Она была одета, как большинство здешних женщин, в длинное темное платье с капюшоном. Ее нос и рот были прикрыты чадрой, но из-под капюшона все равно были видны тонкие изящные брови и глаза, сверкающие, словно пятна на перьях павлина. Она потягивала время от времени какой-то напиток и говорила по очереди с разными людьми. Большинство из них были местными — обслугой караван-сарая, которых Конан знал в лицо. Они усаживались напротив девушки по одному или парами и говорили о чем-то. Со стороны это было похоже на какой-то хорошо отработанный ритуал, что-то вроде обмена. Но ни деньги, ни товары не переходили из рук в руки. Иногда можно было разобрать голос девушки, доносившийся сквозь взрывы хохота, громкие разговоры и звуки флейт музыкантов.

Подчас Конан ловил на себе ее взгляд. Похоже, девушке трудно было удержаться от того, чтобы не смотреть в его сторону. И похоже, после каждого такого взгляда ее щеки заливались румянцем. Посчитав себя приглашенным, Конан подождал, пока очередной собеседник отойдет от стола со свечой, и занял место напротив девушки.

— Я Конан, путешественник. Приехал сюда из дальних краев. — Усаживаясь поудобнее, он улыбнулся загадочным глазам. — Похоже, ты тут всех знаешь, а я тебя вижу впервые. Вот я и подумал, что нам следует познакомиться. Скажи, когда все эти люди подсаживаются и говорят с тобой, — что же это значит?

Она моргнула и снова покраснела. Конан был в этом уверен, хотя большая часть лица девушки была скрыта.

— Что это значит? Ну, я предсказываю их судьбу.

— А, ведьма.

На какой-то миг Конана затрясло в ознобе, его спина покрылась холодным потом. Слишком много раз такого рода колдуны и шаманы пытались заколдовать и убить его. Но он быстро овладел собой. В конце концов, разве могла эта молодая женщина, столь нежная и стеснительная, принести ему хоть какой-то вред?

Улыбнувшись, он наклонился над столом и спросил:

— А почему ты ничего не берешь за свои услуги?

— Брать с людей деньги? — улыбнулась она в ответ. — Нет, ведь для меня это только развлечение. Я не настолько хорошо владею своим даром и не хотела бы, чтобы люди слишком всерьез принимали мои гадания.

— Значит, это скорее шутка, — кивнул Конан. — Хорошо, потому что колдовство… в общем, ладно. А как тебя зовут?

— Что? Ах да, мое имя Инара.

— Понимаешь, Инара, я считаю, что слишом точное предсказание обязательно будет нести изрядную долю предстоящих несчастий и трагедий.

— Да, — с готовностью согласилась она. — Я уже видела такое. К счастью, судьбы большинства жителей Оджары, по крайней мере в ближайшем будущем, ну… скажем, ничем не примечательны.

Она говорила чуть взволнованно, все еще избегая смотреть на своего нового знакомого.

— Я рассказываю им то, что вижу, скорее потехи ради, да и чтобы попрактиковаться. Я не прошу платы, но время от времени… — она двумя пальцами приподняла вуаль и пригубили из своего почти пустого кубка, — иногда кто-нибудь угощает меня кубком нарцинта, который поддерживает меня в форме.

— Нарцинт — вино из лепестков жасмина? — Конан взял ее чашу большим и указательным пальцами и понюхал янтарную жидкость. — Крепкая штука, однако.

Он щелкнул пальцами и крикнул хозяину

— Анакс, еще два нарцинта!

— Это будет второй кубок за вечер. Я никогда не пью больше двух. Приходится приходить сюда, там, у меня дома… на ферме, нет таких напитков. А именно нарцинт пробуждает мое внутреннее зрение и дар предвидения.

— Что? Ты утверждаешь, что нарцинт позволяет тебе предсказывать будущее? — Конан потряс головой. — Никогда не слышал о таком эффекте. Вино, безусловно, может стереть прошлое, но приоткрыть будущее…

— Я не читаю будущее, как по свиткам, и не вижу его картинки, словно в волшебном зеркале или сосуде. Но именно нарцинт приносит мне мои ощущения…

— А какие они, эти твои ощущения?

Инара задумчиво покачала головой:

— Я вижу какие-то вещи рядом с людьми. Чувствую, как они будут связаны с их будущим.

— Какие вещи ты видишь?

— Мне нужно время, чтобы сосредоточиться и всмотреться. Ну, например, видишь того человека… ну того, который смотрит за игроками в кости.

— A, тот туранец.

— Да, в зеленом тюрбане. Так вот, вокруг его шеи сомкнулся ошейник раба.

— На нем нет ничего. — Конан перевел взгляд с туранца на девушку. — А мы про одного человека говорим?

— Я тебе говорю, что вижу вокруг его шеи бронзовый ошейник. — Инара пригубила вино. — Значит, он когда-то был рабом.

— Или будет?

— Нет, ошейник стар и выношен. Я скорее склонна думать, что это след прошлого… Если бы он блестел, тогда видение могло бы относиться и к будущему. — Глаза Инары сверкнули из-под вуали. — Конан, дело в том, что я уже говорила с ним сегодня. Он показал мне шрамы и рубец от ошейника и рассказал, что долгие годы дожидался свободы.

Конан хмыкнул:

— Ну, это нам ничего не доказывает. Нам не нужны предсказатели прошлого, особенно нашего личного прошлого, которое многие хотели бы сохранить в тайне.

— Для меня это доказывает многое, подтверждая правильность моих предчувствий.

— Ну, это понятно. А как ты отличаешь то, что реально есть на человеке, от того, что тебе только грезится? Ну, например, этот ошейник и тюрбан на голове того парня?

— Вокруг моих видений всегда какое-то легкое сияние. Я могу их видеть только с определенных точек и только под воздействием этого пьянящего напитка.

— А что ты скажешь о парне, играющем в кости? Вон, смотри, сидит рядом с тем, в тюрбане. У него еще такой злой взгляд, да еще и шрам на шее.

— Его здесь нет. — На удивленный взгляд Конана она ответила: — Я вижу стакан н кости, но лишь свечение в виде рук заставляет их двигаться. А от человека остался лишь слабый, чуть видный контур. Он погибнет. Погибнет или пропадет без вести. И очень скоро. Он уже почти исчез из мира моих грез.

— Да, печально. — Все еще не веря, Конан настойчиво спросил: — А женщина, которая держит его под руку и смеется?

— Она ждет ребенка. А еще — ее глаза полны слез, светящиеся капли оставляют следы, скатываясь по ее щекам.

— Неплохо, однако. Твой дар может быть очень полезен, — задумчиво произнес Конан и резко повернувшись к Инаре, спросил:

— А что же ты видишь, глядя на меня? Что так смущает тебя?

— Да ничего. — Видя, что ее ответ не удовлетворил собеседника, Ииара пояснила: — Вообще-то эти вещи не так уж важны. Иногда они вовсе ничего не значат… Так, пустяки. — Она отвернулась.

— Ладно тебе, девочка, — подбодрил ее Конан. Я столько мрачных предсказаний пережил, да и стольких предсказателей…

— Ну, когда… когда я смотрю на тебя, я вижу тебя в боевом снаряжении. В доспехах… и все, ничего больше.

— В доспехах? — пробурчал Конан. — Надеюсь, набор полный?

— Нет, — признала она, покраснев до ушей и уставившись в стол. — Только грудная пластина, налокотники и щитки на голени… Ну и золотой шлем с большим плюмажем. Позолоченный меч… Все оружие так сверкает!

— Ну… — Неожиданно для себя Конан обнаружил, что стыдливый румянец может быть заразительным. Прокашлявшись, он постарался убрать лицо за круг света, падавшего от свечи, и, скрестив руки на груди, задумчиво сказал: — Ничего стыдного в общем-то в этом нет. В некоторых коринфийских городах аристократы сражаются именно в таком виде, но крайней мере так говорят. Может быть, все это означает только то, что я вскоре отправлюсь на север и добьюсь там высокого положения…

В этот миг их глаза случайно встретились, и оба не смогли удержаться от смеха. Громко чокнувшись, они осушили свои кубки под заинтересованными взглядами остальных посетителей. Молодая девушка откинулась на стуле, чуть не опрокинувшись назад. Конану пришлось схватить ее за руку, чтобы удержать от падения. Отпуская ее, он осторожно разжал пальцы, словно выпуская на волю хрупкую птицу.

— Ну, Инара, — наконец Конан смог продолжить разговор, — а что думают о твоих талантах дома, на твоей ферме? Что говорят соседи?