Аптека мистера Хобарта Стивенсона в середине чопорной Хай-стрит обладала весьма четким фотографическим уклоном. В ее витринах стояли пирамиды маленьких желтых коробочек с пленками, среди микстур от кашля виднелась фотокамера, а позади нее — доска, демонстрирующая увеличенные фотопортреты с восторженными лицами. Отсюда открывалась панорама Хай-стрит вплоть до заколоченных досками окон лавки миссис Терри — с автомастерской и бензоколонкой, рядом продуктовых магазинов, несколькими пивными и юбилейным питьевым фонтаном посреди дороги. Улица казалась пустынной, несмотря на проносящиеся время от времени автомобили и застывшие с внутренней стороны витрин фигуры. Эллиот чувствовал; что за ними наблюдают от аптеки до «Голубого льва».

Колокольчик над дверью тихо звякнул, когда они вошли. Аптеку Хобарта Стивенсона наполнял запах химикалий, напомнивший Эллиоту другое заведение того же рода. Но помещение выглядело благопристойным и аккуратным, от яркого диплома в рамке на стене и до весов у прилавка. Хобарт Стивенсон — пухлый молодой человек с поджатыми губами и в опрятном белом пиджаке — выбрался из-за прилавка им навстречу.

— Инспектор Эллиот? — осведомился аптекарь. Он был настолько преисполнен сознания важности происходящего, что его взгляд метнулся к двери, как бы спрашивая, не запереть ли ее, дабы им не мешали клиенты. Казалось, каждая прядь его гладких волос дрожит от усердия. Эллиот окинул его взглядом и решил, что ему можно доверять.

— Это доктор Гидеон Фелл, — представил Эллиот своего спутника. — Простите, что нам пришлось поднять вас с постели прошлой ночью.

— Что вы! Я не возражаю, — абсолютно искренне отозвался Стивенсон.

— Ну? Вы проявили пленку?

— Она ждет вас.

— С ней все в порядке? Я имею в виду изображение.

— Все весьма недурно, — бодро ответил Стивенсон. Для фотолюбителя это было наивысшим проявлением скромности. — Слегка недоэкспонировано, но совсем неплохо. — Он с трудом сдерживал возбуждение. — Надеюсь, вы не будете сердиться, инспектор. Я просмотрел пленку на своем проекторе с целью убедиться, что все нормально. Буду готов к демонстрации, как только приедет майор. Должен сказать, вы увидите весьма примечательные вещи. Я бы назвал их уликами.

На затылке у Эллиота зашевелились волосы, но он спросил небрежным тоном:

— Вот как? Какие именно?

Стивенсон огляделся вокруг:

— Например, второй предмет, который подобрал со стола мистер Чесни и притворился, будто пишет им...

— Да?

— Чтобы быть уверенным, мне пришлось поднести к экрану увеличительное стекло. Все оказалось таким простым, что я начал смеяться и до сих пор еще не могу остановиться.

— Ну и что же это было?

— Вы ни за что не догадаетесь, — заверил его Стивенсон, однако без смеха. — Это...

— Ш-ш! — прошипел доктор Фелл.

Громогласное шипение смешалось со звоном колокольчика, когда дверь открылась и вошел профессор Инграм.

Профессор не выглядел смущенным. Напротив, его лицо выражало удовлетворение. На нем были шапка и темный твидовый костюм с брюками гольф, отнюдь не льстящий его полноватой фигуре. Но Эллиот обратил внимание не столько на прямой взгляд и вежливый приветственный жест Инграма, сколько на привнесенную им атмосферу. Когда он стоял в дверях, казалось, будто все внимание обитателей Содбери-Кросс сосредоточилось на аптеке, проникая в дверной проем, как сквозняк. Снаружи стало темнее — приближался дождь.

Профессор Инграм закрыл дверь.

— Доброе утро, инспектор, — поздоровался он. — А это, очевидно, доктор Фелл?

Доктор ответил дружелюбным рычанием, и профессор улыбнулся:

— Я много слышал о вас, сэр, хотя не уверен, встречались ли мы на приеме полугодовой давности. В любом случае я слышал, как говорил о вас Чесни. Кажется, он послал вам письмо всего несколько дней назад?

— Да.

Профессор Инграм повернулся к Эллиоту. Тон его стал деловым.

— Надеюсь, инспектор, никто не упрекнет меня за то, что этим утром я проспал. Я прибежал сюда из своего коттеджа. — Он весело запыхтел, изображая одышку. — Кажется, я слышал прошлой ночью, как вы обсуждали план... э-э... предварительного просмотра одной пленки в аптеке Стивенсона... Доброе утро, мистер Стивенсон!.. Вряд ли вы будете возражать против моего присутствия на просмотре.

Атмосфера вновь слегка изменилась.

— Прошу прощения, сэр, — бесстрастно произнес Эллиот, — но боюсь, это невозможно.

Выражение лица профессора стало несколько озадаченным.

— Право же, инспектор...

— Еще раз простите, сэр, но мы пока что сами не видели пленку. Вероятно, у вас будет возможность просмотреть ее в свое время.

Последовала пауза.

— Вы не думаете, инспектор, что это немного несправедливо? — осведомился профессор Инграм. — В конце концов, вы обратились ко мне как к свидетелю-эксперту. Я помог вам в меру своих способностей, и вы первым должны признать, что помог весьма существенно. Естественно, мне не терпится увидеть, был ли я прав.

— Сожалею, сэр.

Эллиот двинулся к прилавку, задев весы, чьи гири затарахтели. Посмотрев налево, он увидел свое отражение в зеркале на стене и снова поразился бы совпадению, если бы не осознал, что такие зеркала имеются в большинстве аптек, позволяя аптекарю видеть приход клиента, когда он находится в задней комнате. При этом Эллиот не упускал из виду профессора Инграма, с усмешкой смотревшего на него из-под твидовой кепки.

— Ну, это не важно, — сказал профессор, вернувшись к своей суетливой манере разговора. — Придется мне сдержать естественное любопытство, хотя вы изрядно кольнули мое тщеславие. — Он немного помедлил. — Да, именно тщеславие. Если не возражаете, я сделаю несколько покупок, а потом обещаю удалиться. Пожалуйста, мистер Стивенсон, пачку обычных лезвий для бритья и коробочку таблеток от кашля — вон ту, маленькую. И еще... — Он двинулся вдоль прилавка, добавив более серьезным тоном: — Придется зайти в «Бельгард». После вскрытия начнутся приготовления к похоронам, и, насколько я понимаю, Викерс должен приехать из Бата сегодня днем или вечером для чтения завещания. К тому же мне интересно, пришел ли в себя Уилбер Эммет.

— Скажите, — заговорил доктор Фелл так неожиданно, что все слегка вздрогнули, — у вас имеется какая-нибудь теория?

Профессор, наклонившийся, чтобы указать на какой-то предмет внизу, выпрямился:

— Даже если имеется, сэр, это едва ли подходящее место и время для ее изложения.

— И все же...

— И все же! Вы умный человек, сэр, и, полагаю, способны понять... — Теперь он игнорировал Эллиота, как если бы тот был стоящим рядом с ним картонным силуэтом девушки, рекламирующей мыло. — Прошлой ночью я неоднократно говорил инспектору и остальным, что они неправильно подходят к делу, не учитывая единственный важный фактор. Разумеется, я имею в виду мотив. — Его лицо покраснело, словно от сосредоточенности. — Не стану обсуждать это теперь. Спрошу только об одном. Вы слышали об одном из самых сильных мотивов убийства, известных криминалистической психологии, который приблизительно можно охарактеризовать как жажду власти?

— О моя шляпа! — простонал доктор Фелл.

— Прошу прощения?

— Это вы меня простите, — виновато произнес доктор Фелл. — Просто я не ожидал, что это обрушится на мою голову так скоро.

— Вы это отрицаете? Скажите, вы считаете, что отравления в лавке миссис Терри и прошлой ночью дело рук разных людей?

Доктор Фелл нахмурился:

— Нет. Напротив, я почти уверен, что их совершило одно и то же лицо.

— Отлично. Тогда где другое связующее звено? Где еще один возможный мотив? — Кассовый аппарат громко звякнул. Профессор Инграм, получив пакет с покупками, повернулся, как будто ему в голову пришла новая мысль. — Могу только повторить: это единственный мотив, который подходит к обоим преступлениям. Убийца ничего не приобрел, отправив на тот свет бедного Фрэнки Дейла и едва не прикончив детей Эндерсонов. Но он также ничего не приобрел, отравив Маркуса Чесни, — я имею в виду, в материальном отношении. Марджори и Джо Чесни, как известно всем нам, унаследуют очень крупные суммы. Но убийца не получит ничего. Ну, мне не следует стоять здесь и отвлекать вас от вашей работы. Всего хорошего, доктор Фелл. До свидания, мистер Стивенсон.