Да, СССР был идеократическим государством. Но люди-то были выше этой схемы. И Уланова, и Налбандян укрепляли общество, чтобы оно могло функционировать, чтобы люди могли работать, воевать, воспитывать детей. Обвинять за это художника, глядя сегодня «с другой кочки» — глупо, а издеваться — гнусно. Кстати, сегодня художественная интеллигенция пытается укрепить общество несравненно более идеократическое, чем было уже даже при Хрущеве. «Рынок» — так, как он представляется, потерял всякие рациональные черты и превратился в заклинание, в идею-идола. Но в качестве идола это идея предельно пошлая.
Заметим к тому же, что наши «рыночники» клеймят художников советского прошлого именно за то, что те удовлетворяли существовавший тогда платежеспособный спрос — то есть именно работали на рынок. Но насколько человечнее и чище был этот спрос по сравнению с сегодняшним! Вспомним фильмы того же Эльдара Рязанова. А сегодня прекрасные актеры собираются, чтобы снять «по прозе Брюсова» фильм ужасов, где Вертинская разыгрывает сексуальную сцену с ведьмой-лесбиянкой. С вершины этого «социального заказа» вы оплевываете искусство советского периода?
И встает вопрос: зачем, и так имея практически полную власть, издеваться над людьми? Зачем дразнить гусей? Неужели у наших дорвавшихся до власти интеллигентов накопилось столько комплексов, столько невыплеснутой желчи? Сопоставляя все, что довелось видеть, слышать и читать за восемь лет, не могу принять эту «уважительную» причину. И желчь, и комплексы есть — но есть и хладнокровный расчет профессионала, умело разрушающего национальное самосознание народа как целого. Разъединить людей, лишить их чувства локтя а то и натравить друг на друга можно лишь испоганив дорогие для всех образы и символы. Разрушив признаваемые всеми авторитеты. Ибо именно разрушение символов и авторитетов порождает их извращенное подобие — насилие. Это досконально изучено философами и историками (особенно теми, кто наблюдал фашизм в Германии). Глумление над нашими святынями — главный инструмент «социокультурной подготовки» реформ.
Насколько точен выбор объектов для глумления (что говорит о профессионализме), мне объяснили специалисты. Читал я лекцию в Бразилии перед обществом психологов и психоаналитиков. Тему они задали такую: «Технология разрушения культурных устоев в ходе перестройки». Я рассказывал факты, приводил выдержки из газет. А смысл слушатели понимали лучше меня. Особенно их заинтересовала кампания по дискредитации Зои Космодемьянской. Мне задали удивительно точные вопросы о том, кто была Зоя, какая у ней была семья, как она выглядела, в чем была суть ее подвига. А потом объяснили, почему именно ее образ надо было испоганить — ведь имелось множество других героинь. А дело в том, что она была мученицей, не имевшей в момент смерти утешения от воинского успеха (Как, скажем, Лиза Чайкина). И народное сознание, независимо от официальной пропаганды, именно ее выбрало и включило в пантеон святых мучеников. И ее образ, отделившись от реальной биографии, стал служить одной из опор самосознания нашего народа. И те, кто над этим образом глумился, стремились подрубить именно эту опору.
Конечно, вся эта братия многого добилась. Омрачила закат стариков, изгадила души юношей и девушек, расколола множество семей. Но стоит оглянуться и на историю. Революционный слом общества, осуществленный при их участии, вступает в новую фазу. Демократический миф исчерпал себя, и грядущий тоталитаризм может укрепиться лишь опираясь на темные, архаические чувства и стремления людей. И — таков уж непреложный закон — революция на этом этапе начинает пожирать тех своих детей, которые выполняли грязную идеологическую работу. Самые глумливые и будут отданы на съедение — не взыщите, господа московские комсомольцы. И когда я гляжу на их смазливые лица, мне кажется, что из них уже исходит слабое сияние — они уже идут к невидимой гильотине.
1993
От чего же мы отказались?
Чуть ли не главным принципом, который надо было сломать в советском человеке, чтобы совершить «перестройку», была идея равенства людей. Эта идея, лежащая в самой основе христианства, стала объектом фальсификации задолго до 1985 года — как только престарелого генсека окружила интеллектуальная бригада «новой волны». Она была представлена в виде уравниловки, из которой создали такое пугало, что человек, услышав это слово, терял дар мышления. Избивая это изобретенное идеологами чучело, на деле разрушали важный духовный стержень.
Конечно, вели атаку и на все смежные идеи. Так, бубня о социальной справедливости, вспоминали «оплату по труду», заставив забыть первую, более важную часть уравнительного идеала — «от каждого — по способности». Кто об этом помнит? А ведь это — развитие одного из важнейших охранительных табу, которые дают человечеству великие религии: «каждый да ест хлеб свой в поте лица своего». Это — запрет на безработицу, и его нельзя обойти выдачей субсидий и превращением безработного в паразита. Кладя эти принципы в основу нашей совместной жизни, наши отцы и деды заключили важнейший общественный договор: каждому человеку в России будет гарантирована работа, в идеале — по его способностям. Вот в чем были равны наши люди. Мы обязались друг перед другом не выбрасывать за ворота в чем-то слабых людей, не дискриминировать эту кем-то выделенную часть, распределяя между собой их заработок. Мы обязались делиться друг с другом работой и никого не отправлять на паперть или в банду, или в сумасшедший дом — три пути для безработного.
Да, хозяйство СССР велось неважно, неповоротливо. Занять всех людей с высокой интенсивностью не умели (вероятно, и не могли, недостаточна еще была индустриализация). Высок был поэтому уровень «скрытой» безработицы. Его можно было целенаправленно снижать. Но политически активная часть граждан, и прежде всего интеллигенция, решили по-другому. Они вполне сознательно согласились на превращение скрытой безработицы в явную. Они сделали шаг, который может решить судьбу всех (и самых благополучных) — отказались от постулата равенства и разрешили режиму выкидывать из общества целые отряды трудящихся. Выкидывать со спасательной шлюпки «лишних» людей. Интеллигенты, естественно, полетели за борт первыми. А с каким восторгом слушали они недавно сладкозвучных сирен «экономической свободы».
Вот депутат Н.М.Амосов, занимающий, согласно опросам, третье место в списке духовных лидеров нашей интеллигенции, в эссе под скромным названием «Мое мировоззрение» утверждает: «Человек есть стадное животное с развитым разумом, способным к творчеству… За коллектив и равенство стоит слабое большинство людской популяции. За личность и свободу — ее сильное меньшинство. Но прогресс общества определяют сильные, эксплуатирующие слабых». И далее этот демократ предлагает применить сугубо фашистскую процедуру по отношению ко всему населению — провести селекцию на «сильных» и «слабых» путем широкого психофизиологического обследования. Понимают ли наши интеллигенты, которые следуют духовным импульсам этого «вождя», что это означает? Кто же после этого у нас «коричневый»?
В наиболее полной и поэтической форме отказ от равенства и культ сильных, находящихся «по ту сторону добра и зла», выразил Ницше в своей книге «Антихристианин». Читали наши новые идеологи эту книгу? Вряд ли — уж больно бледно и скучно они выражают ее мысли. Они — ницшеанцы вульгарные, стихийные.
У Ницше за его отрицанием человеческой солидарности хотя бы стояло жгучее желание прогресса, совершенства, возникновения «сверхчеловека». Ради этого и развил он антихристианскую и трагическую философию «любви к дальнему». «Чужды и презренны мне люди настоящего, к которым еще так недавно влекло меня мое сердце; изгнан я из страны отцов и матерей моих». Но из какой любви к дальнему, ради какого прогресса радуется Чубайс банкротству предприятий — часто технически наиболее совершенных?
Любовь к дальнему, как с радостью предвещал Ницше, неизбежно ведет к войне. Русский философ С.Л.Франк пишет: «Деятельность любви к ближнему выражается прежде всего в миролюбивом, дружественном, благожелательном отношении ко всем людям; творческая деятельность любви к дальнему необходимо принимает форму борьбы с людьми… Любовь к дальнему требует настойчивости в проведении своих стремлений наперекор всем препятствиям; ее идеал — энергичная, непримиримая борьба с окружающими «ближними» во имя расчищения пути для торжества «дальнего».