Стал он подобен праху на ветру.
Он даже заложил в ломбард ради чарки свой любимый, чудесно сохранившийся, скелет индейского мальчугана.
Институт антропологии звонит Артему Васильевичу — он трубку не поднимает.
Жена его Нюрочка тарабанит в дверь, он даже в глазок не глянет.
И вот, однажды, господин Кобылко нашел себя в диком похмелье на кладбище, среди покосившихся крестов и полуистлевших венков.
“Эва, куда меня занесло! — содрогнулся Кобылко. — Гиблая моя душа”.
И тут подле него, от заплесневелого креста, отделилась девушка в красном платье.
— Антрополог Кобылко, — мелодично произнесла она, — возьми меня в жены.
— Как зовут тебя, девушка? — Кобылко стряхнул с себя щмотья паутины.
— Алиса, — взмахнула огненно-рыжей челкой девушка.
— А за что ты полюбила меня?
— За твои душевные метания.
Артем Васильевич подошел к девушке и тщательно исследовал ее череп.
— Умный череп, — изумился он, — даже мудрый череп. Я беру тебя в жены.
— Только обещай мне, Артемушка, никогда не отчаиваться, — попросила Алиса. — Отчаяние — великий грех.
2.
Стал антрополог Кобылко с Алисой жить-поживать и добро наживать.
Все хорошо!
Артем Васильевич ни капли алкогольного зелья в рот не берет, а в человечестве уже не сомневается.
— А что?! — иногда восклицал он. — Неплохое человечество. Пусть живет. Хлеб-кашу жует!
И тут раздается звонок в дверь.
И давний приятель Кобылко, вице-спикер нижней палаты г-н Гринько, приводит трех кандидатов в Президенты, и просит:
— Ощупай, Артем Васильевич, их черепушки. Скажи, у кого из них шансы предпочтительней.
Стал господам кандидатам Кобылко черепа мять и становится все мрачнее и мрачнее.
У одного маленького лысого старика череп со всех сторон в шишках, да в надолбинах глупости, просто некудышний череп.
У другого, здоровяка-мальчишки, голова такая махонькая на саженых плечах, что не сразу ее и найдешь. А найдешь, примешься щупать — так кроме густых волос ничего и не чувствуется.
У третьего кандидата голова столь большая, что еле-еле в дверной проем прошла. А щупаешь ее — что твой студень. Студенистая голова!
“Все напрасно! — всколыхнулись в антропологе Кобылко прежние мрачные мысли. — Человечество подползает к неутешительному финалу!”
— Ну, что? — с надеждой спрашивает г-н Гринько у Кобылко.
— Никаких шансов! — громко и отчетливо ответствует антрополог.
— Неужто никаких? Подумай!
Алиса муженьку знаки замолчать ручками делает, а тот, знай, свое талдычит.
— Ровным счетом никаких!
— Ну смотри, Артемушка, — зашипели незадачливые кандидаты в президенты. — Как бы не пожалеть тебе!
Через пару деньков антрополог Кобылко был сослан в заполярный город Минусинск на вечное поселение и без права переписки.
3.
И вот живет себе гражданин Кобылко в Минусинске, черепа эскимосов и нанайцев щупает. Тоскливо без Алисы, тоскливо и без Москвы Златоглавой, что и говорить.
Однажды, зазвучали валдайские колокольчики собачьей упряжки и, отвернув олений полог, в юрту вошла Алисонька.
Ударилась она об пол, превратилась в рыжую лисицу.
Затем забросила себе гражданина Кобылко на спину, да и была такова из Минусинска.
Путь им созвездие Большой Медведицы освещало.
Через полчасика они уже в Москве были, в своей квартире на проспекте Мира.
Ударилась тут лисица о паркетный пол и вновь прежней Алисой стала, только еще краше.
— Милая, да ты оборотень?! — воскликнул вечный переселенец Кобылко.
— Оборотень, — не стала отпираться Алиса. — А сейчас иди к Президенту. Он тебя кликал.
— Быть того не может.
— Президентом стал твой прежний дружок, Гринько.
— Васька в гору пошел! — не сдержался Кобылко.
— Только какой бы череп у него не оказался, — посоветовала Алиса, — та виду не подавай. О Минусинске помни!
4.
Пришел Артем Васильевич в Кремль, а там его уже Президент Гринько ждет с распростертыми объятиями.
Расставили свои объятия и три тайных его советника — маленький старичок с некудышним черепом, здоровяк с зачаточной башочкой, да квадратный человек со студенистой головушкой.
Тянутся они к Артемке своими властными пальцами, приветственно подмигивают.
Но антрополог лишь подмигнул им в ответ и сразу же приступил к делу — президентский череп щупать.
И как стал его щупать, так мрачнее и мрачнее становится, мрачнее и мрачнее.
“Нету, думает, с таким черепушкой у отчизнушки будущего. Алес!”
А у самого в ушах звон валдайских колокольчиков на собачьих упряжках, да нежный голосок Алисы:
— Худого не говори. Не впадай в отчаяние!
— Ну, что?! — с тревожной надеждой спрашивает Президент.
— Ну, что? — приближаясь к Артему Васильевичу, и опять же с надеждой, спрашивают три тайных советника.
— С такой головой о-го-го! — отвечает Кобылко.
— Что о-го-го? — спрашивают, и даже так слегка зубами поклацывают.
— Горы можно свернуть!
Ох, и обрадовались тут все.
Стали его приветственно по спине бить, а Президент сразу Указ написал, назначил г-на Кобылко главным кремлевским антропологом с двойным окладом и с усиленной охраной.
5.
Все хорошо, а идет Артем Васильевич домой пригорюнившись.
“Как жить не по лжи?!” — спрашивает себя и ответа не находит.
А дома ему Алиса тапки с бумбончиками подает и спрашивает:
— Назначили?
— Назначили, — горестно откликается Артемка. — Погибла Россия! Поганый череп!
— А ты не тоскуй, — нежно обняла Алиса мужа, да нежно зашептала ему на ухо. — Сколько поганых черепов в России было, ан выжила. Разве мы черепом живем?! Сердцем!
Тут все смекнул г-н Кобылко, просветлел внутренне.
— Да, — воскликнул он, — впереди нас только счастье ждет.
— Всякое будет, — улыбнулась Алиса, тряхнув огненно-рыжей челкой. — И счастье, миленький, тоже.
Капсула 5. ИЗГНАНИЕ БЕСОВ ИЗ СКУЛЬПТОРА ЗОСИМОВА
В разгар летней страды скульптор Зосимов приехал из Москвы в деревню Натухаевку, к своей матери.
А приехал он — изгонять бесов.
*
Рано утром Зосимов услышал стук в окошко с расшитой крестиками занавеской.
“Вот оно, началось”, - с радостью и одновременно тревогой подумал Зосимов.
На пороге пред ним предстал белый как лунь дедушка, с холщовой котомкой через плечо.
— Тебе бесов-то изгонять? — лукаво улыбнулся старичок.
— Мне! — выдохнул Зосимов.
— Скотина в доме имеется? — гортанно вопросил дедушка.
— То есть?! — испугался Зосимов.
— В смысле индюков, бычков, курей, — пояснил старец.
— Имеется! — воскликнул Зосимов. — Пойдемте!
Он провел дедушку на задний двор.
А надо заметить, что мать Зосимова, Анфиса Федоровна, довольно-таки разбогатела за последнее время.
Судите сами.
В роскошной навозной жиже валялся десяток-другой крутобоких и широкопятачковых свиней.
На плетне сидело десятка три пестрых кур, обладающих ценным даром нести яйца с особым задором.
За плетнем меланхолично шлялись и пощипывали “зеленку” три буренки с бычком.
И еще много-много было всего — кролики, нутрии, т. е. южноафриканские крысы, годные на зимние шапки, перепела, индюки и пр. и пр.
— Достаточно? — вопросил дедушку Зосимов.
Дедушка по-лезгински щелкнул языком и сказал:
— Весьма!
— Ну-с, начнем, что ли? — подтолкнул дедушку к решительным действиям Зосимов.
— Чего ж не начать-то? — ласково изумился дедушка.
И дедушка достал из холщаной котомки довольно-таки увесистую дубинку, видимо из древесины дуба.
— Палка-то зачем? — потупился Зосимов.
— А вот узнаешь, сынок! — ответил белый как лунь дедушка и изо всех сил тяпнул дубинкой Зосимова по головушке.
— Ай-ай, — завопил Зосимов. — Ты что делаешь, старче?!
Но не успел Зосимов еще докричать свое вопросительное восклицание, как из его груди, словно раздвинув ребра, выскочил крохотный, лопоухенький и зелененький чертенок.
