«Моя не родившаяся малютка не перенесет таких истязаний!»

Да и мне самой, пожалуй, их тоже было не перенести. Кроме того, у исландских омниор в запасе оставалось самое верное средство избавиться от Баалаты — вонзить нож мне в сердце. Я не сомневалась, что этим все и кончится, ведь по-другому Баалату из моего тела было не изгнать по той простой причине, что ее в нем уже не было.

— Я сама убила Баалату, — начала объяснять я. — Она вселилась в хомяка и по ночам пила у меня кровь.

Однако это известие не произвело на высокомерную Хольмфриду ни малейшего впечатления. Она была настолько уверена в том, что я одержима Баалатой, что просто меня не слушала.

— Не надо ничего говорить, Селена. Береги силы и не волнуйся.

Но как же мне было не волноваться!

— Нет, вы послушайте! — настаивала я. — Баалата пыталась в меня вселиться, но у нее ничего не вышло!

— Ничего не бойся, Селена, — вновь взяв меня за руку, заявила Хольмфрида. — С нами ты в безопасности. Мы спрячем тебя в надежном месте и избавим от финикийской одиоры, которой ты одержима.

— Никем я не одержима!!!

Хольмфрида и Бьорк с многозначительным видом переглянулись. Они были уверены, что я не знаю, что говорю.

— Конечно, детка. Конечно. Ты больше не одержима Баалатой.

— Метрикселла сама вонзила атам себе в сердце, когда почувствовала, что Баалата вот-вот ею овладеет, — стала объяснять я исландским омниорам.

— Это ты расскажешь на суде.

— Не надо никакого суда! Объясните это моей матери! Она поймет!

— Только не надо волноваться. Мы обязательно свяжемся с Деметрой.

— Не надо никого из меня изгонять!

— А мы и не будем никого из тебя изгонять, — хором солгали мне Хольмфрида и Бьорк.

Я чувствовала себя загнанной в угол. Мне было очень плохо без Гуннара. Побледнев от страха, я тихонько прошептала:

— А где Гуннар?

— Гуннар проявил себя с наилучшей стороны, — с довольной улыбкой заявила Хольмфрида. — Он спас тебя, сообщив нам, где тебя найти.

Мое сердце рухнуло в пятки.

— Так это он вас предупредил?

— Тебе повезло, — подмигнула мне Хольмфрида. — Гуннар тебя очень любит.

Я поняла, что Гуннар — моя последняя надежда.

«Не бросит же он меня в когтях этих ведьм!»

— Позовите, пожалуйста, Гуннара, — еле слышно прошептала я. — Мне надо с ним поговорить.

Исландские омниоры удалились. Я дрожала от страха, понимая, что должна действовать как можно быстрее. В палате в любой момент могла появиться Хольмфрида или другая омниора, из числа тех, что смотрели на меня, как на прокаженную, считая одержимой Баалатой и смертельно опасной убийцей Метрикселлы. Но и одной оставаться мне было нельзя.

«Обернувшись птичкой, червячком или очередным хомячком, кровожадная Баалата наверняка скоро до меня доберется! Что же мне делать?!»

Я стала лихорадочно думать и снова пришла к выводу, что спасти меня в тот момент может только Гуннар.

Попытавшись подняться с койки, я почувствовала себя так плохо, что у меня потемнело в глазах, и я едва не лишилась чувств. Вдруг кто-то положил мне на плечо руку и сказал:

— Не надо вставать.

Это был голос Гуннара. Я закричала бы от радости, если бы распухший от жажды язык мне повиновался.

Мой прекрасный викинг капнул водой на кусочек марли и смочил мне губы. Постепенно я пришла в себя и вспомнила, как скатилась с лестницы.

— Прошу тебя, — пробормотала я, — давай немедленно уедем отсюда. Увези меня в Гренландию.

— Ты только не волнуйся.

— Зачем ты их позвал?

— Тебе нельзя много говорить.

Переведя дух, я попыталась молчать, но в голове у меня роилось слишком много мыслей.

— Я себе что-нибудь сломала?

— Нет. Ты словно гуттаперчевая.

Гуннар пытался шутить, но вид у него был очень мрачный.

«Чем же я его так расстроила? — задумалась я. — Что сделала не так? Может, мне нельзя было лезть на чердак?»

— А что со мной было?

— На чердаке жило много птиц, а ты их потревожила. Не сделай ты этого, они бы на тебя не напали.

— Это очень злые птицы, — возразила я.

— Как только ты покинула их чердак, они от тебя отстали, — возразил Гуннар и внезапно спросил: — А ты ничего не хочешь мне сказать?

— О чем?

— О том, что я должен знать.

Все произошедшее казалось мне сном. Мне было не понять, чему я действительно была свидетельницей, а что мне только привиделось, словно призрак Арны… А впрочем!

— Я нашла драгоценности.

— Ну да?! — удивился Гуннар. — И где же они?

— В нарисованном на стене секретере есть настоящий ящик, — гордясь своей проницательностью, ответила я. — Они лежали в нем. Там я их и оставила.

— Вот и отлично, — сказал Гуннар и вновь спросил меня: — А какие у тебя еще от меня секреты?

— У меня? Никаких.

— Неужели? Может, скажешь, что ты не беременна?

Ах, вот оно в чем дело! Гуннар обо всем догадался…

— И об этом я тоже хотела тебе сказать…

— Когда?

— Сначала я хотела сама во всем убедиться…

— В другой ситуации я был бы очень рад об этом узнать, — с печальным видом заявил Гуннар, — но ты все погубила.

— Что? Что я погубила?! — с замиранием сердца воскликнула я.

— Все. Я собрался в путь, и мне поздно отступать.

— Что ты имеешь в виду?

Было заметно, что Гуннар очень страдает. Ему явно очень хотелось обнять меня, но он заставлял себя соблюдать дистанцию.

— Ты не можешь поехать со мной.

О, ужас! Почему?! Гуннар сошел с ума? Что с ним произошло? Почему он такой мрачный?

— Почему? Неужели ты меня бросишь? Ты не можешь со мной так поступить!

— Ты тоже не можешь постоянно поступать со мной так, как тебе заблагорассудится! — разозлился Гуннар. — Хочешь погубить мою жизнь во второй раз?!

Я пристыженно замолчала. Я понимала, на что намекал Гуннар, и что он ничего не забыл. Я тоже.

Метрикселла и печальные мысли о ней маячили на горизонте нашей с ним жизни, как айсберг, о который суждено было разбиться кораблю нашего счастья. Я понимала, что с самого начала наделала немало ошибок, но не желала сдаваться. Ведь я любила Гуннара.

— А почему ты не спрашиваешь о нашем ребеночке? Между прочим, у нас будет девочка.

Услышав об этом, Гуннар почему-то вздрогнул.

— Она будет такой же красивой и храброй, как и ты, — продолжала я. — Я себе это уже представляю…

Гуннара явно не оставила безучастной перспектива стать папой, и на моем горизонте забрезжил лучик надежды.

— У нее будут твои глаза!

— И твои ноги, — улыбнулся Гуннар.

— Мы назовем ее Дианой.

— Красивое имя.

«Ура! Гуннар меня любит! Он любит нашу девочку и не бросит меня!»

— Почему же ты не хочешь взять меня с собой?

— Потому что теперь многое изменилось. У тебя будет ребенок, о котором нужно заботиться, а я отправляюсь в суровый пустынный край…

Эти детали не имели для меня ни малейшего значения.

— Пожалуйста, не бросай меня! — стала умолять я побледневшего и смотревшего куда-то вдаль Гуннара.

— О тебе позаботится Хольмфрида, — сжав кулаки, заявил он. — Она отвезет тебя к матери.

Гуннар говорил медленно, словно не желая произносить слетавшие с его губ слова.

Мне очень захотелось расплакаться, но я держала себя в руках.

— Я не хочу к матери. Я хочу с тобой.

— Для тебя это очень опасно, — без особой уверенности заявил Гуннар.

— Но ты же хочешь этого! — воскликнула я. — Признайся!

Избегая смотреть мне в глаза, он вздохнул и сказал:

— Селена, в последний раз прошу тебя: собирай вещи и быстро уезжай, не оглядываясь, не то горько раскаешься.

Гуннар говорил недостаточно уверенно, и я поняла, что сумею настоять на своем.

— Скажи лучше, ты любишь меня? — я вцепилась в его дрожащую руку.

— Да, — пробормотал он. — Я люблю тебя… Безумно.

Такого ответа я и добивалась.

— Я остаюсь с тобой!

— Ты пожалеешь об этом, Селена, — сказал Гуннар, обняв меня с такой силой, что у меня затрещали кости.