу. Но бабушка не согласилась. Ей не по душе были неизбежные в этом случае поездки дочери на соревнования.

Так и не стала моя мама, Клара Шагеновна Каспарова, ни шахматисткой, ни баскетболисткой. По профессии она инженер, специалист по автоматике и телемеханике. Работала старшим научным сотрудником, затем ученым секретарем Азербайджанского научно-исследовательского электротехнического института, пока в 1981 году не ушла с работы, чтобы всецело посвятить себя шахматной карьере сына.

К тому времени я уже был гроссмейстером, чемпионом мира среди юношей, чемпионом страны и уже стал подумывать о большем. Вот что я написал о маме в школьном сочинении: «Мама играет в моей жизни большую роль. Она научила меня независимо мыслить, научила работать, анализировать свое поведение. Она знает меня лучше, чем кто-либо другой, потому что я обсуждаю с ней все свои проблемы — школьные, шахматные, литературные. Мама научила меня ценить прекрасное, быть принципиальным, честным и откровенным».

Отец, Ким Моисеевич Вайнштейн, умер, когда мне было всего семь лет. Как мало мне было отпущено общения с ним и какое огромное влияние он успел оказать на всю мою дальнейшую жизнь! Мама вспоминает, как я буквально дежурил у двери, дожидаясь его с работы. После обеда мы с ним обычно отправлялись гулять. Именно во время этих прогулок отец исподволь прививал мне свое восприятие жизни, закладывал основы моего будущего мировоззрения. Наши отношения всегда были взрослыми.

Читать я начал в четыре года. Причем рассказывают, что буквы в слоги научился складывать по… газетным заголовкам. Получилось это так. Я знал, что прежде, чем мы с отцом пойдем гулять, он должен просмотреть газеты, и терпеливо ждал, пока он закончит чтение. Когда очередная газета откладывалась в сторону, я разворачивал ее и с самым серьезным видом, тоже не торопясь, «просматривал». Мое желание во всем подражать отцу немало забавляло родителей. И меня приобщили к «чтению» газет.

Как и все дети, я ходил в детский сад, но часто болел и долгие дни, что приходилось проводить в постели, мне нечем было заняться. Игрушки я не любил, вот чтение — другое дело! В шесть лет я поразил мамину подругу, которая, придя к нам, увидела, как я вслух читаю газету: «По-ло-же-ни-е в Ка-и-ре». А потом всю заметку до конца. В ответ на ее вопрос, помню ли, о чем читал, я рассказал все, что знал из газет о конфликте на Ближнем Востоке.

Отец любил географию и часто рассказывал мне о путешествиях Магеллана, Колумба, Марко Поло… А однажды проснувшись — в тот день мне исполнилось шесть лет, — я обнаружил около кровати огромный глобус. Я быстро закрыл глаза, снова открыл — нет, это не сон, глобус не исчез. Как же я был счастлив! Нашей любимой игрой с отцом стало прослеживать по глобусу путь прославленных мореплавателей.

Скоро я знал наизусть столицы всех государств, численность их населения, площадь территории и массу других полезных сведений. Как важен глобус, подаренный вовремя!

Столь же рано — и уже благодаря маме — у меня пробудился интерес к истории. Не умея ничего делать наполовину, я с головой ушел в историю Древнего Рима, Франции, Испании и Англии. Именно эти страны захватили мое воображение… В восемь лет я прочитал книгу Тарле «Наполеон», и она произвела на меня огромное впечатление. Менй всегда привлекали жизнеописания сильных личностей, которые сами ковали свою судьбу.

В 1970 году отец тяжело заболел. Много месяцев он провел в Москве, в Онкологическом центре на Каширке. Скончался он от лимфосаркомы в возрасте 39 лет. Последний раз мы виделись с ним 1 января 1971 года. Он подарил мне тогда шахматные часы — накануне я выполнил третий разряд… Больше меня к нему не пускали. Таково было желание отца: он хотел остаться в моей памяти здоровым и жизнерадостным, каким я его всегда знал. Не взяли меня и на похороны, опасаясь, что это может на меня тяжело подействовать.

Помню, я сказал маме: «Давай думать, что папа уехал в командировку». И в школе я долго продолжал говорить об отце, как о живом…

Мы с мамой жили у ее родителей. Дед, Шаген Мосесович Каспаров, по профессии был нефтяником. После войны нефть начали добывать с морского дна, впервые в мире были построены морские буровые вышки. Позже в море вырос целый город «Нефтяные камни». В возрасте девяти лет я приехал сюда провести сеанс одновременной игры. Шагену Мосесовичу моя поездка доставила особое удовольствие — добрых два десятка лет он проработал главным инженером крупного морского нефтепромысла.

После смерти отца дедушка ушел на пенсию, и мы очень сблизились. Он был старым коммунистом, часами беседовал со мной о политике, знакомил с книгами по философии. Случалось, мы спорили, и не всегда эти споры заканчивались в пользу старшего. Я с детства стремился все услышанное и прочитанное обдумывать, анализировать, подвергать сомнению, на все иметь собственный взгляд. Но дед, надо признаться, не очень-то одобрял этот дух противоречия.

Бабушка, Сусанна Багдасаровна, хотя и окончила Московский финансовый институт, большую часть своей жизни занималась воспитанием дочерей, а потом и моим. Она учила меня быть правдивым, верить людям, ценить любое творение человеческих рук. Строгая, выдержанная, рассудительная, бабушка пользовалась общим уважением и любовью. Пройдя суровую жизненную школу, она не утратила природного оптимизма и доброжелательности. Вспоминая сегодня слова, которые она любила повторять: «Это прекрасно, что все мои внуки разной национальности», — я думаю, какой же мудрой была бабушка. Среди моих двоюродных братьев и сестер — армяне, азербайджанцы, евреи. Но бабушка не выделяла никого из нас, оберегая право каждого на теплоту и любовь.