Яков, Борода, вождь, как его не назови, просто напомнил всем эту древнюю игру. К сожалению, теперь в неё будут играть не дети, а взрослые. И теперь правила изменились. Никто и не предполагал, как за эти столетия поменялась конкиста. Гарнизоны конкисты стали такими же южанами как и рейдеры и сами страдали от постоянных терминаторных катастроф нестабильной планеты. Яков это предугадал. Стоило поменять отношение к конкистадорам со стороны рейдеров, и они первыми пополнили переполняющиеся воды революции. Они не задавали вопросов, а сразу влились в жерло революции, конкиста привыкла воевать. Теперь они были самыми близкими соратниками Организации Якова и революции.
В один момент по ксилианскому времени тысячи тысяч рейдеров, повинуясь командам единого центра, должны были ударить и нанести существенный урон Северной Империи Астрайдеров. Прежде всего, остановив добычу полезных ископаемых комбинатами Астрайдеров в своих регионах. Эта спонтанность служила не столько для неожиданности начала войны, сколько для поддержания духа своих земляков, которые тоже решат присоединиться к революционному движению.
Эта концепция, разработанная Яковом, теперь должна была быть приведена в жизнь всеми стараниями Организации, силы которой самостоятельно никогда бы не смогли вести подобную войну. Но и не надо было, Организация плавно перерастала в сверхправительство южной Альсары.
Сначала Яков нашёл Пирма, инквизитора Святой Церкви, они с Джерри уже успели сдружиться на основе этой многолетней подготовки к революции. Но тогда, когда всё только начиналось, Альсара ещё не была готова к революции, совсем другое дело сейчас. Сейчас каждый спал и видел себя с винтовкой наперевес, штурмующим комбинаты. Просто слово конкистадор, как именовался образ врага, было заменено на Астрайдер, и каждый чувствовал себя частью общеальсарской истории.
Яков и его новая креатура Азия — сделали всё для того, чтобы создать как можно более радужное представление о войне у молодёжи, на которую, по замыслу вождя, и должно было лечь бремя военных действий. Вообще то, Яков хотел, чтобы обо всём худшем, что их может ожидать, людям рассказывала Азия своими интонациями, как бы украшая обстановку. Но она постепенно утрачивала для него значение, как союзница. Теперь, когда у него был Омикрон Гарнизон и ещё много других гарнизонов, последовавших примеру Омикрона. Хотя это тоже было косвенной заслугой девочки, но она об это не знала, точнее не сильно зацикливалась на этой теме.
Яков отлично знал, на что способна Азия, и не собирался её никуда отпускать. Пусть сейчас она жила в Омикроне. Но это было вынужденной мерой до начала войны. Ему нужно была от неё конкретная реакция Омикрон Гарнизона в момент объявления всеобщей мобилизации. У Якова было не так-то много верных людей, а тем более ещё и одновременно близких властям других регионов.
Его сеть, как паутина, опутывала юг Альсары, но всё ещё множество народов оставались за бортом революции.
Так вот сегодня, Яков собрался в Сиридаре со своими самыми близкими соратниками. С теми, кто не должен был быть в других регионах, как Азия или Врач. Либо с теми, чья власть в Сиридаре позволяла на них рассчитывать.
Этот клуб наиболее близких соратников, собрал под одной крышей, и совсем странных обитателей Альсары — консервщиков. Совсем неожиданно выступивших на стороне революции.
— Я рад Вас всех приветствовать. — Начал официальную речь Яков.
— К чему этот официоз. Мы здесь все свои. — Сказал другой рейдер и засмеялся.
— Не все. — Бурчал Джерри Пирм. Ему не нравились многие из союзников, но Яков сумел убедить Джерри в неизбежности компромиссов и союзов перед величайшей в истории революцией.
— Да, среди нас есть Чакоби — один из духовных лидеров консервщиков. — Человек в каске и со срытым за маской лицом кивнул. После Яков продолжил. — И Рон — наставник Ксива и Матра. — Для многих это было первое знакомство с учителем Азии. Но для Якова Рон уже успел стать очень близким помощником, ответственным за его личную безопасность. Кроме того Рон умел всегда оставаться в тени и его присутствия часто даже не замечали. Но его роль в окружении Якова с каждым днём росла.
— Всё хорошо. Всё хорошо. — Повторяли рейдеры, собравшиеся у Якова.
К сожалению, это собрание вовсе не несло той репрезентативности, что ассамблея годичной давности, да и не мог Яков ничего подобного собрать. Здесь все были приверженцами одной цели, одного политического курса, и это сильно обедняло их общество, несмотря на наличие таких колоритных персон, как Рон, Пирм и консервщик Чакоби.
Практически без церемоний в зал, где они все сейчас собрались, внесли гигантские часы. Яков сам придумал этот образ.
— Что ж, до начала революции осталось… — И Яков по привычке посмотрел на наручный хронометр, а потом перевёл свой взгляд на новый атрибут революции.
— Это часы из зала ассамблеи. — Сказал Джерри Пирм. — Я бы хотел, чтоб мы именно по ним начинали.
— Что начинали? — Был задан вопрос одним из рейдеров, но ему что-то шепнули на ушко, и он сразу всё понял.
Оставалось ещё много времени, и Яков предложил пока расслабиться. Они с Роном вышли прогуляться по вечернему Сиридару. А Джерри пристально смотрел на консервщика Чакоби. Тех, кого он считал мерзостью, тоже пригласили на революцию. Но его удивляло не это, а то, как скрывает свою внешность ненавистный консервщик.
"Он стыдится своей внешности, это признак слабости", — думал Джерри Пирм. Вообще то, об уродстве консервщиков не знали только слепые. У них была полностью прогнившая кожа и выеденные внутренние органы. Непонятно, что поддерживало их живыми. Но сохранять свои тела, как бы мумифицируя их, консервщики научились уже давно, и теперь были самым загадочным и самым закрытым обществом на Альсаре. А ещё они говорят, людей воруют, но мы-то взрослые люди и понимаем, что это всё сказки.
— Озёра жизни будут нам починяться. — Звучала электронная по звуку фраза Чакоби. Он повторял её в ответ почти на каждый вопрос, не перефразируя.
— Так вы научились управлять озёрами жизни? — Спрашивал озадаченный рейдер, который видимо, не знал самой сути привлечения консервщиков к схватке.
— Скорее, это просто дрессировка. При введении определённых сигнализаторов в ткань озера жизни оно начинает себя вести, так как нам нужно. — Говорил металлическим голосом Чакоби.
Было забавно наблюдать, как рейдеры, не понимающие и половины того, что говорил Чакоби, привыкли считать себя высшей расой. По крайней мере, не по образованности и интеллекту уж точно.
— Просто, вы их и создали. — Высказал догадку Джерри Пирм. Все сразу обратили внимание на кровавого барона Сиридара. Его, наверное, здесь боялись больше всего. — Вы сами создали озёра жизни на Альсаре, вот они вам и подчиняются.
— Не могу этого знать. — Механически отвечал Чакоби. Но Джерри наступал дальше.
— Вы вообще виновны во многих биологических катаклизмах на Альсаре, таких как озёра жизни, например, это ваши сбежавшие эксперименты.
— Не могу знать. — Отвечал Чакоби. — Возможно, но маловероятно. Скорее… — Но ему не было необходимости заканчивать мысль. Он использовал единственную аргументацию: логику и истинность, тогда как для Джерри это были эмоции, ненависть и желание во всём обвинить консервщиков.
— С вами всё и так ясно. — Махнул рукой Джерри, под одобрительные восклицания других рейдеров.
— Что ясно, постойте. — Заговорил другим тоном Чакоби, ему с трудом удавалось перестраивать свой механический голос под тона эмоциональной окраски. — Я знаю достоверно, сколько и какие эксперименты проходили в глубинах Терра Фирмы. Многие лаборатории консервщиков работали над ДНК, многие эксперименты запрещены вашей церковью, но без них раса консервщиков не выживет. Но создание озёр жизни уходит далеко в глубины истории. У нас нет никакой информации о том, кто и когда их создал, и не были ли они естественными эволюционными образованиями на Альсаре.
Честно говоря, дискуссия не затягивалась. Но уже через несколько минут было понятно, насколько подготовлен консервщик. Ни в чём его обвинить у Пирма не получилось. Даже почти необразованные рейдеры очень быстро увидели, что консервщик рассуждает здраво, его речь лишена всяких спонтанных реакций, в отличие от Пирма, который готов был взорваться. Ещё парочку реплик, и Чакоби однозначно вышел победителем из их дебатов. И ничего, кроме личной неприязни ему было закинуть нельзя.