Эту ночь лишь один караван проводил в Оджаре: что поделать — не сезон. Да и груз этой процессии, направлявшейся дальше на запад, был непригодным для городской казны — соль. Пожалуй в Стигии этот товар был настолько редок, что ради такого каравана иной правитель мог поднять целый отряд своих воинов. Со своего места Конан мог видеть черное небо, мерцающие звезды, чей слабый свет вырисовывал городскую стену чуть ниже отделявшую сам город от караванного квартала.

Танец приближался к своей кульминации. Это можно было почувствовать по возбуждению среди зрителей — погонщиков верблюдов, все ближе и ближе подбиравшихся к центральному костру. Но Шарла хорошо знала свое дело. Она легко ускользала от тянущихся к ней рук, а когда от толпы отделялась и направлялась к ней очередная нетвердо стоящая на ногах фигура, легким движением ноги девушка отправляла в глаза слишком нетерпеливому зрителю облако песка.

Еще одно покрывало полетело в костер и взметнулось к небу легким языком пламени. Оставались еще два из первоначальных семи. По крайней мере, так казалось Конану, если, конечно, он не сбился со счета, перепутав покрывала танцовщицы и кружки крепкого арака, выпитые им за вечер.

Представление шло к концу. Изголодавшиеся без женщин кочевники стеной приближались к танцовщице. Шарле пока удавалось держаться на расстоянии от жадно тянущихся к ней рук.

В какой-то миг последнее покрывало вспыхнув в костре, осветив обнаженные плечи и грудь девушки и застонавших зрителей. Но в следующую секунду Шарла уже исчезла за крепкой дверью комнаты танцовщиц. Раздался лишь звонкий стук закрывшегося засова.

Когда некоторое время спустя она вновь появилась во дворе, прикрыв наготу новым шелковым одеянием, ее преследователи уже поостыли, успокоенные вином и обществом других девушек — пусть и не таких талантливых, но зато куда более покладистых. Шарла направилась в сторону Конана, сидевшего за длинным столом под навесом.

— Эй, виночерпий, — крикнула она, — мне чего-нибудь прохладного, а этому чужеземцу — больше ни капли арака! — С этими словами она обвила руками шею Конана. — Ему нужно протрезветь до ночи, чтобы к утру я осталась довольна.

Она легко опустилась на соседний с Конаном стул, не отпрянув, когда его могучая рука обняла ее за талию. Наоборот, ее глаза с вызовом глядя на остальных клиентов. Девушка ощущала себя под защитой могучего пришельца из далекой северной страны.

— Ну, Конан, — спросила Шарла, поворачиваясь к нему, — как тебе понравился мой танец? Это похоже на то, что ты видел в кабаках далекою Шадизара Проклятого?

Конан рассмеялся:

— Ну, положим, в Шадизаре публика еще больше увлеклась бы участием в действе. Эти глупцы бросились бы друг на друга с ножами и кулаками даже не дождавшись финала. Эти кочевники пустыни вели себя куда более сдержанно.

Рука киммерийца скользнула по спине девушки вверх и погладила ее шею.

— Ты танцевала просто великолепно… Здесь, в этом захолустье… такой танец. Что-то невероятное.

— Правда? Я ведь танцевала специально для тебя.

Шарла просто тая от удовольствия, повернулась и взяла из рук подошедшего виночерпия свою чашу.

— Детка, твой танец был подобен лучу звезды, рассекшему ночное небо, — раздался еще один голос. — Он сравним с галопом легкого верблюда из Афгулистана! Кстати, меня зовут Мемчуб.

Обладатель голоса оказался толстым человеком с короткой бородой, в шелковом одеянии, типичном для восточного Шема. Наверное, старший погонщик каравана, остановившегося на ночь в Оджаре, подумал Конан. Подойдя к танцовщице сзади, кочевник сжал пальцами ее плечо:

— Если посидишь со мной, я скажу тебе еще много о твоем танце. Сами звезды застынут, слушая мой восторженный рассказ…

— Нет, спасибо за похвалу. Но лучше пойди и расскажи, что хочешь, другим девушкам. Их тут в сарае полно. Я артистка, а не шлюха. Когда-нибудь я буду танцевать в Храме Единственной Богини или в благородном городе Шадизаре. Кроме того, сегодня я не одна. — Шарла кивнула головой в сторону Конана.

— Не одна? А, понимаю. Молодой, крепкий бычок. Я таких уже много нанимал. Мог бы и еще кой-кого работой обеспечить. Караван у меня большой. — Небрежно оглядев киммерийца, шемит вновь повернулся к Шарле: — Ты же артистка. Тебе нужно нечто более возвышенное. Изящное обращение, тонкая беседа с умным человеком, приятные подарки и тонкое вино. — Отодвинув полу плаща, купец показал плотно набитый кошелек, висевший на поясе. — Да и несколько золотых монет из дальних государств тебе тоже не помешают.

— Слушай, ты, — рявкнул Конан, одной рукой сжав плечо купца так, что у того захрустели кости, — девушка хочет, чтобы ее оставили в покое.

— Он прав, — сказала Шарла, глядя на чужака, — но, Конан, не забывай: Анаксу, хозяину караван-сарая, не нравится, когда ты без нужды уродуешь его клиентов. Можешь отпустить несчастного, если он пообещает вести себя хорошо. — Повернувшись к Мемчубу, она предложила: — А если тебе скучно одному, я уверена, что милашка Бабета будет счастлива скрасить твое одиночество.

Бабета, услышав свое имя, вспорхнула с колен менее удачливого погонщика и подбежала к Мемчубу.

— Еще бы, для меня большая честь разделить общество такого благородного аристократа, — защебетала она, вытянув для поцелуя ярко накрашенные губы. — Какое удовольствие пообщаться с человеком, который, ухаживая за девушкой, по крайней мере отвлекается от чистки верблюда.

Мемчуб, массируя ноющее плечо, несколько тоскливо смотрел на Бабету, не решаясь больше поднять глаза на Шарлу. Та потратила еще несколько мгновений на то, чтобы представить их друг другу и отвести купца и кабацкую шлюху к маленькому столику в углу. Затем она вернулась к Конану, который за время ее отсутствия разжился очередной порцией выпивки.

— О чем задумался? — спросила Шарла, присаживаясь рядом. — Опять вспомнил свою далекую северную страну? Думаю, по сравнению с тем, что ты видел в своих странствиях, наш город — просто дыра.

Она положила свои бледные ладони на его бронзовые от загара плечи. Тонкие пальцы скользнули под короткие рукава его грубой куртки.

— Но если ты будешь ближе принимать к сердцу жизнь Оджары, она тебе покажется очень даже сносным местом. Слушай, Конан. Давай сегодня ночью не пойдем в поля за стенами, в тень пальм оазиса. Почему бы нам не провести одну ночь в моем доме внутри городских стен? Меня каждый раз дрожь колотит, когда я вспоминаю, как ты возвращаешься в темноте в свое логово у реки после того, как мы расстаемся.

В ответ Конан лишь благодарно промурлыкал что-то по поводу ласковых пальцев, скользивших по его плечам и шее, но затем возразил:

— Нет, девочка. Я как-то лучше себя чувствую за стеной. В душе я, наверное, бедуин… моя постель, звезды — мое одеяло… — Он покосился на сидевшего в отдалении Мемчуба. — А кроме того, — добавил Конан менее поэтично, — если я остановлюсь у тебя, злые языки разнесут, что ты меня содержишь. Это не улучшит твою репутацию. Да и мою. Не забывай, Шарла, я — перекати-поле, вольный меч. С первым же караваном, идущим на север, я покину этот город.

— Да, конечно. Я все понимаю. Ты, безусловно, прав.

Шарла сняла руки с плеч Конана и отодвинулась. Вскоре она затеяла разговор с Анаксом, хозяином караван- сарая, предоставив киммерийцу размышлять о том, насколько сильно он обидел ее. Однако киммериец вряд ли хоть на миг усомнился в своей правоте.

Постепенно пары арака, купленного на деньги, заработанные при сопровождении последнего каравана, совсем прогнали его нерадостные мысли.

Вскоре он даже забыл о Шарле: его внимание привлекла другая женщина, сидевшая в одном из углов заведения и поочередно беседовавшая с разными посетителями.

В центре караван-сарая стояли длинные столы со скамьями вдоль них. Около стен расположились небольшие столики со стульями и табуретами. Несколько подушек и низких столиков стояли снаружи у входа — для тех, кто не представлял ночевки или отдыха без звездного неба над головой. В глубине несколько каменных ступеней, которые вели в верхние комнаты — спальни. Вот около этой лестницы за маленьким столиком, освещенным свечой, и сидела заинтересовавшая Конана девушка.