Несколько лет назад Игорь с приятелем захалтурили пять тысяч не напрягаясь особенно и могли захалтурить еще, но Фирсов уговорил приятеля остановиться, хотя дело было чистое, что и подтвердил седобровый адвокат в юридической консультации на Литейном, куда они зашли, возбужденные и чуть напуганные открывавшейся перспективой.

– Максимум, что вам грозит, – гражданский иск предприятия и возврат денег, – Адвокат смотрел на них доброжелательно, но чуть хитровато. – Это если будет признано, что работа выполнена некачественно.

– Точно? – переспросил тогда Игорь.

– Абсолютно точно. Гражданский иск.

– Вы нас подбодрили. – Игорь попытался всучить старичку пятерку, но тот замахал на него руками и не стал даже выписывать положенной рублевой квитанции. Расставшись с приятелем, Фирсов зашел еще в одну консультацию и там услышал те же успокоительные слова: "Ничего противозаконного в ваших действиях не намечается".

На следующий день Фирсов с чистой совестью поехал на небольшой заводик, где просто мечтали внедрить ставшую вдруг обязательной КС УКП – комплексную систему управления качеством продукции, и заключил с ними трудовое соглашение, из которого следовало, что "заказчик поручает", а "исполнители" (Игорь с приятелем) "обязуются" выполнить разработку и внедрение этой самой системы в установленные сроки. И за все это, включая предпроектное обследование, анализ работы предприятия и учебу кадров по согласованному плану, – три тысячи рублей советских денег. По полторы тысячи на брата.

Пятилетка качества бодро шагала по стране, почетные пятиугольники весело смотрели с плакатов, и через неделю было заключено еще одно соглашение – с фабрикой-развалюхой, директор которой также был знаком приятелю Игоря, и которого трясли со всех сторон за отсутствие этой самой КС УКП. Трясли из главка, трясли из райкома партии, но где взять разработчиков, подсказать не могли. "Выкручивайся как можешь, но чтобы система в третьем квартале была!" И аспирант Фирсов, который к тому времени дописывал диссертацию по управлению качеством продукции и руководил аналогичной хоздоговорной темой у себя на кафедре, взялся за работу решительно и со знанием дела. Приятель – экономист-управленец – был на подхвате: собрать статистику, обработать ее, найти машинистку, переплетчика, оформить стандарты предприятия, на которых и строилась вся система, предложенная некогда львовскими учеными, получившими за нее Госпремию, и впоследствии оттесненная новыми починами. Но тогда дело шло.

Фирсов приезжал на завод или фабрику в обязательном костюме и при галстуке, развешивал в красном уголке плакаты, доставал из портфеля-дипломата план занятий, указочку и втолковывал подремывающим итээровцам, что качество продукции – это не только работа ОТК. "Да, да, уважаемый товарищ Иванов, и на вашем тарном участке! Потому что есть такой показатель – сохраняемость продукции, смотрите сюда, сейчас поймете. – Фирсов азартно шел к следующему плакату. – Ваша тара может сохранять качество, а может его понижать".

Вечерами Игорь рисовал схемы, строчил стандарты и щелкал калькулятором. Три летних месяца пролетели быстро. Еще быстрее испарились в неизвестном направлении полученные в сентябре деньги. Нет, кое-что Фирсов купил: диван вместо расшатанного прежнего, кой-какую одежку, японский автоматический зонтик. Всего рублей восемьсот потратил на дело. А куда делись остальные – могут знать лишь таксисты, швейцары в ресторанах и белокурая Галка, с которой он тогда встречался и которую, пожалуй, любил. Или казалось, что любил?.. Черт разберет – и противно и сладко иной раз вспомнить. Но не ее, наверное, сладко вспомнить, а то время – легкое, свободное, когда молод, когда сам себе хозяин, когда голова утром и не болит почти, – вышел на кухню, улыбнулся соседке тете Кате, которая грозит тебе с усмешкой пальчиком, попил крепкого чаю или кофе – и снова ты человек, никому ничего не должен, наоборот, тебе должны – кто десятку, кто двадцатку, а кто и сотню. И знаешь, что выйдешь сейчас на Большой проспект, побреешься у Наташки, сделает она тебе массаж своими ласковыми пальчиками – "Ох, Наташ, всю жизнь мечтаю иметь жену с такими ласковыми руками", – "У тебя, Игорек, и без меня, наверное, невест хватает. Вон ты какой у нас красавчик" – а у самой глазки тревожные делаются, хоть и улыбается. Выйдешь из парикмахерской, попьешь кофе в "Ландыше", Зураб тебе весело подмигнет: "Налить полтишок?", – "Нет, спасибо, мне сегодня на кафедру". И пойдешь к метро, а настроение будет – такси остановишь или частника. А потом, в середине дня, когда ты уже на кафедре отметился и к шефу зашел с серьезным видом, и поговорил с ним, и двум девчонкам, что на твоей теме работают, задания новые дал и похвалил их за старательность, когда со всеми уже виделся и дел особых нет, когда с Валерой пошушукался и договорился с ним ехать на рыбалку, – можно и Галке на работу позвонить, если она сама еще не позвонила. И вечер еще впереди, и Галка тебя при всех обнимет и поцелует: "Ты мой мужик. Ты настоящий мужик. Я тебя люблю". Ах, Галка, Галка, ну и стервь же ты оказалась. Но веселая стервь – скучно с тобой никогда не было. И не держит на тебя зла бывший аспирант Игорь Фирсов, хоть и обдаст иной раз холодом в левом боку, будто ледяной воды плеснули. А ведь чуть было в той любовной горячке не завернул с ней в загс. Н-да…

Были и потом халтуры – поскромнее, но достаточные, чтобы не хмуриться в ожидании стипендии или полставки, которые Игорь получал за руководство темой. Хотя случалось и попоститься, и бумажку с записанными долгами озабоченно разглядывать: "Мать честная, уже две сотни набрал. Надо что-то придумать…" Но всякий раз, когда приходило время возвращать долги, инстинкт самосохранения, что ли, заставлял мозг работать острее, и Фирсов находил деньги. Случалось и на грани закона балансировать, но, выражаясь юридически, преступал самую малость – букву закона, но не более.

Шел однажды по улице, увидел – объявление на дверях конторы: "Требуются экономисты на временную работу. Оплата по соглашению". Контора такая, что и название не выговоришь. Но мелкая контора, что и ценно. Причесался, зашел.

– Какая у вас работа?

– Счетная.

– Какие сроки?

– Месяцев шесть. Но чем быстрее, тем лучше.

– А сколько платить будете?

– Полставки. Рублей семьдесят.

– А пятьсот заплатите, если за месяц сделаю?

– Надо подумать… А как оформлять?

– Оформим шесть человек. Работать буду один…

Повели к начальнику – показал аспирантское удостоверение, паспорт – согласились. Доставил шестерых студентов со справками из деканата – оформляйте и давайте работу. Три недели сидел как прикованный к калькулятору, перемножал какие-то банно-прачечные и гостиничные принадлежности, суммировал койко-места, считал расход мыла и стирального порошка. Принес кипу таблиц-простыней, заполненных каллиграфическим почерком: хоть слева направо проверяй, хоть справа налево – все сходится. Студентам, когда получили деньги, оставил по десятке – таков был уговор. Рисковал, конечно, – могли и из аспирантуры турнуть, но обошлось – студенты молчали, а контору упрекнуть не за что: оформлено все правильно, работа сделана…

Нет, не тот человек был Игорь Фирсов, чтобы прийти в отчаяние от трех тысяч долга и последовать совету жены – устроиться на полставки электриком.

Он искал идею.

Но изменились времена, изменился и сам Фирсов, и браться, как прежде, за халтуры сомнительные он зарекся еще на "химии", когда слушал рассказы товарищей по несчастью – от сопливого хулигана Валерки Балбуцкого с вечно потными холодными ладонями, которого в отряде звали не иначе, как Балбесский, до седого капитана Морфлота Никитина, работавшего поначалу вместе с Фирсовым диспетчером на стройке, а потом переведенного за неосторожные слова о начальстве "на лопату" – бетонщиком.

Да, Фирсов стал предусмотрительнее. Иногда он ловил себя на мысли, что пытается в простейшем житейском деле – будь то поход с пустыми бутылками к приемному пункту или переход улицы – отыскать возможный криминал и избежать его. "Где бутылки взяли?" – "Дома. Жена может подтвердить. Обратите внимание – водочных нет, только пиво, лимонад и сухое". – "Почему оказались на середине улицы при красном сигнале светофора?" – "Не успел закончить переход по зеленому, при появлении желтого сигнала остановился на разграничительной линии…" Повышенная осторожность огорчала Фирсова, но что сделаешь, если за время, проведенное им в рабочем общежитии под Ленинградом, называемом спецкомендатурой и обнесенном высоким металлическим забором, он насмотрелся живых иллюстраций ко всем разделам уголовного кодекса, исключая, пожалуй, лишь преступления, связанные с изменой Родине и фальшивомонетничеством.