И дело не в том, что ее прельщает общение с упрямцем, который хочет все держать под своим контролем, а в том, что она сможет быть рядом с Амандой. Ей просто не терпелось сообщить об этом сестре.
– Где его комната?
– Последняя дверь направо.
Ники потребовалось это уточнение, потому что ребенок больше не кричал. Странно. Опыт подсказывал ей, что, когда дети требуют внимания, они, наоборот, кричат громче.
Девушка распахнула полуоткрытую дверь и заглянула в комнату. Там стояли только детская кроватка и скомбинированный с комодом столик для пеленания. Стены белые, простыни и одеяльце – серо-голубые. И почти нет игрушек.
В кроватке спокойно сидел мальчик с темно-каштановыми волосами и строгим взглядом.
Сердце Ники сжалось. Она никогда не видела таких грустных детей. Бедный малыш! Он, наверное, очень скучает по бабушке!
– Привет, Кармайкл! – тихо сказала она, подходя к кроватке. – Меня зовут Ники.
Девушка улыбнулась и положила руки на перильца кроватки, чтобы немного поболтать с малышом, прежде чем взять его на руки. А он смотрел на нее этими строгими глазами, зелеными, как у отца, и не тянулся к ней, но и не отстранялся.
– Кармайкл – очень длинное имя для такого малыша. Когда-нибудь ты до него дорастешь. – Она осторожно протянула руку и дотронулась до его носика. – А пока ты больше похож на Микки. – Уголки его губ приподнялись в робкой улыбке. Ники, довольная результатом, продолжила: – Тебе нравится, да? Ты хочешь быть Микки? Мне тоже так больше нравится. – И она опять чуть надавила на носик.
Мальчик подполз ближе и встал, держась за перильца. Но тут же снова смутился и робко посмотрел на нее. А она продолжала улыбаться, показывая, что ему не надо бояться.
И терпение ее было вознаграждено: малыш вдруг протянул ручонку и дотронулся до ее носа.
– О! – воскликнула Ники. – Ты сморщил мой нос! – Он засмеялся и опять надавил на кончик ее носа. – Смотри-ка, ты опять поймал мой нос! Теперь я тебе отплачу! – И она осторожно потрепала носик малыша. Мальчик снова засмеялся.
От этого веселого звука сердце Ники наполнилось торжеством. Она смогла рассмешить его! Бедному малышу нужно немного радости в жизни – при таком-то отце, который готов контролировать каждое его движение. Ники не скрывала, что слишком строгие родители действуют ей на нервы. Если условия здесь окажутся не вполне приемлемыми для нее, она, может быть, откажется от этого места. Ей бы не очень хотелось работать на деспотичного человека.
Микки протянул ручонки, прося взять его на руки. Вот почему ей стоит остаться. Ради одной улыбки малыша можно пойти на жертвы.
Она подняла его. Он тут же обнял ее за шею и положил головку ей на плечо. Ком встал у нее в горле. Может ли что-нибудь растрогать человека сильнее, чем доверие теплого крохотного существа, устроившегося у вас на руках?
Она обернулась, увидела стоящего в дверях Трейса, взглянула поверх ребенка в его зеленые глаза. Искорка, мелькнувшая в этой изумрудной пропасти, сказала ей, что он слышал смех Микки.
– А вы мне нравитесь, – сказал Трейс, не двигаясь с места и пристально глядя на малыша у нее на руках. – Так вот. Звонил диспетчер. Меня вызывают на место происшествия. Можете вы приступить к работе прямо сейчас? Я пробовал связаться с Рассом, но безуспешно. Так что мне нужна няня.
Когда он перевел взгляд на нее, его лицо опять выражало только безразличие. На какую-то секунду шериф Оливер расслабился, но только на секунду.
– Конечно, я присмотрю за ним. Как скоро вы вернетесь?
Микки сидел у нее на руках и смотрел так, будто понимал, о чем они говорят. Не слова, конечно, а тон. Возможно, он чувствовал некую наэлектризованность воздуха. Она устроила малыша поудобнее.
– Не знаю. Возможно, не скоро. – Лицо Трейса осталось непроницаемым.
– Хорошо. Я позвоню сестре и предупрежу, что буду поздно.
Трейс коротко кивнул:
– Хорошо. Мне надо переодеться и показать вам, где что лежит.
– Я переменю Мик… Кармайклу памперс и буду ждать вас в гостиной.
Трейс кивнул и исчез в коридоре.
Ники положила Микки на столик. Мальчик лежал тихо, не шевелясь, и только смотрел на нее. И от этой его апатичности у девушки сжалось сердце. Она болтала с малышом. Он, казалось, впитывал каждое слово, но никакой инициативы не проявлял.
Ники подозревала, что бабушка – от любви и от горя – чрезмерно опекала мальчика, а его отец, человек, привыкший к порядку и дисциплине, резко повернул в другую сторону, причем зашел слишком далеко. Так что в конце концов и смех, и непосредственность стали чужды бедному малышу.
Как только Микки засмеялся, она поняла, что нужна ему и что ей надо найти общий язык с его отцом. Микки должен радоваться жизни, делать открытия, быть активным, искать приключения. Ники научилась всему этому и хотела поделиться своим умением с ним.
– Ты отправилась на собеседование и тут же приступила к работе? – Ехидная реакция сестры на сообщение о том, где и как Ники проведет вечер, подчеркивала парадоксальность ситуации.
– Вот именно. И это в Парадиз-Пайнз, так что я буду поблизости, но жить надо тут, так что я могу от тебя съехать. Это просто идеально для нас сейчас. – Ники поудобнее устроилась на софе, зажав телефон между плечом и ухом, Микки сидел у нее на коленях. – А сам мальчик – очень милый и очень грустный. Я уверена, он скучает по бабушке и дедушке, но, похоже, его подавленность скорее постоянная, чем временная. Он потерял маму. Возможно, он вообще не знает, что такое радость.
– Ох, Ники, все это мне не нравится. Не стоит тебе уезжать от нас.
– Ты очень любезна, но мы обе понимаем, что надо. Вы с Дэном должны сейчас пожить вдвоем. Кроме того, я педагог, и моя обязанность – заняться ребенком, которому нужна помощь.
Аманда многозначительно помолчала, потом глубоко вздохнула:
– Ники, ты представляешь себе, на что идешь?
– Не очень. – И тем не менее печальные глазки Микки пробудили в ней инстинкт опекуна. – Аманда, ему год и месяц, а он еще не умеет ходить. – Ники провела рукой по темно-каштановым кудрям, мягким и нежным, как пух. Микки грустно посмотрел на девушку, и у нее дрогнуло сердце. – Он даже не пытается встать на ножки, когда я опускаю его на пол. Похоже, бабушка постоянно носила малыша на руках.
– Но со всеми этими проблемами должен разбираться его отец, не так ли?
– Вот именно. А Трейс – новичок в этом деле. Я даже не уверена, что он понимает, что тут есть проблемы. Знаешь, он даже может испортить дело. Он – поборник режима и дисциплины, Микки ведет себя смирно. Значит, с точки зрения его отца, все в порядке.
– Но что можешь сделать ты? – задала Аманда разумный вопрос.
– Трейс Оливер – хороший шериф, то есть человек исполнительный и честный. Не сомневаюсь, он хочет Микки добра, но не знает, что и как надо делать. А я его научу.
– Ха! – воскликнула сестра. – Ты что, забыла? Я должна родить через полтора месяца, а за предшествующие семь прочитала все, что могла, о том, как надо растить детей. И вот что я тебе скажу: есть тысячи «правильных способов воспитания». Сколько авторов – столько способов. И каждый думает, что его способ – единственно верный.
– Да. – Ники улыбнулась. Ее сестра всегда хотела знать заранее, что ей предстоит. В этом смысле она пошла в маму. – Но ведь это моя профессия. Я способна помочь Трейсу и Микки.
– Я в этом не сомневаюсь. Я не видела никого, кто умел бы обращаться с детьми лучше тебя. Ты их любишь, и они это чувствуют. Но в том-то и проблема. – Беспокойство сестры возрастало. – Ты слишком им отдаешься. Смотри, как бы не пришлось потом плакать.
– Значит, по-твоему, мне не стоит этого делать?
Очередной вздох.
– Ты замучаешь себя, если не сделаешь, но, боюсь, тебе будет больно.
Да. Это тревожило и саму Ники. Но в свой восемнадцатый день рождения она дала себе слово, что не будет бояться возможных эмоциональных потрясений. Она отдалась жизни сердцем и душой. Это означало, что иногда придется терпеть и боль. Зато ее жизнь будет полна глубоких переживаний и потрясающих воспоминаний.
