Труба над домом Фирсовых дымила теперь беспрестанно. Появилась на выходные и молодая жена Игоря с трехлетним пацаном, они нагребли большую кучу еще влажного листа, прогулялись по лесу, но ночевать не остались.

Дни стояли теплые, земля подсыхала быстро, и Фирсов ходил уже по участку в старых джинсах, кедах и тельняшке. Вешкин видел, как он просеивает через грохот землю, энергично перемешивает ее в ржавом корыте с песком и торфом, добавляет золу из ведра, какой-то белый порошок и засыпает все это в помидорные ящики, которые уносит в дом. Иногда он заглядывал в толстую потрепанную книгу, лежавшую у него на крыльце, чиркал что-то в блокноте, разводил в банках голубые и фиолетовые растворы, смотрел их на свет или, постелив на скамейку газету, ел из дымящейся кастрюли суп, заедая хлебом и луком.

В один из вечеров Вешкин слышал, как Игорь стучит молотком на веранде, и утром, выйдя на двор и приглядевшись к дому соседей, обнаружил, что окна их веранды затуманила прозрачная полиэтиленовая пленка, туго натянутая с внутренней стороны. За пленкой виднелись реечные стеллажи, заставленные ящиками. Игорь тем временем утрамбовывал в котловане лист и посыпал его известью.

– Здорово, сосед! – крикнул через забор Вешкин. – Все трудишься?

Игорь обернулся:

– Здорово!

– А калым-то скоро будет? – чуть насмешливо спросил Вешкин. – Или вообще не будет?.. – Он не спеша отворил железную калитку и прошел на участок Фирсовых. – Здорово! – Володька протянул руку, и Фирсов, сняв рукавицу, пожал ее, но из котлована не вылез.

– Это у тебя известь?

– Ага.

– Пустое дело, – сказал Вешкин, озабоченно оглядывая участок. – Когда еще перегорит. Навоз надо. Навоз. Навоз тепло дает. А это ерунда.

– Где же его возьмешь…

– Я вот с осени взял две машины, – кивнул Вешкин на большие кучи у своего забора, заваленные рубероидом и досками. – Два самосвала по пятьдесят рублей…

– Н-да, – сказал Фирсов и выпрыгнул из котлована. – Надевай, сосед, противогаз – сейчас сортир выгребать буду…

Вешкин хотел спросить про рассаду, но Игорь решительно направился к зеленой будке туалета, где уже были приготовлены черпак на длинном шесте и ведра.

Вечером, когда Вешкин вновь навестил соседа, котлован оказался набит рыхлым влажным торфом, и поверх него лежала обвязка из четырех ошкуренных бревен, сбитых скобами. Игорь ровнял за домом грядку по натянутому шнуру.

– Ну что, всерьез взялся? – подошел к нему Вешкин и протянул сигаретную пачку: – Покури. Как дела-то вообще?..

– Да ничего, – закурил Игорь. – А у тебя как?

– Нормально. Сегодня тоже целый день на огороде. – Вешкин помолчал и кивнул на веранду: – А там у тебя чего? Рассада?

– Да, поставил немного. Может, вырастет. – Он пошел к крыльцу, и Вешкин двинулся за ним, дымя сигаретой.

Воздух на веранде был влажный и теплый. Игорь включил свет, и Вешкин с любопытством подошел к трехъярусным стеллажам. В некоторых ящиках густо зеленел упругий ворс росточков.

– Это чего?

– Капуста. – Игорь взглянул на большой ртутный термометр, прилаженный к стойке стеллажа и принес из кухни дымящийся чайник. – Там на торцах написано.

– Ага, вижу. – Вешкин заходил вдоль стеллажей, читая аккуратные надписи шариковой ручкой и заглядывая в ящики: – "Огурцы Изящные"… "Кабачки Гри-бовские"… "Капуста цветная Мовир"… "Капуста Слава"… Огурцы еще не взошли, кабачки тоже. Понятно. А зачем тебе столько капусты?

– Для капусты… – Игорь развел в ведре теплую воду и взял пластмассовую леечку. – Для денег, стало быть.

– Ой, не могу! – Вешкин сел на табуретку и хлопнул себя по коленке. – Да кому нужна твоя рассада! Что ты за нее получишь? – Он насмешливо покрутил головой. – Во, фантазер! В Ленинград, что ли, повезешь продавать? Кто огородом занимается, сам выращивает. У меня вон огурцы уже третий лист дали – приходи, посмотришь. Нюрка на майские высаживать будет…

Фирсов не спеша поливал ящики.

– Да ты, если хочешь деньги заработать, насади ранней зелени – укропа, луку, петрушки-сельдерюшки, редиски – это всегда идет. Особенно когда дачники приедут. Вот тебе и будет калым!

– Не пойдет, – рассеянно сказал Фирсов. – Мне надо много и кучкой.

– Ну давай-давай! – Вешкин начинал злиться. – "Много и кучкой"!.. Курочка по зернышку клюет и сыта бывает. Посмотрим… – Он закурил новую сигарету и поднялся. – Да мы с Нюркой первые годы только, считай, одну зелень и выращивали. Это потом уже теплицу выстроили, тюльпаны, гладиолусы развели. Астру… – Вешкин ходил по тесной веранде и щурился от табачного дыма. – У меня и сейчас три гряды зелени – к речке, у забора, и две с морковкой, под пленкой. И все лето с деньгами. Худо, что ли? Не худо… Тебе советуют, а ты по-своему. Ну давай, посмотрим… Только учти – копеечное это дело.

– Ничего, – миролюбиво сказал Игорь. – Зато интересно.

– А-а-а! – дурашливо округлил глаза Вешкин. – Тогда другое дело. Если тебе главное интерес, то занимайся. Я пошел. Давай-давай. – Он вышел на крыльцо, но вернулся. – Слышь? Ты еще микроскоп купи! Чтобы микробов наблюдать! – Вешкин расхохотался. – Тоже, говорят, интересно…

– Правильно мыслишь, молодец. – Фирсов окунул леечку в ведро. – Приходи еще. Слушать тебя – все равно, что пить шербет.

"Ишь ты, с гонором! – думал Вешкин, открывая калитку. – Еще насмешки строит: "пить шербет"… Ему совет даешь, а он… Ладно, посмотрим".

Поздним вечером, когда поселок отошел ко сну, и лишь окна нескольких домов мерцали голубыми отсветами телевизоров, Фирсов поставил рядом с потрескивающей печкой стопку ящиков, разровнял в верхнем землю, продавил линейкой десять поперечных бороздок и развернул на тарелке влажную тряпицу с набухшими семенами огурцов. "Ничего, – сказал он, беря пинцетом первое семечко с белым проклюнувшимся ростком, – прорвемся…" И положил его в край бороздки.

2.

Еще зимой, прикидывая и так и эдак, Фирсов пришел к выводу, что ни один из известных ему способов зарабатывания денег не годится к тому, чтобы отдать три тысячи долгу в намеченные им самим сроки – год-полтора, максимум – два.

В блокноте, который Игорь завел в первые месяцы своего пребывания в спецкомендатуре и который он берег от чужого глаза (начнут оперативники искать по шкафам и чемоданам водку, ножи или инструменты со стройки и прихватят для изучения), – в этом блокноте, помимо прочих записей-размышлений, Фирсов накапливал будущие, так сказать, варианты решений финансовой проблемы, начиная с простого и скучного совместительства и кончая планами самыми авантюристичными и фантастическими. Занять, например, еще тысячу и накупить на нее рублевых конвертиков лотереи "Спринт" с дырчатыми жестяными заклепками. Накупить этого самого "Спринта", сесть над картонной коробкой и рвать конвертики по одному. Какой там самый большой выигрыш? Десять тысяч? Вот и славно: либо пан, либо еще одна тысяча долгу. Что три тысячи, что четыре – разница, в принципе, небольшая. Между совместительством, которое предполагало выплату долга в сроки необозримые, и лихим "Спринтом" размещались записи самые пестрые.

Разгр. вагонов – 15 р. за ночь. – Мало.

Рем. кварт. – 80 – 100 р. Где искать клиентов? Эпизод.

Шабашк., Север. – Опасн.

Чеканка, расск. Б-й. 1000 – 1500, лето. Опасн.

Фото, расск. К-н. Съедят.

Плакаты, студ. – 300 – 500. Маловероятн.

Писать диссерт. – Не те времена.

Почта, телеграммы. – Чушь.

И т. д. и т. п.

И хотя тесть, человек интеллигентный и обеспеченный, готов был ждать возврата денег и более пяти лет, о чем Игорю и было сообщено в момент кредитования, Фирсов тяготился положением должника и постоянно подыскивал идею – размашистую и прочную, свежую и пусть даже дерзкую, но без криминала. Без малейшего криминала. Добыть деньги он, пожалуй, мог, а вот заработать…